— Допустим, — сказал Зевс. — Только допустим, что я соглашусь. И на чем же ты предлагаешь биться?
— Мне все равно. Можно на мечах, на луках, на копьях, на колесницах, просто на кулаках…
— Кого бы я ни выставил против тебя и чем бы ни закончился ваш поединок, в итоге я потеряю одного члена семьи, — сказал Зевс.
Геракл пожал плечами:
— Я не боюсь смерти. А боги, как мне всегда казалось, не ведают, что это такое.
— Это было до того, как они узнали тебя, — сказал Зевс. — Впрочем, мне кажется, что я вижу выход. Ты примешь любой поединок, если я дам согласие на него в принципе?
— Да, — сказал Геракл. — Приму любой.
— Тогда это будет командное соревнование, — сказал Зевс. — Вас же тут трое? И я выставлю против вас троих младших богов.
— Минуточку, это нечестно, — запротестовал Силен. — Я вообще тут случайно оказался. Я этих двоих парней впервые вижу. И я слишком молод, чтобы умирать.
— В том-то и прелесть, что умирать никто не будет, — сказал Зевс. — Завтра утром против вас выйдут Аполлон, Дионис и Гермес. Прямо здесь. Это будет песенное состязание.
— Песенное состязание с Аполлоном, и в итоге никто не умрет? — недоверчиво спросил Силен. — Сколько он застрелил из своего лука аэдов, которым присудили победу в состязании с ним, со скольких сатиров содрал он шкуры…
— В этот раз ничего подобного не произойдет, — сказал Зевс. — Я вам это гарантирую.
— А судьи кто? — вопросил Силен.
— Суд будет справедливый и беспристрастный, — сказал Зевс. — Высшая инстанция, так сказать. Я.
— Согласен, — сказал Силен и протянул богу правую руку для пожатия, но тут же испугался своей наглости и спрятал ее за спиной, словно с рукой могло случиться что-то нехорошее.
— Согласен, — сказал Геракл.
— Я не умею петь, — сказал Реджи, когда Зевс отбыл обратно на Олимп и они вновь остались втроем, наедине с остывающим шашлыком и согревающимся вином. — Очень ценю вашу поддержку, но должен существовать какой-то другой способ…
— Мы бросили вызов, и вызов был принят, — сказал Геракл. — Пути назад уже нет.
— Но я не умею петь.
— Фигня, — сказал Силен. — Я умею.
— Да, я слышал, — язвительно сказал Реджи.
— Я хорошо пою, — сказал Геракл. — Меня этому учили. Кроме того, ты неправ, и Силен может принести нам огромную пользу. Диониса и Гермеса можно не принимать в расчет. Один всегда пьяный и поет на уровне Силена, у другого слишком слабый голос. Они обычно выступают в качестве бэк-вокала. Зато у Аполлона абсолютный слух.
— И что? — спросил Реджи.
— Он терпеть не может, когда фальшивят, — сказал Геракл. — Стоит только Силену исполнить одну из своих любимых песен, и Аполлон признает свое поражение лишь бы не длить эту пытку.
— Таки я не понимаю, почему люди так восхищаются «Битлз». Мелодии никакой, фальшивят безбожно, плюс ко всему у их солиста какой-то странный акцент.
— А где ты их слышал?
— Да мне Рабинович вчера напел по телефону.
Из народного творчества.
Питер Гриффин мучился от похмелья, которое оказалось много сильнее всех похмелий, которые он когда-либо испытывал в своей жизни.
Нет, по его голове не били молоточками зловредные гномы. Они надели сапоги со стальными набойками и играли в футбол, гоняя кирпич.
Он не думал, что у него во рту сдохла крыса. Он подозревал, что там поселилось целое семейство живых скунсов.
Ему не казалось, что от любого неосторожного движения его глаза могут вылететь из орбит и растечься по полу. Глаза уже давно провалились внутрь черепа, и Питеру приходилось смотреть на мир через ноздри.
Сейчас он смотрел на Негоро. Негоро был отвратительно бодр и весел, и ни единого следа вчерашнего не отражалось на его гладко выбритом кремнеуглеродном лице.
— Приветик, — сказал Негоро.
В ответ Питер смог только простонать.
Будучи волшебником, он знал сотню способов избавиться от похмелья. Единственная сложность была в том, что в таком состоянии он не мог совершить ни одного магического действа, даже самого примитивного. С подобными проблемами сталкивается большинство волшебников, поэтому самые мудрые из них творят похмелительные заклинания и варят зелья заранее, за несколько часов до намечающейся гулянки. Потом им остается только найти их и выпить. Или произнести. Особым шиком в магической среде считаются заклинания отсроченного действия. Сначала вы произносите заклинание, потом вы пьете, потом заклинание срабатывает в точно назначенный срок, и вы избавляетесь от всех проблем. Главное здесь — точно рассчитать время. Если заклинание сработает раньше, то вы окажетесь единственным трезвым человеком посреди всеобщей пьянки, и вам будет крайне трудно найти язык с окружающими людьми. В общем, вариантов много. Есть из чего выбрать.
Но так поступают мудрые волшебники.
А волшебники поглупее, такие, как Питер Гриффин, тупо надеются, что завтра никогда не наступит.
— Я видел людей, которые выглядели хуже тебя, — подбодрил его Негоро. — Как правило, эти люди были мертвыми. Некоторые уже несколько лет.
Питер сориентировался в пространстве и обнаружил, что сидит в том же самом кресле, в котором начал пить вчера. Значит, он не вставал с него всю ночь. Значит, вылезти из кресла будет целой проблемой.
— Помнишь, о чем мы вчера говорили? — спросил Негоро.
Питер не помнил, о чем они вчера говорили. Он сотворил для этого типа заклинание портала между мирами, порталом кто-то прошел, Негоро предложил спрыснуть это дело… А может, он и сам предложил… Дальше воспоминания обрывались.
— Я сделал тебе предложение, помнишь? — продолжал Негоро. — Ты сказал, что утро вечера мудренее, и пообещал дать ответ на рассвете. Так вот, уже рассвело.
Предложение, обещания, ля-ля-ля… Утро, конечно вечера всяк мудренее, только не такое вот утро.
Негоро поводил у Питера перед носом прозрачной банкой. В банке находилась живительная влага, чуть отдававшая зеленым цветом. Питер вдруг обнаружил, что хочет пить. И не просто хочет, а очень хочет. Фактически сейчас он мог бы выпить море, если бы оно не было соленым.
— Это рассол, — сказал Негоро. — Но ты получишь его только после того, как дашь мне положительный ответ. Не раньше.
Это жестоко, подумал Питер. Это подстава, подумал Питер. Он хочет меня как-то использовать, и я буду последним дураком, если соглашусь…
Но с другой стороны… Рассол… Рассол!
— Я все еще жду ответа, — напомнил Негоро, качнув банку, чтобы рассол поиграл в солнечных лучах всеми цветами радуги.
— Хрмпрф, — сказал Питер.
— К сожалению, такой ответ принять я не могу.
— Я… согласен… — прохрипел Питер из последних сил.
— Этого мало, — сказал Негоро.
— Слово… — прохрипел Питер.
— Какое именно слово?
— Слово мага…
— Чудесно, — сказал Негоро и поднес банку с рассолом ко рту Питера. Незадачливый волшебник принялся пить.
Когда банка опустела, гномы сбавили футбольные скорости, явно перейдя из бразильских клубов в российские, семейство скунсов убралось из ротовой полости, напоследок нагадив Питеру под язык, а глаза заняли свое более-менее привычное положение.
Что было гораздо хуже, у Питера включился мозг. И он начал вспоминать, в какую авантюру втянули его хитрый дубль и литр рассола.
Ведь этот парень говорил что-то об уничтожении всей Вселенной, и я только что подписался ему помогать! Когда об этом узнают члены гильдии, мне настанет конец, понял Питер. Придет какой-нибудь неприятный тип вроде Горлогориуса и сровняет мою башню с землей, положив меня у ее основания.
Ой, мамочка, что же я наделал?!
Негоро поступил с ним подло, коварно и жестоко, но что еще можно ожидать от такого человека? Когда ты один, беззащитный, стоишь против всего мира (орды орков во главе с Чингиз-ханом, трое повелителей нежити, играющий в твоей команде стрелок и собственное бессмертие не в счет), ты просто не можешь выиграть игру без подобных ходов.
Питер Гриффин знал, что не может пойти на попятную.
Магия предоставляет людям, которые ею занимаются, немалую власть над предметами, материями и стихиями. Но она также требует кое-чего взамен и налагает на волшебников определенные ограничения.
Например, волшебник должен очень тщательно следить за тем, что он говорит. Поэтому обычно из волшебников получаются очень плохие политики. Они могут давать невнятные клятвы, изворачиваться до последнего, демонстрировать чудеса демагогии и казуистики, однако если волшебник дает слово, он должен его сдержать. Иначе с ним произойдут очень неприятные вещи.
Какие?
Все зависит от слова, которое он дал.
Если волшебник говорит: «Да провалиться мне под землю, если я этого не сделаю» и все-таки не делает, то он действительно проваливается под землю, причем на глубину, которая может стать для него фатальной.
