Крюгер вскочил. Времени на раздумья у него не оставалось. Он подпрыгнул вверх, вцепившись руками в болтавшийся под потолком фонарь.
В следующую секунду глыба льда оказалась у Фредди под ботинками. Он мог бы спокойно пройтись по верхушке айсберга, дождавшись, когда тот минует кубрик, но вместо этого в испуге поджал ноги.
Крюк, к которому крепился фонарь, не выдержав напряжения, вырвался из потолка, и Крюгер упал на лед. Вскинув глаза, он увидел, как на него надвигается стена кубрика; он обхватил голову руками, защищаясь от неизбежного удара, но каким-то чудом стена просочилась сквозь него. Потом Крюгера миновали призрачные гальюн и камбуз. Промелькнула корма, задев его полотнищем флага, и Крюгер вдруг обнаружил себя сидящим на плоском выступе айсберга, вне корабля.
Крюгер огляделся и увидел удаляющийся от него Летучий Голландец.
Шум ревущего мотора вывел его из оцепенения. Он посмотрел себе за спину и заорал от ужаса.
На всех парах к айсбергу приближалась яхта. В ее рубке темнел зловещий силуэт, который Крюгер узнал бы из тысячи.
За кормой Летучего Голландца Терминатор не мог видеть лежавший у него на пути айсберг. И только когда парусник прошел дальше, киборг наконец заметил неожиданное препятствие.
Но тормозить или сворачивать в сторону было поздно.
Яхта врезалась в лед. От сильнейшего удара Терминатор пробил головой окно рубки, пролетел над носом судна и рухнул на льдину, прямо в объятия обезумевшего от страха Крюгера, который, в отличие от киборга, не умел просчитывать траектории полета целей и потому не успел вовремя отползти.
Фредди спасло только то, что киборг от сильного сотрясения всех своих микросхем лишился сознания.
Крюгер, кряхтя, выбрался из-под неподвижного тела женщины, взгромоздился на самый высокий выступ айсберга и завопил что было мочи вслед Летучему Голландцу.
— Караул! Спасите! Убивают!!
Этот истошный крик был способен разбудить и мертвого. У лежащего на спине Терминатора задрожали кончики пальцев. Но пока на его дисплее мельтешили сплошные помехи, и сознание к нему не возвращалось.
Заметив, что женщина как-то странно задергалась, Крюгер заорал уже на пределе возможностей. И был, наконец, услышан.
— Я же говорил ему сидеть в кубрике и не высовываться, — проворчал капитан Летучего Голландца. Развернув корабль, он поспешил на выручку.
Постепенно приходя в себя, Терминатор проверял состояние отдельных систем своего уникального организма. Раскорячив ноги и сверкая голыми коленками, он сжимал и расслаблял механические мышцы, сгибал и разгибал в суставах конечности. Потом, все также лежа, заелозил по льду бедрами, зашевелил руками. Пальцы стали сжиматься в кулаки.
Крюгер был настолько обескуражен этими действиями, что даже не подумал вытащить из трусов свою перчатку. Перед буйным темпераментом этой гоняющей его по всему свету женщиной он вдруг почувствовал себя полным ничтожеством. И сейчас, сознавая свою убогость, он ни за что бы не посмел поднять на нее руку.
Летучий Голландец приближался к айсбергу.
Терминатор встал на ноги и снял с переносицы разбившиеся очки. Из левого глаза торчал осколок. Терминатор извлек стеклышко и пальцами смежил веки над раненным глазом.
Здоровый глаз холодно остановился на бледно-желтом лице Крюгера. На дисплее киборга появились колонки цифр. Объект находился от него в пяти метрах, сорока шести сантиметрах, трех миллиметрах.
У киборга не было при себе автомата. Долей секунды хватило ему, чтобы установить отсутствие поблизости вспомогательных орудий убийства, вроде доски, «розочки», отбойного молотка или бензопилы. Бежать на яхту за автоматом было поздно: за это время объект мог успеть перебраться на парусник.
И Терминатор принял решение задушить Крюгера голыми руками. Он бросился вперед.
В этот момент голландец с кормы корабля протянул Крюгеру свой костыль, который неожиданно разросся на несколько метров в длину.
— Держите, Крюгер!
Фредди вцепился в палку с такой силой, что на пальцах потрескалась кожа и с левой руки осыпались ногти.
Летучий Голландец тронулся с места, увлекая его за собой.
Терминатор прыгнул в воду, но ботинки Крюгера ушли у него из-под самого носа.
Прикинув скорость корабля и сравнив ее со своими физическими возможностями, Терминатор понял, что вплавь ему парусник не догнать. Он выбрался из воды на айсберг и направился к застрявшей в расщелине яхте.
Голландец разжег трубку и в третий раз разлил по кружкам крепчайший ром.
— За ваше чудесное спасение, Крюгер, — провозгласил он, одним залпом осушил свою кружку и добавил: — Кем она вам приходится, если не секрет?
— Кто?
— Женщина с яхты.
— Никем, — буркнул Крюгер, отпив глоток, и поставил кружку на прибитый к полу дубовый стол. — Не знаю, откуда она взялась.
— Не желаете рассказать мне всю правду?
— Всю?
— Всю.
Крюгер допил ром и почувствовал, как спиртное обжигает у него все внутри.
— Вы ведь не святой и не великомученик, — усмехнулся капитан. — Или я ошибаюсь?
— Ну, не святой, — угрюмо согласился Крюгер. — Я — Фредди Крюгер с улицы Вязов.
— Мне это ни о чем не говорит.
— Меня знают все! — с пьяным бахвальством выкрикнул Крюгер, стукнув кулаком по столу.
— Кроме меня, — заметил голландец, поглядывая на раскрасневшееся лицо гостя со спокойным благодушием. — И не ломайте мне мебель, она и так скоро развалится. Все обветшало и прогнило. — Он вытащил изо рта трубку и сплюнул на пол.
Крюгер успел вовремя спрятать ботинки под табурет.
— А мы не утонем? — спросил он, зачем-то заглянув на дно своей пустой кружки.
Капитан странно улыбнулся и подлил ему рома.
— Из всех судов, бороздящих морские просторы, только мой корабль никогда не может пойти ко дну!
— Почему? — обронил Крюгер, пытаясь прочесть надпись на этикетке опустевшей бутылки.
Откровенно говоря, в данную минуту его больше всего интересовало, сколько в роме градусов. Этот зверский напиток ошпарил ему все внутренности, но тем не менее неумолимо влек к себе. Крюгер вдруг с удивлением отметил, что не в состоянии не только прочитать изображенные на этикетке буквы, но и понять, что означают цифры.
— Неплохой ром, — заметив его интерес к бутылке, сказал голландец. — Я приобрел его шесть лет назад в Амстердаме. Целую дюжину ящиков.
— Где это — Амстердам?
Капитан печально вздохнул. Глаза налились тоской.
— В Нидерландах.
— А это где? — сыпал вопросами Крюгер, продолжая тупо созерцать этикетку.
— В Европе, — снова вздохнул капитан, вырвал у него бутылку из рук и поставил ее под стол.
— В Европе? Знаю, знаю… Париж, красные фонари, девочки… — закивал Крюгер. Он вдруг о чем-то вспомнил и встрепенулся, отгоняя хмель. — Так почему мы не можем пойти ко дну?
— Надо мною довлеет заклятие. Рассказать?
— Валяйте!
— Однажды, триста лет назад, я плыл на это самом корабле из Амстердама в Новый Свет. Мы одолели добрую половину пути, когда начался страшный шторм. Океан бушевал, как будто хотел дотянуться до небес. Вокруг полыхали молнии, ветер сбивал с ног, а из-за раскатов грома не было слышно собственного голоса. Я вышел на палубу — а надо признаться, я был семь футов под килькой…
— Под чем?
— Пьяный вдрызг, — пояснил капитан, выбивая трубку о консервную банку. Он поставил на стол новую бутылку. — Я решил сменить рулевого, чтобы выровнять палубу, которая ходила ходуном. Пока я добирался до штурвала, несколько раз падал, отбил себе все, что только мог. Вывихнул мизинец, сломал копчик. Ветер плевал мне в лицо своей едкой горько-соленой слюной. Разбивавшиеся о борта корабля волны окатывали с головы до ног.
Боцмана прямо у меня на глазах снесло за борт!
Ну, вы представляете мое состояние? От этого неистовства погоды я вскоре был просто вне себя.
Когда я все-таки встал за штурвал, — причем у него в то момент уже никого не было, — навалившись на штурвал, я почувствовал жесткий приступ доселе неведомой мне морской болезни. Представьте, Крюгер, меня стошнило прямо на нактоуз!
— На что? — дурным голосом переспросил Крюгер, которого после четвертой кружки совсем развезло и тянуло уже не к бутылке, а под стол. — На что, а?
— На штуковину, к которой крепится компас, — терпеливо объяснил капитан. — После этого события, сами понимаете, я уже не мог различить, где юг, где север. И тогда я задрал голову и сказал такое… О, это была речь! Я обратил свой взор к почерневшим небесам и высказал им все, что во мне накипело.
И небеса прокляли меня. Океан вдруг стих, небо просветлело и на рею возле меня опустился ангел — маленький такой, с крылышками и кучерявой головкой. И пропел он мне сладкий голосом, что небеса на меня прогневались и что в наказание за свое богохульство я обречен отныне вечно скитаться по морским просторам, не имея возможности сойти на берег. Как говорится, ни в сапогах, ни босяком.
