— Тилли, а зачем тебе фонарь? — спросил Бэмбраф.
Тилли глянул на фонарь и почувствовал себя глупо. Чуть пошевелил его и пожал плечами.
— Сейчас уже поздно снимать. Он крепко привязан.
Кроучер свесил одну ногу по другую сторону подоконника.
Бэмбраф подбадривающе улыбнулся. Спускался он в точности, как им показывал на уроках физкультуры мистер Эдамс. Как только крюк дернулся, а простыни вздрогнули от напряжения, Тилли почувствовал, что ему сейчас станет плохо, однако все же выглянул наружу, чтобы посмотреть, как там Кроучер. Тот коротко глянул на него — напряженно, сосредоточенно, как если бы до этого ни разу в жизни не видел, но после этого тотчас же перевел взгляд на связанные простыни. Тилли уже пожалел, что не полез первым — сейчас бы он был уже почти внизу.
Оказавшись на земле, Кроучер дернул веревку и взмахнул над головой обеими руками, потом глянул в обоих направлениях вдоль дороги и снова зовуще замахал рукой.
Тилли сбросил сначала котомку Кроучера, потом свою — тот аккуратно положил их на траву, словно с подчеркнутым вниманием заботился о том, как бы они не испачкались, после чего снова подошел к веревке. Сейчас, когда Кроучер натянул ее, Тилли заметил, что они связали слишком много простыней, поскольку болтавшийся по земле белый хвост оказался слишком длинным. Он отступил на шаг в глубь палаты и сделал глубокий вдох. Сейчас, когда все его естество вдруг восстало против задуманного ими дикого плана, все предметы вокруг стали пугающе крохотными, а окно, через которое ему предстояло пролезть, вообще сузилось до малюсенького отверстия, которое можно было закрыть карманным блокнотом.
— Ты следующий, — напомнил Верной.
Он оглянулся и окинул их взглядом — подбадривающих, чуть ли не выталкивающих его наружу. Как бы ему сейчас хотелось броситься — как он делал уже сотни раз — к своей постели, побежать, гулко топая ногами по лестнице… Но все постели были разобраны, без простыней, впрочем, все кроме одной — Джонсона. Значит, у него это снова началось, если опять не удержался. Тилли очень бы хотелось тоже заболеть, чтобы все считали его немного не в себе, но при этом никто бы не обращал на него ни малейшего внимания.
— Ну, Тилли, давай, — сказал кто-то, — Кроучер ждет. Быстрее, пока кто-нибудь не зашел.
Когда Тилли вылезал из окна, последнее, что выхватил его взгляд, было лицо Бэмбрафа, чуть ли не вплотную прижатое к его лицу — глаза возбужденно сияют, длинная нижняя челюсть как-то странно и смешно съехала набок…
Хорошо, что на веревке оказались узлы — удобнее было держаться. И спускаться по ней было гораздо легче, чем по гимнастическому канату у них в спортзале, да и руки не так сильно жгло. Однако ноги его при этом всякий раз забывали, что после каждой очередной простыни внизу его поджидала следующая, а за ней еще одна, и еще, и потому ему пришлось пережить несколько неприятных моментов, когда он одними лишь руками цеплялся за спасительную веревку.
В одно из мгновений, когда он находился как раз напротив окон комнаты мистера Хэрборда, ему вдруг показалось, что сейчас он качнется, влетит внутрь помещения, и тут же представил себе выражение лица воспитателя, когда он приземлится на его постель вместе с дождем осколков стекла. Однако, как только он оказался почти вплотную к окну, причем так близко, что смог даже разглядеть в утреннем полумраке контуры одной из висящих на стене картин мистера Хэрборда, веревка внезапно напряглась — это Кроучер снизу потянул ее на себя, желая придать ей большую устойчивость. И все же свисавший с пояса фонарь царапнул по оконному стеклу, издав при этом легкий клинькаюший звук.
Кончиками ботинок Тилли встал на край оконного выступа — иначе мог в этот момент просто свалиться вниз. Секунд пять он совершенно не двигался, ожидая того мгновения, когда появится лицо мистера Хэрборда, который одним холодным, саркастичным словом смахнет его в объятия смерти. Но мистер Хэрборд, похоже, спал очень крепко, и Тилли стал спускаться дальше, короткими, судорожными движениями перебирая веревку. Как только его голова спустилась ниже подоконника комнаты воспитателя, он почувствовал себя более уверенно, причем с каждым мгновением эта его уверенность в себе продолжала нарастать. Последние несколько простыней он проскользнул совсем быстро, после чего приземлился и шлепнулся на зад у самых ног Кроучера.
Тот помог другу подняться.
— Молодец, Тилли, — сказал Кроучер, и Тилли понял, что мучения его были не зряшным делом. «Простынная» веревка дернулась у них перед глазами и стремительно понеслась вверх. Они глянули в том же направлении и увидели лица воспитанников интерната «Сэйнсбэри», казавшиеся сейчас белыми пятнами на темно-красном фоне кирпичной стены. А потом беглецы, взмахнув руками, устремились вперед, да так безоглядно и быстро, что едва не попали под внезапно выскользнувший из-за угла одинокий грузовик.
Предварительно они договорились, что как только окажутся на первом поле, сразу же побегут налево вдоль окаймлявшей его живой изгороди — это давало им возможность время от времени оглядываться в сторону школы, чтобы посмотреть, нет ли погони. Если бы в окне появилась голова кого-либо из учителей или хотя бы экономки (которая еще накануне основательно напугала их, заявив за завтраком, что всегда встает на несколько часов раньше остальных сотрудников, чтобы иметь возможность переделать массу дополнительной работы, которая постоянно сваливается на нее из-за их же, учеников, неаккуратности), то тогда они сразу же устремились бы в сторону деревьев, и заодно пособирали бы в гнездах птичьи яйца. Одним словом, побег оказывался не такой уж плохой затеей.
Тилли присел на корточки у кромки кустарника и спросил:
— Интересно, что они там сейчас делают?
— Постели заправляют, причем с курьерской скоростью.
— Ты что, думаешь, они снова улягутся спать? Я бы не смог.
— Бэмбраф сможет. Сегодня ему предстоит ответственная игра. Если покажет хороший результат, разряд могут дать. Я слышал, как мистер Эдамс говорил об этом с Пэрвисом.
— А знаешь, Кроуч, мне даже неловко как-то перед мистером Эдамсом. Он ведь никогда мне ничего плохого не делал.
— Да, — согласился тот, — он честный. Я бы на его месте вообще не стал работать в такой школе. Ушел бы в морское плавание или что-нибудь в этом роде.
— Ты мог бы и спортом заниматься — конечно, за деньги.
— А мистер Эдамс не смог бы, — заметил Кроучер. — Он не из того теста.
— Единственный, кто не вел себя, как свинья.
— Если мы когда-нибудь вернемся сюда, чтоб взорвать этот чертов интернат, надо будет дать ему возможность убежать первым.
— И больше никому.
— Никому! — решительно подтвердил Кроучер. — А теперь давай убираться отсюда, причем как можно дальше.
Они поднялись и, пригибаясь, потрусили вдоль кромки кустарника, после чего по маленькому земляному мостику перебрались на соседнее поле — настолько крутое, что росшие на нем трава и сорняки остались нескошенными. Взбираясь на холм, они изредка останавливались, упираясь коленями в землю и помогая друг другу. Подлесок был покрыт обильной росой, так что, когда они наконец добрались до вершины холма, их кроссовки окончательно промокли. Однако они и не думали унывать, плененные видом раскинувшейся у их ног и залитой солнцем долины. Восходящее светило расстилало вдоль нее свои могучие лучи, решительно выпаривавшие из травы обильную влагу, которая, словно плененные солдаты, без боя сдавалась на милость победителя.
Тилли схватил друга за руку. Ему хотелось рассказать Кроучеру о том, какое странное было лицо у Бэмбрафа, когда он в последний момент увидел его в окне, однако он так и не успел воплотить в слова возникшие странные предчувствия. Он уже подумал было предложить ему другим путем побежать к станции, но та была уже совсем рядом — не более чем в двух милях от них.
— Что? — удивленно спросил Кроучер.
— Да нет, ничего, — пробормотал Тилли.
— В последний раз в Лондоне сильно моросило, — заметил Кроучер.
Двигаясь рядом друге другом, они побежали вниз по холму в направлении станции.
— Так, все правильно, — сказал Бэмбраф, когда их силуэты скрылись за холмом. — Думаю, что мы дали им достаточно времени, чтобы оторваться. Морби, иди, разбуди мистера Хэрборда и скажи ему, что случилось.
— А почему я? — спросил Морби.
— Если не пойдешь, я скажу ему, что ты тоже хотел сбежать.
— Ну ладно, — кивнул мальчик, — но я все равно скажу Кроучеру, что это ты их заложил.
— Кого волнует сейчас Кроучер? Тоже мне, дешевка.
— Да и потом, — заметил Верной, — если мы не доложим, нам всем попадет.
— Нельзя убегать из школы, — добавил Дэнби, — это никому не разрешается.
— А я убегал, — заявил Джонсон. — Я убегал.
