— Никола! — возопил Савелий, повалившись на пол и изо всех сил пытаясь подняться. — Я иду на помощь! Держись!.. Я уже близко… Не робей, православные! Свят, свят, свят…
Если не знать святого отца, можно было подумать, что он в стельку пьян. Но это не так.
Оказавшись, по милости Лешего, в селе, Савелий посоветовался с женой и решил наблюдать за домом кузнеца. А потом, крадучись, провожал того и к лесу, и обратно, к Матрёниной избе. Надо сказать честно, что из осторожности не подходил Савелий особо близко к чёрту (ведь всякий знает, какой нюх у нечисти!). А, затаившись в курятнике ведьмы, для конспирации обмазался куриным помётом. Конечно, выбирал тот, что посуше, но желаемого добился: чужой запах не потревожил ни кур, ни саму старуху. Что делало Савелию честь как бывшему десантнику и командиру взвода. Так вот, прячась за кустами, он почти ничего не слышал и информацией не владел. Но, как человек умный, провёл кривую событий, аппроксимировал её в прошлое, интерполировал на ближайшее будущее, и понял, что затеял Никола стрельбу на поражение. И главной мишенью видит самого себя.
Не понравилось Савелию такой расклад. «Продать душу никогда не поздно!» — подумал он философски.
Заняв на сеновале выгодную позицию, он стал готовиться к наступлению — разгрёб стожок соломы и освободил несколько хилых и подгнивших досок полатей. Самый подходящий момент настал тогда, когда внизу от визга и криков можно было уши затыкать. Вытащил тогда он из кармана две бутылки со святой водой, заботливо приготовленные Ларисой, откупорил одну, и, благословясь, с именем Бога на устах, подпрыгнул вверх. Расчёт оказался точным. От удара каблуков доски не выдержали, и Савелий, как был в боевом обмундировании, рухнул на земляной пол.
Тут уж он позволил себе расслабиться и покрыл ведьму с чёртом таким матом, что те изгибаться стали, как вши на гребешке. К тому же ор свой дикий Матрёна прекратила, и доносилось теперь только поскуливание нечистого.
— Бей неверных! За Родину и Сталина! — закричал Савелий в установившейся тишине и принялся размахивать открытой бутылкой, поливая всё вокруг. Если бы сейчас у него в руках появился счетверённый пулемёт с разрывными пулями крупного калибра, походил бы он на былинных богатырей Добрыню Никитича и Илью Муромца. Но и с верою наперевес со стороны смотрелся замечательно!
Правда, эффект от поливания святой водой почему-то не сработал. Матрёна, зажмурившись на мгновение, вдруг распрямилась, поймала на лету несколько капель, поднесла их к носу и загоготала неудержимо. Чёрт, съёжившийся у ног кузнеца, прощался со свободой и здоровьем: ожоги должны были надолго забросить его в лазарет, но получив струей прямо по носу, вдруг заулыбался во весь рот и даже плечи расправил.
— Вот так поп! Всем попам поп! Давно я о тебе такое слышала, но убедиться не могла! — Старуха едва отдышалась от смеха.
И тут по курятнику распространился сильнейший запах самогона. Побледневший Савелий замолчал, понюхал горлышко бутылки, обо всём догадался и тогда поднял её, как гранату со словами: «Отступать некуда! Позади — Москва!», и швырнул в старуху. Только Матрёна на поверку оказалась увёртливой — отскочила как молодая. А потом небольшим взмахом руки опутала святого отца невидимыми нитями, и тот повалился, качая головой и грозно вращая глазами. Впрочем, он мог ещё ругаться, чем сразу же воспользовался.
Кузнеца такой подвиг будто от сна пробудил. Всё, что накипело в нём за вечер, вылилось в одну минуту. С криком: «Наших бьют!» он бросился к насесту, забыв даже о чёрте, которого только что держал, ухватился там за самую толстую жердину, выдрал её из стены и без размаха ударил Матрёну по сгорбленной спине.
К несчастью для чёрта, он в ту же секунду пытался подняться на ноги, чтобы убраться подальше. Удар пришёлся ему по хребту. Нечистого перевернуло в воздухе и бросило на стену — там три бруса треснули вдоль волокон. Дальше нечеловеческая сила кузнеца продолжила движение жердины, набирая скорость и мощь… Но на её пути возникла щуплая фигура Матрёны — и палка с жалобным писком превратилась в щепу, словно ударившись в глухую бетонную стену. Старуха даже не покачнулась. Хмыкнула только озадаченно — откуда у мужика такая сила? А потом бросила и в его сторону заклинание. Почувствовал Никола, что опутываются его руки и ноги незримыми ремнями, затягиваются, так что крови по жилам тяжело бежать сделалось — и повалился на грязный пол рядом с Савелием.
— Вот, значит, какая твоя честность, старая карга! — рыкнул, стараясь перекричать товарища.
— Не я виновата, — ответила хозяйка дома. — Не присылал бы соглядатаев — исполнили бы, что задумано. — Она нёмного выпрямилась, охнув, потом подошла к святому отцу, подняла валяющуюся рядом с ним вторую бутылку, посмотрела на неё, вспомнила недавний конфуз Савелия, и снова затрясло её от смеха.
— Чтоб тебе под землю провалиться! — Поп был крайне раздосадован, но держался молодцом. — Поперхнётся тебе моя самогоночка!
Матрёна, продолжая ухмыляться, откупорила бутылку, и, как есть, без закуски, влила в себя содержимое.
Вдруг лицо её страшно повело в сторону, оно стало распухать, одновременно клонясь к земле, а из надувающегося, словно воздушный шар, тела вытянулись в разные стороны щупальца. Они беспрестанно шевелились, хватая всё, до чего могли дотянуться. Чёрт, не успевший забиться в угол и попавший под горячую руку, взвизгнул, когда одно вцепилось ему в ляжку. Два других потянулись следом, оплетая туловище и шею. Ох, рогатый и заёрзал!
Впрочем, Матрёне, похоже, было не до него. Она словно раздвоилась — глыбообразная голова, думающая о том, как быстрее завершить трансформацию, и конечности, живущие собственной жизнью. Всё вместе продолжало расти вширь и в высоту, подпирая потолок и превращаясь в уродливое создание, напоминающее не то осьминога, не то краба морского. Вместо рта у туши неожиданно выделился и открылся огромный клюв, попытавшийся сразу же кого-нибудь достать. Самым близким оказался тот же чёрт — он едва не получил по темечку. Правда, изловчился и с визгом выскользнул из одной петли. Две другие его так и не отпускали.
И в этот момент возле стены, где находилась тварь, послышался грохот, земля разверзлась, и открылась трещина. Небольшие языки пламени, вырывающиеся оттуда, сразу оплавили края надлома и подожгли соломенную труху на полу. Чудовище, напоследок сверкнув глазами величиной с хороший тазик, полезло вниз, круша затылком потолочную балку и утягивая за собой чёрта. С хрустом протиснулось оно в узковатый проход, и оттуда ещё некоторое время доносились крики о помощи.
Когда всё затихло, напрягся Никола, стараясь преодолеть путы, а те неожиданно спали сами. Вскочил он и бросился к Оксане. Та продолжала стоять возле насеста, равнодушная к происходящему.
— Оксанушка, ты не испугалась? — спросил он с тревогой.
— Нет, — ответила та.
— Слава Богу! Мы одолели их! — вставая с земли, произнёс отец Савелий. — С помощью святого слова, воды и веры, не иначе.
Они обнялись с Николой, как два товарища, переживших тяжёлую битву, и сели держать совет.
Разлом не пропадал. Свет из него продолжал струиться, освещая угол курятника и беспокоя птиц.
— Это и есть ворота, дядя Савелий? — спросил Никола, боясь ошибиться.
— Похоже, что так, — кивнул тот.
— Туда мне самая дорога. — Кузнец решительно поднялся на ноги. — Пока ещё не опомнилась нечисть проклятая.
— Я иду с тобой, хлопец, — ответил Савелий. — Или ты думаешь, что брошу прихожанина на погибель, когда дело касается врагов рода человеческого?
— Я тоже иду с тобой, — произнесла вдруг девушка, как-то странно хлопая глазами. Похоже, в них появились слёзы, и, Никола обрадовался: это был добрый знак.
— Может быть, подождёшь здесь, золотце моё? — ласково спросил, взяв жену за руку. — Не женское это дело — биться с бесами.
— Чувствую, что часть меня уже там. — Оксана показала рукой на трещину и попыталась через силу улыбнуться. — Я должна отыскать её…
— Что же, если тварь безбожная смогла пройти этим путём, то уж нам и подавно бояться нечего! — подбодрил всех Савелий, впрочем, сам не до конца уверенный, что всё обстоит именно так. — Воды у меня с собой больше не осталось, но, думаю, мы найдём внизу колодцы. Ведь и бесам поганым нужно что-то пить. Идёмте, братья и сестры!
Они обнялись, как перед дальней дорогой, в которой может случиться всякое, и подошли к краю расщелины. Оттуда тянуло жаром, но вполне терпимым. Свет мерцал весьма подозрительно. «Светомузыку включили, что ли, змеиные отродья?» — пробормотал отец Савелий, бывший электрик, подсчитывая периоды между вспышками. Потом они взялись за руки и одновременно бросились вниз, где колышущийся на глубине двух метров туман сразу принял их в свои объятия.
