К тому времени, как косяк ушёл, в нашем ведре имелось одиннадцать рыбин. И всего за какую-то парочку минут.
— А неплохо мы, да? — я радостно захлопала в ладоши. — Но пока не знаем, что там в реке ещё водится, в одиночку сюда не ходить. И, наверное, возьмём лопату и сделаем углубление ближе. Да, — я кивнула сама себе, — так будет проще набирать воду.
Ну, пойдём домой. Мне срочно нужно повторно переодеться.
Уже в потёмках мы закрыли за собой дверь и зажгли неяркие лампы. Электричеством нас обеспечивала единственная солнечная батарея, которую и с улицы на крыше было не видать. В будущем нужно будет приобретать ещё несколько. Но об этом надо расспросить мужа.
Пройдя на кухню, я поставила ведро на пол.
Мой планшет издал знакомый писк.
Активировав вызов, я улыбнулась, глядя на Калеба. Он недоумённо покосился на мои штаны.
— Так рассказывай, детка, где плавала?
— Лапушка и Жиря чуть не утонули! Воды в доме нет — в реке приходится брать. А там рыба и крокодилы, на ящериц похожие. Вот я наловила, — выпалила я на одном дыхании.
— Крокодилов? — Калеб приподнял бровь.
— Нет, конечно. Рыбу! — просияв, я запустила руку в ведро и вытащила самую здоровую.
— Умница, Дали, а сейчас быстро переодевайся в сухое. Давай, хорошая моя, пока не простыла.
— А ты...? — смутилась я.
— А я тебя подожду. Поболтаем перед сном. Я устал, как вол. Не могу уже без тебя. Хочется хоть немного светлого.
— А светлое — это я?
— Конечно, — он улыбнулся. — Ты самое светлое, что у меня есть. Вперёд снимать мокрые штаны, малыш.
Снова спешно переодевшись, я вернулась на кухню.
Лапушка уже выгребла из ведра всю рыбу и под чутким руководством Калеба сложила её в таз. А теперь она крутилась вокруг него... с ножом.
— Вы что творите? — не поняла я.
— Я учу её разделывать рыбу, — муж определённо веселился. — Знаешь, вид цветка, вскрывающего брюхо рыбины, даёт определённый позитив. Флора, доминирующая над фауной!
— Ты чему её учишь? — возмутилась я. — Лапушка добрейший цветочек...
Моя мухоловка остановилась и, не выпуская из корешков нож, растопырила ловушки, как бы вопрошая, кто тут добрый?
— Как это чему, детка?! Она же хищник, или нет? Нечего из неё одуванчик растить. Нам нужна матерая хищница, да, зелёная?
Лапушка затрясла цветками.
Я как-то разом рот прикрыла и уставилась на свою нежную и ранимую подруженьку. Откуда там только что бралось?!
— И всё же лучше сама всё сделаю, — как-то неуверенно пробурчала я.
Но не тут-то было...
Нож мне не отдали. Вместо этого Лапушка, схватив за жабры рыбину, вытащила её на невесть с какого контейнера взявшуюся дощечку и с азартом выпустила той кишки.
Благо её жертва была уже мертва!
— Какой ужас! — я отвернулась. — Ну, зачем же вот так! — простонала, понимая, что никогда не видела, как чистят настоящую рыбу. Если только в детстве, но этого я уже не помнила.
— Я же говорил тебе, зелёная, — протянул Калеб, — Дали у нас душа нежная. Ранимая. Того и гляди, рыдать бы над этой селёдкой стала. Куда она без нас?!
Нахмурившись, я обернулась. Обе мои зелёные красавицы коршунами нависали над рыбой.
— А чешую чистить, что тоже сами будете? — поддела я их, слегка уязвлённая тем, что меня обозвали слабачкой.
— Конечно, — Калеб зевнул и улёгся на подушку.
Вид у него был усталый.
— Ты как? — шепнула я.
— К вам хочу, — пробормотал он, став мгновенно серьёзным. — Ты даже не представляешь, как я хочу сейчас оказаться рядом с тобой на этой пустой кухне. Я бы посадил тебя на стул и приготовил обалденный ужин. Уж что, а рыба — это мой конёк!
— Придёт время... — тихо выдохнула я.
— Я сам приду и ждать не стану. Ты смотри, как у неё ловко выходит, — отвлёк он моё внимание от себя.
Я обернулась на Лапушку. Она сноровисто мелкими корешками поддевала чешую и снимала её пластами, укладывая в миску к внутренностям.
— Нужно будет это потом выбросить, — пробубнила я, ощущая неприятный или скорее непривычный запах.
— В землю, милая. Определи место и вырой там яму. Закапывай отходы, а потом, как перегниёт, мы с тобой разнесём как удобрение по грядкам. И вообще, старайся использовать всё. Я смотрю, у тебя печь...
— Да, — простонала я, вспомнив о своей проблеме. — И ещё чёрная ерунда в ящиках за стеной. Там комната целая. Знаешь, оно такое прессованное, на глину похожее, маркое жутко.
— Ерунда в ящиках, говоришь? — он приподнял бровь. — Детка, я тебя сейчас обрадую, тебе этой "ерундой" печь и топить. А ты догадываешься, как это делать?
— Ну я рассчитывала на то, что мой всезнающий муж меня просветит, — я заискивающе хлопнула ресничками.
— Даже так, — он засмеялся. — Так приятно быть полезным!
— О, не прибедняйся. Ты просто счастлив оказывать мне просветительские услуги, — припечатала я этого скромнягу.
Он захохотал громче.
— Иди за "ерундой", будем ломать твою печь. Там и рыба на подходе.
Оглянувшись на девочек, обнаружила, что они уже филе умеючи отделяют от костей. Правда, некоторая его часть шла не в таз, а на листья и в ловушки зелёных поварих.
Но тут всё по справедливости.
Это и их добыча.
Сходив в кладовку, я принесла пластиковый ящик с чёрными камнями.
Взглянув на планшет, стоявший на столе, обнаружила, что Калеб задремал.
Поджав губы, не знала, как поступить: отключиться или позвать его. Жалко было. Он таким изнеможённым выглядел. Была бы возможность, я сама к нему рванула. Но никак.
За моей спиной громко дзинькнул тазик с кишками. Жиря нечаянно задела его корнями.
Калеб вздрогнул и открыл глаза.
— Вернулась, — прикрыв зевок ладонью, он сел.
— Ты устал, — пробормотала я, — мы мешаем тебе.
— Нет, я весь день ждал этого звонка. Хочу хоть немного посмотреть на тебя перед сном и помочь. Слушай внимательно. Сверху на печи есть кольца железные. Убирай их все. Засыпай туда каур — это своеобразный аналог земному углю. Между ним подсунь бумагу. Любую. Вон у тебя коробка от стула. И поджигай её. Но предельно осторожно.
— А чем? — вконец растерялась я.
— Хм... — Калеб призадумался. — Жил я как-то на одной планетке. Там прокладывали шахты. Так вот, стояли у нас во времянках такие печи. Сбоку должен быть поджог. Он встроенный. Да... — он кивнул вспоминая. — Засыпаешь каур, потом бумага, чтобы наверняка, на место железные кольца и нажимаешь сбоку кнопку. Она издаёт характерный щелчок. И больше ничего не нужно. Каур легко воспламеняемый. Но именно поэтому держи ту комнату всегда взаперти, чтобы ни искры рядом. Ищи поджог, детка.
Я пошарила рукой и действительно с одной стороны нашлась крышечка, а под ней в углублении красная смешная кнопка.
— Есть, Калеб! Вот она...
— Молодец. Ты всё поняла?
— Поняла, — я кивнула.
— Тогда вперёд в каменные века, любовь моя, когда стирали на руках, топили древесиной и готовили натуральное мясо на костре. Я тебе потом ещё и верёвки на весь двор натяну.
— Зачем? — не сообразила я.
— Для сушки белья.
— Это трындец! — простонала я обречённо. — И, вообще, у нас не мясо, а рыба...
— Это детали, — рассмеялся он. — И, малыш, я не вижу у тебя воды. Ты же не станешь пить ту, в которой приволокла рыбу?
— Э-э-э, нет! Наверное, — я сконфуженно пожала плечами.
— А перед тем, как пить, что с водой нужно сделать? — он вопросительно приподнял смоляную бровь.
Я прикусила губу и прищурилась, не отвечая.
— Меняю информацию на... Ну, скажем... — он пригладил короткую бородку. Его блуждающий по моему телу взгляд остановился на груди.
— За шиворот я тебя больше не засуну! — выпалила я.
— Какая жестокая женщина! — он захохотал. — Ладно, как насчёт...
— Калеб Мортен, — перебила я его и сложила руки на груди, — будьте сдержанней в своих желаниях.
— Ладно, красивая, ну чего ты. Поцелуй при встрече, идёт?
— Идёт, что с водой делать?
