— А то что? Что ты мне сделаешь, а?
— А то пожалеете,— еле сдерживаясь, процедил юноша.
Он топнул ногой и исчез, а когда мужчина обернулся, на месте скошенной травы, которую он так долго убирал, выросла новая, высотой по пояс.
Той же ночью мистер Таслер старательно усыпал розовые кусты мистера Флаффи двойной порцией дерьма. Наутро он даже добавил свое собственное, так старался показать сопляку, где его место.
После этого явился третий. Он распахнул дверь дома мистера Таслера ногой, и запах перегара мгновенно растекся по комнатам. Грязь комьями висела на подошвах его здоровенных сапог и оставалась следами на ковре.
Закинув ноги на стол, он заявил:
— Либо прекратишь плохо себя вести, либо я оторву тебе ноги.
— Сейчас ты получишь, урод! — выкрикнул мистер Таслер.
Но не успел он закатать рукава, как незваный гость направил на него дуло ружья.
— Ты меня так и не понял,— вздохнул блондин и выстрелил.
С тех пор пришлось мистеру Таслеру подчиниться и спустя тридцать лет наконец прекратить вести себя словно скот. Лечил простреленную ногу он долго, упорно скрывая от всех причину ранения. А после продал участок и уехал в другой город. Но кое-что последовало за ним.
Каждую ночь под окном его спальни вырастала куча свежего навоза.
Свисток, Лохматый, Лео, Бурбон и унылая феяМчавшийся во весь опор поезд резко затормозил, и багаж посыпался с полок прямо на головы пассажиров. Крики боли и негодования смешались с зубодробительным скрежетом тормозов, всех сотряс последний рывок, и состав замер прямо напротив узкой платформы без ограды или видимой таблички с названием. За ней расстилались бескрайние поля кукурузы, рассеченные надвое странной дорогой из желтого кирпича, которая брала свое начало у платформы и убегала за горизонт. То определенно были диковинные места.
Кристиан Фэй медленно выдохнул, силясь успокоиться. Затем дернул фрамугу и вылез в окно по самые плечи. В тот же момент из кабины машиниста спустился усатый мужчина в фуражке и с отстраненным видом уставился на колеса локомотива.
— Господин машинист! — Кристиан попытался привлечь его внимание, но мужчина продолжал прохаживаться вдоль поезда, задумчиво оглядывая колеса.
— Господин машинист! — На этот раз Фэй даже умудрился вытащить руку и отчаянно ею замахал. Его заглушили крики и стенания остальных пассажиров, разбиравших сваленные на пол вещи.
Только когда Кристиан выбрался из поезда на низкую платформу, его глазам открылась причина остановки. На рельсах из-под колес локомотива торчали две худые женские ноги.
— Эй, шеф! — рявкнул он, и на этот раз машинист обернулся, удивленно вскинув брови.
— Да?
— Когда мы отправимся? К вечеру мне нужно быть в Золотой Долине.
Усатый хмыкнул, вложив в этот звук как можно больше неопределенности.
— Боюсь, что не сегодня, господин. Чертова корова вечно норовила сигануть под колеса, и сегодня ей это удалось. Чтоб ее, мать-перемать. Теперь будем ждать полицию.
Он сплюнул под колеса, словно это могло помочь составу сдвинуться с мертвой точки. Фэй же продолжал сверлить его взглядом, напрочь отказываясь верить в услышанное.
— Но к вечеру мне нужно добраться до Золотой Долины,— упрямо повторил он.
Машинист поморщился и снова сплюнул, тем самым выразив все свое раздражение, скопившееся от ситуации и назойливого пассажира. Его рука взметнулась, указав на поле за платформой.
— Если пойдете той дорогой, попадете прямо в Долину. Бегом, может, и к вечеру доберетесь.
Кристиан вновь обратил свой взгляд к выложенной кирпичом дороге, кислотно-желтой на фоне зеленых полей. Над ней вилось марево, что еще раз напомнило о тридцати пяти градусах в тени, обещанных прогнозом погоды. На небе не было видно ни облачка, и солнце поливало жаром и без того раскаленное железо вагона, серое покрытие платформы и понурые стебли кукурузы.
Фэй никогда не бывал на юге, и перспектива отправиться пешком по неизвестной дороге в неизвестный город его слегка пугала. Но самая лучшая крестная фея на свете не могла спасовать перед каким-то кукурузным полем и застрявшим поездом. Нет, он был сильнее обстоятельств. Это Кристиан повторял себе, вытаскивая на платформу изрядно помятый при падении чемодан. Затем, не желая расставаться с единственным видимым островком цивилизации, он прошелся вслед за машинистом вдоль поезда. Из распахнутых окон доносилась брань и стоны, многие с любопытством высовывались наружу, разглядывая куда-то собравшегося странного молодого человека.
Когда он вернулся, то обнаружил, что на его чемодане устроился неопределенной породы песик. При приближении Кристиана он поднял грустные гнойные глаза и заскулил.
— А ну кыш! — Фэй попытался согнать его зонтом, но песик терпеливо сносил все уколы и слез лишь после того, как Кристиан перевернул чемодан. На клетчатой обивке осталось темное пятно, завидев которое, юноша закатил глаза в безмолвном отчаянии.
Первый час путешествия по кирпичной дороге прошел спокойно и однообразно. Поезд скрылся за линией горизонта, оставив Кристиана в пустыне зеленых листьев под бескрайним ярким небом. Какое-то время он чувствовал себя настоящим дикарем в глухой неведомой земле... Пока не показался он.
Среди стеблей кукурузы недвижимо стоял мужчина в оборванных одеждах. Волосы на его голове торчали в разные стороны спутанными клоками, грязь на лице сливалась с щетиной, а вокруг летали черные пятна ворон, не обращая на соседа никакого внимания.
— Эй! — хрипло крикнул немытый персонаж и замахал руками. Его дырявые рукава развевались подобно флагам.— Милостивый господин, подождите!
Оборванец побрел к дороге, распугивая сидевших на кукурузе ворон. Заметив это, Фэй ускорил шаг. Но каким-то неведомым образом мужчина нагнал его и поплелся рядом, источая аромат пота, носков и рыбы.
— У вас монетки не найдется, милостивый господин? — поинтересовался он и улыбнулся, продемонстрировав десяток изъеденных кариесом зубов.
Кристиан инстинктивно подался ближе к обочине, оглушенный гремучей смесью запаха и вида, но бродяга снова оказался рядом.
— Нет,— отрезал Фэй, стараясь не смотреть в его просящие глаза с желтыми белками.
— Точно нет, милостивый господин?
— Точно! — не сдержался Кристиан. — И зачем тебе деньги посреди поля, а?!
Легкая тень задумчивости тронула лицо мужчины, после чего тот снова просиял.
— И правда, что-то я об этом не подумал... Меня, кстати, Лохматым зовут. А тебя как?
Фэй предпочел молчать, продолжая идти по дороге так быстро, что это уже напоминало бег трусцой. Лохматый шел рядом, молча и с неизменной улыбкой на лице.
— Твой Шарик? — поинтересовался он, указав куда-то за их спины.
Не удержавшись, Кристиан глянул через плечо. На небольшом расстоянии от них мирно трусил ободранный песик, тот самый, который оставил на чемодане грязное пятно и кучу налипших волос. Заметив внимание к своей персоне, он поднял черный нос и пару раз вильнул хвостиком.
— Это не мой! — прошипел Кристиан, прибавив шаг.
— А идет за тобой,— заметил Лохматый и похлопал по истертой штанине.— Иди сюда, проказник!
— Не зови его!
— Тебе-то что? Он же не твой, сам сказал.
Отчаявшись хоть что-то доказать, Кристиан умолк, продолжая катить чемодан по покрытым пылью кирпичам. Колесики дребезжали, грозя отскочить и оставить хозяина наедине с багажом.
— Ты из Брюхвальда, верно? — снова подал голос Лохматый. Теперь он шел, держа песика на руках. Тот же радостно вылизывал его подбородок, оставляя на щетине обильные потоки слюны.
— Это ты у псины спрашиваешь? — бросил изрядно разозленный Кристиан. Почему для окружающих было так важно поинтересоваться о его родине и, получив ответ, с понимающим видом кивать? Словно узнав место, где он родился, можно было додумать остальное и без дальнейших расспросов. И как они вообще догадывались, откуда он приехал?
— Нет, конечно,— весело хохотнул Лохматый. — У меня брат в Брюхвальде живет, вот и спрашиваю. Может, знаешь его?
— Это вряд ли. Я давно там не был.
— Очень жаль. Его зовут Майк, работает сапожником недалеко от вокзала Жвало...
— Не интересно,— процедил Кристиан, упрямо смотря перед собой. Внутри он уже весь кипел, с трудом сдерживаясь от того, чтобы бросить чемодан на землю и самозабвенно заняться рукоприкладством. Или бросить чемодан в болтливого попутчика и ограничиться этим. Но Фэй не мог. Где-то впереди, за лазурной линией горизонта, в городе Золотая Долина его ждал подопечный, и это было главным. Месть за съеденный мозг могла подождать.
Лохматый тем временем продолжал рассказывать о своем брате, затем плавно перешел на состояние железных дорог и закончил монологом о политике королевства Брюхвальд, огромное влияние на которую оказывали аристократические семьи нечеловеческой природы. Солнце продолжало нещадно палить, и жар вкупе с монотонным бормотанием и усталостью создавал полное ощущение бреда наяву.
