Во взглядах Чеха много противоречивого. Туманны его представления о путях к справедливому мироустройству. Как сын своего времени и своей среды он отдает дань либеральнореформистским иллюзиям, возлагает надежды на мирное разрешение общественных конфликтов. В духе поэтов колларовской эпохи, призывавших славян к единству, Чех считает, что залог грядущей свободы и прогресса — в преодолении внутренних распрей. Но как талантливый и чуткий художник не может не отражать те реальные процессы, кбторые все дальше уводили чешское общество от патриархальных иллюзий, от возрожденческого идеала всеобщего братства. Воспитанный в духе представлений о чешской нации как едином и неделимом целом, он постепенно начинает осознавать ее неоднородность, видеть не только национальное, но и классовое расслоение общества. Он показывает обострение социальных противоречий, протест угнетенных. Он страшится революционного насилия и в то же время жаждет народного взрыва, мятежа.
Поэтому его лучшие произведения приобретают объективно революционный смысл. Многие — популярны в рабочей среде, публикуются в социал-демократических изданиях. В его творчестве есть мотивы и образы, навеянные событиями Парижской коммуны, есть отклики на борьбу славян против турецкого ига, на революцию 1905 года (неоконченная поэма «cтепь», 1908).
В поэме «Лешетинский кузнец» (1883), запрещенной цензурой а не сразу увидевшей свет, Чех создает героический образ бирца с тиранией: Ты не трус, кузнец! Когда б таких Еыло больше, чтоб объединиться, Гнев народа прыгнул бы как львица, Растерзал тиранов всех своих, И штыки б не защитили их! (Перевод М. Зенкевича) Одним из первых в литературе XIX века Чех угадал в бесправном труженике «героя будущего» (одноименное стихотворение из сборника «Новые песни», 1888).
Голос писателя все чаще сливается с голосом угнетенных.
От их имени он говорит в мятежной поэме «Песни раба» (1895), где, осуждая всяческое рабство, призывает разорвать его цепи. Радикальные мотивы творчества Чеха достигают здесь своей кульминации. «Песни раба» — одно из самых сильных и смелых в чешской литературе предвестий активной, всенародной борьбы за свободу.
Как человека и художника Чеха привлекают героические стороны бытия. Он приветствует движение времени, движение истории, свежий ветер социальных бурь, ойгущает их поэзию и красоту. Требует от своих сограждан четкой жизненной noзиции, осуждает компромиссы: Сознаться ты обязан честно, Кто ты — союзник или враг. («В первом ряду». Перевод Я. Галицкого) Поэта привлекают характеры яркие, люди смелые, сильные, готовые к борьбе за общее благо, будь то вождь таборитов Ян Жижка, или Ян Рогач, один из последних героев гуситской революции, или современпики Чеха — Лешетинский кузнец и безымянный бедняк, в сердце которого вызревает гнев протвв господ.
Пафос истории, патетика борьбы, сила чувств писателя, его мощный общественный темперамент ищут своего воплощения в поэтических жанрах. Чех свободно чувствует себя в эмоциональной стихии ноэзии. Его поэтические произведения разнообразны по темам, жанрам, стилистике, интонациям.
Открытая риторика сочетается в них с язвительной иронией.
Очень часто, осуждая общественные пороки и недостатки, Чех прибегает в языку сатиры (поэмы «Гануман», 1884; «Домовой», 1889 и др.»
«По общей направленности и принципам своего творчества, Да глубине проникновения в жизнь и правдивому отражению социальных конфликтов Чех писатель-реалист. Он творит в эпоху утверждения реализма в чешской литературе и стоит на уровйе задач и возможностей своего времени. Но он не откашвается и от романтической образности.
В ряде стихов, и поэм Чех приподнимается над мелочами и буднями жизни, пытаясь уловить какой-то ее общий закон, тенденцию, процесс, не дробя их на частные проявления. Чех мыслит крупно, масштабно, такими категориями, как народ, славянство, человечество. Грандиозности тем, экспрессивности чувств соответствует стиль его стихотворений, их высокий слог, словарь. «Вольность — дочь небес», «идеал», «герои», «божественный лик» — этот языковый пласт в наиболее частом обращении у поэта. Романтическую окраску имеют произведения, где поэт решал тему будущего, действуя в сфере прогнозов, догадок, предположений.
А рядом с этим высоким поэтическим искусством живет другой вид творчества: рождаются повести, рассказы, очерки, путевые заметки, фельетоны, воспоминания. Чаще всего он публикует их в журналах, нередко под псевдонимами. Не спешит выпускать отдельными книгами, раскрывать свое авторство. Верный пристрастию к искусству поэзии, рассматривает эту свою деятельность как вид литературной поденщины.
Но в процессе ее он создает ряд произведений, выявивших его незаурядное мастерство прозаика («Заложенная совесть», 1871; «Ястреб против Горлинки», 1876; «В отблеске гранатов», 1892; «Второе цветение», 1893 и т. д.). В них он пытливо исследует правы буржуазной среды, делает яркие зарисовки с натуры, откликается на актуальные проблемы дня. В прозе более последовательно проявились реалистические принципы его искусства. Обращаясь к прозаическим жанрам, Чех как бы спускался с высокого пьедестала, в будни, в стихию разговорного языка, сокращая диетанцию между литературой и жизнью, между своим творчеством и будущими поколениями читателей. Иные поэтические творения Чеха сейчас трудно воспринимать из-за их пышного многословия и архаизмов. А его воспоминания, целый ряд очерков и рассказов, отличающиеся классической простотой и ясностью стиля, до сих пор звучат свежо и современно.
В русле этой «поденной» журнальной прозы, которая обеспечивала постоянные и живые контакту писателя с действительностью, оттачивала его перо рассказчика, сатирика и публициста — и возникали повести о Броучеке.
В них тоже, только иначе, чем в поэзии, находя своеобразное жанрово-стилистическое соответствие, проявлялся общественный темперамент писателя, его заинтересованность в социальном прогрессе и непримиримость к силам, прогрессу препятствующим.
Пан Броучек вошел в творчество Чеха как «антигерой», как полная противоположность характерам, воспетым им в стихах и поэмах. Он стал средоточием ненавистных писателю черт — эгоизма, малодушия, беспринципности. Он стал выражением растущей антипатии художника к классу собственников, к чешской буржуазии. С той же страстью, с какой был воспет Лешетинский кузнец, восставший против угнетателей, Чех осудил пассивность чешских «броучеков», своим равнодушием потворствующих реакции. Независимо от младшего современника, великого писателя России, Чех обращался к теме «ужа и сокола», «жирных гагар и бyрeвестника», которую вскоре со всей мощью своего таланта и прозорливостью поэта революции поставит Максим Горький.
В чешской литературе XIX века уже и ранее находили осуждение эгоизм, бюргерское самодовольство, равнодушие к судьбам народа. Мещански-обывательское отношение к жизни высмеивали Ф. Л. Челаковский и И. К. Тыл, Б. Немцова и К. Я. Рубеш, А. Ирасек и Я. Неруда, прибегая к едким сатирическим краскам. Они как бы прицеливались, примеривались к новому объекту чешской сатиры, который скоро займет свое место рядом с ее классическими персонажами — спесивыми аристократами, тупыми генералами, глупыми монархами, что издавна служили предметом издевательства народных острословов, а в 40-50-х годах XIX века были безжалостно высмеяны Карелом Гавличеком Боровским. Пройдет время, и Ярослав Гашек покажет абсурдность и гнилостность всей австрийской монархии с ее нелепым и пагубным духом милитаризма.
Но уже писатели первой половины XIX века, не теряя из виду исконных недругов чешского народа — поработителей, начинают все пристальнее приглядываться к внутренней реакции, к тому скрытому злу, которое являли собой отечественные мещане, мелкие буржуа. Надевая на себя благопристойные маски демократов и патриотов, они сковывали демократическое движение, тормозили прогресс изнутри.
Из современников Чеха ярче других показал лицо мещанства Ян Неруда в «Малостранских повестях» (1878). Но малостранские обыватели рассеяны среди других персонажей, они возникают в общем потоке жизни городских кварталов, с естествеяяветыо и юмором воссозданной замечательным реалистом.
Осуждая мещанство, Неруда сочувствует трудным судьбам маленьких людей. Сатирическое начало сплетается в его повестях с началом лирическим.
Сватоплук Чех вычленяет мещан из многоликой городской толпы. Он сосредоточивается на теме, исподволь вызревавшей в литературе, вносит много нового в ее разработку.
Гораздо более четко, чем это удавалось другим, Чех показал социальные корни мещанства, определил его классовую сущность. В этом заслуга писателя и знамение эпохи. Обывательская психология, как бы не имевшая ранее «постоянной прописки», постепенно закрепляется за буржуазной средой. Основным ее носителем становится мелкий собственния.
