Виктор Дубчек - Красный падаван

— Четверых, — машинально поправил Коля.

— Никак нет, товарищ лейтенант, троих. Трое там было, на поляне-то.

— Ладно, Макаров, не важно, — дёрнул щекой Половинкин, — нам теперь надо быстро лекарство забрать у десантников, понимаешь? Пока ещё больше немцев не прикатило.

— Не прикатят пока, товарищ лейтенант, — бодро заявил фельдшер, — здесь ведь не передовая, а у них автомашин тоже мало, в основном гужевой транспорт.

Он многозначительно поднял вверх палец, но спохватился и быстро убрал руку.

— Ты это откуда знаешь? — спросил Коля.

— Товарищ майор объяснял на политзанятиях, он немецкий знает.

— Вы что, и занятия проводили в окружении?

— А как же, товарищ лейтенант. Разве можно мыслительный процесс пускать на самотёк? Всё равно ж боец думать не перестанет, так надо, чтоб он в правильную сторону всё время думал, тогда от мыслей толк будет.

— Молодец у вас майор.

— Так точно, Борис Михалыч хороший. Как думаете, товарищ лейтенант, — неуверенно спросил вдруг Макаров, — нас не накажут, что в плен попали?

— Проверят, разберутся.

— А вдруг не так разберутся? Когда им там разбираться-то особо?

— Значит, не разберутся, — сказал Коля, осторожно высматривая незаметных в сумерках стрелков. Визгливый фашист продолжал надсаживаться, — ты раньше времени бошку не забивай. Думай, как искупить. А то как в плен, так все, а как отвечать — так "разбирайтесь". Вам Родина зачем, чтоб зад в тепле, а как припрёт — так сдаться поскорее?

— Вы не думайте, товарищ лейтенант, — горячо зашептал Макаров, — мы не сдавались, мы шли, шли, в лесу прятались, я оружие не бросил! Потом на привал, а тут они… часовой два дня не ел, заснул… окружили, винтовки наставили — и всё. Что тут сделаешь?

Паренёк порывисто развёл руками. Половинкин ухватил его за плечо, дёрнул к земле.

— Да пригнись ты, вояка, не отсвечивай! Кто окружил, конвойные-то ваши?

— Они не настоящие конвоиры, товарищ лейтенант, — сказал Макаров, снова плюхаясь на пузо и вжимаясь в траву рядом с Колей, — так, обозники из "Рейха".

— Дивизия танковая?

— Мотопехота, — передёрнул плечами фельдшер, — вторым эшелоном идут, подчищают за линией фронта.

— Понятно, — сказал Половинкин, прикидывая, насколько быстро тут темнеет, — ну "Рейх", так "Рейх". Я вот у деда в Саратове свиней колол — примерно так же визжат.

Макаров даже присвистнул:

— Ну Вы скажете, товарищ лейтенант! То свинья, а то — немец.

— Да? А какая разница? — спросил Коля, пряча штык в сапог и продвигая кобуру с пистолетом дальше по поясу. Идти с карабином толку не будет: демаскируешь себя первым же выстрелом — прижмут огнём к земле и прикончат. Штыком надёжней, да оно и тише. Ну и ТТ на всякий случай — попадать в плен Коля точно не собирался. А гранатами, может, удастся у десантников разжиться — наверняка у них ещё много всякого полезного.

Лётчице нужна эта их бакта. Иначе она умрёт, и поручение товарища Сталина останется невыполненным.

Подвести товарища Сталина было немыслимо.

Кроме того, Коле нравилась девушка.

Две умные очкастые головы склонились над бумагами.

— Вот смотри, Пётр Сергеевич, — сказал Сифоров, — здесь у тебя, допустим, это что такое?

Жданов провёл тыльной стороной карандаша вверх по стрелке:

— Видишь, диаграмма токов "плывёт"?

— Допустим.

— Вот на этой разнице фаз мы его, в сущности, и ловим. Просадки-то — бог с ними, всё-таки война идёт, мало ли. А по сдвигу видно чётко. Не соответствует потребление заявленному, никак.

Сифоров задумчиво отхлебнул чаю:

— Но он не греется, зараза.

— Не греется, — подтвердил Жданов, — и на механику, знаете ли, такое количество энергии уходить не может, соответствующей механики в схеме робота не выявляется.

— Ну да, характер-то у этой прорвы импульсный… может быть, Проша твой просто запасает энергию? Аккумуляторные батареи там, как говорится, особо ёмкие.

— Во-первых, как ты себе представляешь химический источник с нулевой инерционностью? — риторически вопросил энергетик. Сифоров неопределённо мотнул головой, мол, сам знаю, не дурак; но Пётр Сергеевич со свойственной ему дотошной методичностью несколькими короткими взмахами карандаша изобразил некий кривоватый график. — Вот тебе характеристический гистерезис. Не бывает таких аккумуляторов, знаете ли.

— Ну ладно, ладно, — отмахнулся Владимир Иванович, — во-вторых-то что?

— Во-вторых, ты знаешь, как организована звукоизоляция в переговорной.

Сифоров, конечно, знал и не удержался от плотоядной улыбки. Сказывалось полубеспризорное детство — любил он всякие хитрые ходы, ох любил. А тут ход был хитрый: ещё при установке объекта "Прокси" в переговорную залу товарищ Берия совершенно спокойно пояснил:

— Этот робот — фактически, дипломат. Не бывает такого, чтобы дипломат не подрабатывал шпионом. А раз он всё равно будет шпионить — пусть делает это так, как надо нам.

Акустическая доступность переговорной была рассчитана таким образом, чтобы Прокси мог слышать разговоры в смежных помещениях дворца, но не далее. Не зная точно возможностей инопланетного робота, обычно всё же подстраховывались: в смежных комнатах устраивали ненавязчивый шум вроде примуса, особо серьёзные переговоры проводили в других зданиях. Однако в суровой военной суматохе безобидный Проша как-то очень быстро перестал восприниматься с опаской. В самом деле, там — чёрные танки, пушки, самолёты; а тут — забавный жестяной человечек, так мило хлопающий своими смешными фоторецепторами… Ну какой из него шпион?

Сифоров, собравший и настроивший аппаратуру радиоперехвата, убедительно показал, что Прокси вообще не ведёт никаких передач в доступном землянам диапазоне частот.

— Любопытно-любопытно. — сказал он тогда Жданову, озадаченно потирая кончик носа, — А с чего мы вообще взяли, будто природа передачи радийная?

Пётр Сергеевич уставился на коллегу. Будь он менее интеллигентным человеком — непременно хлопнул бы себя по лбу. Потребление электроэнергии возрастает во время сеансов связи с орбитой, следовательно, передача идёт. В радиодиапазоне излучение зафиксировать не удаётся, следовательно, передача не в радиодиапазоне. Но самое важное: потребление характерно возрастает и в те промежутки времени, когда сеансов связи не ведётся.

Выводы?

Да что там, как сказал коллега Сифоров, вполне очевидные выводы.

— Фундаментальных взаимодействий, — на которых вообще вся материя держится, — в физике, как говорится, всего четыре, так?

— Так, — подтвердил Жданов, — и радио — это электромагнитное.

— Не подходит. — загнул палец Сифоров, — А сильное?

— Сильное взаимодействие, знаете ли, только по названию сильное, — вежливо улыбнулся энергетик, — оно на уровне атомного ядра работает, нуклоны связывает. До космоса не достать.

— И слабое туда же, оно ещё "короче" — меньше ядра. Если верить итальянскому товарищу Ферми.

— Уже не итальянскому, — сказал Пётр Сергеевич, проверяя чайник тыльной стороной ладони, — он в тридцать девятом в САСШ переехал. Впрочем, это ещё не повод не верить товарищу.

— Не знаю, — рассеянно сказал Сифоров, — по-моему, американцам вообще ни в чём верить нельзя, жулики все до единого, а кто не жулик — вовсе бандит. Помяни моё слово, Америка эту кашу заварила, Америка на ней и разожрётся.

Интеллигентный Жданов поморщился.

— Ну вот опять ты, Владимир Иваныч, — мягко сказал он, — в сущности, везде есть хорошие люди, даже в странах капитала.

Такая мысль показалось слегка бредовой даже ему самому. Сифоров посмотрел на коллегу с интересом и сочувствием. Потом товарищи синхронно вспомнили Рот Фронт, Томмазо Кампанеллу и "Хижину дяди Тома". Учёные успокоенно кивнули друг другу и вернулись к более интересным вопросам.

— Так вот, как говорится, три взаимодействия вычёркиваем: электромагнитное, сильное и слабое. Остаётся какое? Верно — гравитационное.

— Гравитационное хорошее, только как ты его измерять собираешься? Не говорю уж — перехватывать.

— А давай думать, товарищ Жданов, — азартно закричал Сифоров, — давай думать! Тут тема любопытная, тут не только в физике связи переворот — а и вообще в физике. Это, допустим, Сталинская премия корячится!

— На Капицу замахнулся? — засмеялся Жданов, — вот уж кому, как ты говоришь, "корячится".

— Что Капица, что Капица! Скажешь, нашему Патону-то не корячится?

— Патону корячится, — признал Пётр Сергеевич, — ещё как корячится. Но ему-то за дело.

— А нам что, не за дело? Надо думать, надо в задаче разобраться — вот и заслужим. Я, Пётр Сергеич, две вещи ненавижу: когда по заслугам не награждают — и когда награждают не по заслугам. Так что сейчас, допустим, пообедаем — и айда разбираться в этой космической технике.