— По идее?
— На, короче.
Маленькая синяя конфетка перекочевала в руки настороженного Иревиля. Конфетку обнюхали, лизнули, посмотрели на просвет (темно — ничего не увидел) и, плюнув, съели.
— Ну… как?
— Рога не отвалились.
— А хвост, хвост проверил?
— Я те дерну! Нет. Не отвалился.
— Жаль.
— ?
— Ну то есть… ты что-нибудь слышишь? Вон они еще болтают.
— Кхм… гм. Мяу. Мя-яу, миу, мяо. May. Достаточно?
— Кошмар какой-то, что я скажу Милли?
— Кому?
— Ну… она главный ученый и…
— А я, значит, вечный кролик?! Передай своей… ой.
— Что такое?
— Гм… я что-то почувствовал.
— Конкретнее! — волнуясь.
— Ну… голова болит. Нос чешется. Еще кое-где чешется.
— Где?! — с надрывом.
— Там, — туманно.
— Рёва…
— О! Я чувствую прилив сил. Больше не холодно… скорее, жарко. Я горю!
— Щас, я сейчас. Вот… так легче?
— Ты всегда так эротично стягиваешь шмотки? Даже штаны порвать умудрился.
— Тебе легче? — прижимая к себе его брюки и страшно волнуясь.
— Гм… нет.
— Дай лоб. Да ты горишь!
— Я в курсе.
— На, бери антидот и немедленно ешь!
— Не хочу. А вдруг поможет?
— Рёва!..
— Слышу пение птиц.
— Каких птиц?
— Ворон. Тишина.
— Что орут? — тихо.
— Кар-р-р, — глубокомысленно. Анрел сжал зубы.
— Иревиль, или ты сейчас же съешь таблетку. Или…
— Да я просто простыл, оттого и жар.
— Но ты же дух.
— И что? Мне холодно. Я замерз, — угрюмо.
Анрел посмотрел на свои две куртки и все еще прижатые к груди штаны Иревиля. Ему стало стыдно.
— На, — протянул смущенно.
— Спасибо, — тихо.
— Так каково будет твое желание?
— Любимого.
— …что?
— Я хочу, чтобы ты подарила мне того, кто сможет полюбить меня больше любого другого.
— Хм… найти его будет непросто. Если он вообще существует.
— Я такая страшная?
— Но если таково твое желание…
— Угу, — хмуро.
— Пошли.
— Иля! — сзади, испуганно.
— А? — оборачиваюсь.
Анрел бежит вслед за мной, стараясь не попасть в лужу, неся на руках чихающего и кашляющего Иревиля.
— Он… он заболел.
Рёва что-то пробурчал, но не вырывался. Видимо, действительно сильно ослаб. Сажусь на корточки, беру обоих на руки и осторожно опускаю их за пазуху. Чувствуя, как кожу холодят их крошечные тела.
— Сможешь его вылечить? — тихо Феофану.
— Уже. Но все сложно, он все-таки нечисть.
— Апчхи.
Я кивнула и ускорила шаг. Кошка уже исчезала за поворотом.
Старый дом, покосившиеся стены, дыры вместо окон, пыль и паутина вокруг. Здесь было неуютно, грязно и темно и уже очень давно никто не жил.
— Иди за мной. — По старым скрипящим доскам кошка легко перебежала к лестнице и направилась на второй этаж, не оглядываясь назад.
Я пошла следом, то и дело рискуя провалиться под пол, так как мой вес скрипящий настил из досок выдерживал с трудом.
И все же я тоже вскоре очутилась на втором этаже, оглядываясь по сторонам и не понимая — куда дальше?
Передо мной начинался длинный коридор с цепочкой дверей. Ближайшая справа была открыта. Туда я и последовала.
— Иди сюда.
Кошка сидела посреди огромной пустой комнаты (не менее грязной, чем холл внизу) и смотрела в огромное, во весь мой рост, старинное зеркало, нетерпеливо подергивая хвостами.
— Загляни в него. — Это прозвучало как приказ.
Подхожу к гладкой поверхности и с трудом различаю свое отражение среди разводов и пыли.
— Его бы протереть, — задумчиво.
— Не отвлекайся. Просто повтори свое желание. С чувством. И оно выполнит его.
— Зеркало? И как же? Я увижу его отражение?
— Не совсем, — Кошка подошла к подоконнику и запрыгнула уже на него, — Мне пора, извини, но у меня сегодня мало времени. Просто запомни: произнеси свое желание как можно более четко и со всей страстью, на которую ты способна. И зеркало его выполнит.
— Да, но…
— Прощай. И… я больше не в долгу перед тобой.
И кошка исчезла в проеме, мелькнув задними лапками.
Тяжело вздохнув, я достала из кармана чистый носовой платок и начала протирать поверхность, рискнув увидеть свое непрезентабельное отражение.
— А… че мы тут делаем? — На груди закопошились, и высунулась голова Иревиля.
— Я… я потом расскажу. Ты как?
— Перед глазами плывет, жарко и сильная слабость. Поможешь?
Я послушно пересадила его на плечо.
— А где Феофан?
— Он столько сил грохнул на меня, что сейчас спит.
— Понятно.
К щеке прижались, утыкаясь в нее горячим лбом.
— У тебя и вправду жар.
— Уже легче. Температура спадает, просто у лечения — замедленный эффект. Так что мы тут делаем?
— Ну… кошка сказала, что зеркало выдаст мне суженого.
— Лучше стыреного. Надежнее.
— Не язви. Я смогу отыскать того единственного, кто сможет меня полюбить.
— А ты подумала: что будет, если тебе выдадут толстенького дедка с геморроем, к примеру? Но страшно влюбленного.
Я замерла. А ведь действительно.
— Во-от. Ой, моя башка.
— Ну я его отправлю обратно.
— Или трехмесячного младенца, — продолжал издеваться Иревиль, — который лет через дцать… а пока будешь сама ему пеленки менять и грудью кормить… чьей-нибудь.
— Перестань.
Иревиль замер и удивленно посмотрел на меня, оторвавшись от щеки. Из глаз моих катились слезы, мне было грустно и страшно одиноко.
— Мне… мне нужен хоть кто-то.
— Но у тебя есть мы, — растерянно.
— Да. Прости. Я… я просто испугалась на секундочку, что вы не всегда будете рядом или однажды, как и все остальные, я просто не смогу вас увидеть. А еще я вчера нашла в библиотеке сказку о любви и…
Иревиль нахмурился и почесал затылок.
— Ладно. Вызывай. Там разберемся.
Я улыбнулась и кивнула, вытирая слезы и закусывая губу. Было очень страшно, но и интересно тоже. А вдруг… он будет не такой страшный и… совсем как в той книжке: высокий, изящный и с разноцветными глазами.
— Зеркало. Можешь ли ты найти того, кто полюбит меня? — твердо. Понимая глупость фразы.
— Сформулируйте вопрос точнее. — Хрустальный голос, прям как у нашего бортового компа был.
Ну… ладно.
— Сколько существует особей мужского пола половозрелого возраста, способных испытывать ко мне чувство, обозначенное как любовь?
— Тысяча двести тридцать девять.
У Иревиля отвисла челюсть, я икнула. Смотрю на свое отражение. А я… вполне даже ничего. Гм… а если уточнить?
— Исключить зверей, птиц и всех особей негуманоидного типа.
Легкая заминка, до нас донеслась тихая мелодия.
— Семьдесят три.
Иревиль заржал, попросил дать и ему спросить. Не жалко. Мне вообще сейчас плохо.
— Гхм! Исключить всех, кто не понравится самой Иле.
Еще одна заминка.
— Десять.
Ну… уже что-то.
— Исключить тех, кого не смогу полюбить я.
— Ноль пять десятых.
Тупо смотрю на свое отражение. Это как?
— Поясни, — сжимая и разжимая кулаки в попытке успокоиться. Иревиль убеждает, что половина мужчины — неплохо. Сейчас можно неплохой протез сварганить. Главное, чтобы было основное. Мозг, к примеру, — неважен.
Духу явно лучше.
— Найдена особь мужского пола, гуманоидного вида, способная к размножению, — я отчего-то покраснела, — способная влюбиться в объект Илия настолько, что под угрозой оказываются все жизненные функции в случае полного прерывания контакта двух особей.
— Ниче не понял, — хмуро. На ухо.
— Без меня умрет, — пояснила я.
— А-а…
— Индекс ноль пять десятых означает равное процентное соотношение вероятности вызова как положительных, так и отрицательных чувств взаимной любви со стороны объекта Илия.
Тишина.
— Че? — тихо. Слева.
— Либо я в него влюблюсь и все будет хорошо, либо нет и он опять же умрет.
— Кто умрет? — из-за воротника, выбираясь на подгибающихся руках.
Помогла, посадила бледного анрела к Иревилю. Тот тут же его обнял, не давая свалиться на пол и заботливо щупая лоб то ему, то себе. Заодно анрелочка ввели в курс дела.
Я же крепче сжала кулаки, зачем-то кивнула своему отражению и медленно произнесла пересохшими губами:
— Прошу перенести сюда последнего найденного из общей выборки человека.
Легкая заминка.
— Он не человек.
Рёва и Феофан заткнулись.
— А кто? — Феф, испуганно.
— Тырг.
Тишина. Иревиль тихо просит фотку или видеозапись, а то мало ли… какие там тырги бегают.
— Ваше время истекает. Просьба ответить утвердительно или отрицательно на перенос объекта в эту комнату.
А он здесь хоть выживет? Мало ли, русалка какая…
