Не слишком-то ценная информация. Мог бы поведать, куда меня занесло, например. Или почему в его книгах написана такая чушь.
Да, пока я пытался разговорить не шибко довольного новым положением Атананиэля-младшего (прозвище временное), я пролистал парочку книг. Они были изрядно помяты — почти как будто на них кто-то изрядно потоптался. Атананиэль-младший (прозвище временное) плохо заботился о своих сокровищах. Впрочем, было бы о чём заботиться!
Практически все символы напоминали уродливые подобия себя. Растянутые, потёкшие, они пучились лишними выступами или щеголяли срезами там, где должны находиться нужные части.
Я присмотрелся к формации призыва. Большая часть рун представляла собой помесь из знакомых начертаний и уродливого непотребства из книг. К тому же в этих глубоко ученических трактатах ни слова не было упомянуто о действительно важных вещах: о том, что нужно осуществить перед призывом, или как держаться рядом с демоном. Вместо этого там красовалась малопонятная классификация, поверх которой убористым почерком теснились нечитаемые заметки.
Ничего удивительного, что жизнь у парня — сплошной бардак. Не умеешь организовать пространство для изучения магии, изволь заплатить за это свободой. Мысль вернула мне хорошее настроение. Приятно ощущать себя частью великого равновесия вселенной!
Лучше только это равновесие возглавлять.
Тем не менее убогая писанина доморощенного демонолога грозила отравить чудом обретённое счастье. Я пошвырял подобранные книги в стену. Плохо скреплённые, они обернулись ураганом страничек, прежде чем упокоиться на полу.
Я задумался, что делать со странной болью в животе. Она что-то напоминала. Что-то зловещее, мрачное, нечто, что притаилось в глубине памяти, не желая всплывать…
Скрипнула позабытая дверь, и на пороге встала миниатюрная девушка в изощрённом чёрно-белом костюме. Примечателен был костюмчик тем, что при кажущейся скромности — ворот под горло, рукава лижут запястья, подол почти до пят — фигуру он облегал преизрядно.
Увидев меня, девушка смутилась. Увидев её, я заинтересовался.
— Дриада, полагаю? — пробормотал я, изучая её зеленоватые волосы и смоляные глаза, лишённые белков.
— Я не вовремя, мастер?
Служанка сделала попытку удалиться, но я остановил её взмахом руки. Прелестный румянец, запылавший на её щеках, захватил меня.
— Нет-нет, тут надо бы прибраться. Последний эксперимент, — я покрутил головой, озирая руины комнаты, — окончился огромным успехом, но за любой успех нужно платить.
От девушки всё ещё исходили потоки смущения, непонимания, опаски, но моя нелепая отговорка слегка успокоила её. Более того, ощутимо обрадовала. Довольна моими достижениями?
Она прошла вперёд, и я ухватил её за ладонь, притянул к себе и наклонился, чтобы прошептать на ухо:
— Такой чудесный день, прелестное дитя, а ты ходишь в одежде? Разве этим славятся дриады? Вы, чудесницы, что заманивают путников в ваши озёра нагими телами и топят глупцов — разве пристало носить вам эти тряпки?
От девушки слабо пахло цветочными духами и сильно — тревогой. Тонкая голубая жилка на её шее пульсировала беззащитно и притягательно. Имей я пристрастие к плоти разумных, не устоял бы перед искушением… но я милостивый демон и потерял интерес к таким развлечениям уже во время первого пребывания на плане смертных. И к тому же… живот забурчал, и я вспомнил.
Вспомнил, что означает боль там.
Еда.
Смертным нужна еда, чтобы жить.
Какое… убожество! Отвратительная дань природе! И если процесс насыщения ещё можно пережить, то вот то, что происходит после — попросту омерзительно!
Я едва не сбросил эльфа, когда нахлынули воспоминания. Неудивительно, что я засунул их в самые глубокие тайники памяти.
Дриада попыталась вырваться, но я держал крепко — в основном из принципа, поскольку потерял изрядную долю интереса к ней. Я горевал.
— Мастер, вы голодны? Скоро обед, мастер, прошу вас, переоденьт… оденьтесь и проследуйте в обеденную. Скоро подадут.
Её прерывистое дыхание вырвало меня из плена печали. Взвесь её эмоций — взволнованности, сочувствия, страха, пробуждающейся злобы и непонимания — наполнила бодростью.
Я приник к девушке, вдыхая лес после грозы, утро в туманных горах, вечер над мёрзлым озером. В волосах шумели кроны тысячелетних деревьев. Образы проникали в меня, пробуждали позабытое, подпитывали тягу остаться среди смертных.
Я прижал дриаду к себе, наслаждаясь теплом её тела сквозь униформу служанки. Вспомнить бы положение… одну ладонь на бедро, уютно-крутое, вторую… нет, кажется, на спину?.. что-то с застёжками. Быстрее бы вспомнить, как я управлялся с этим раньше!
Служанка продолжала лепетать:
— Вы ещё не совершеннолетний, вы не освободились… вы не можете, это опасно, помните? Вы обязаны помнить, не выбили же из вас эти занятия весь здравый смысл?
Концовка сбивчивой речи утонула в море чистого сомнения.
Интересно, у здешних эльфов принято позволять детям играться со слугами? А впрочем, какое мне дело…
Наивная дриада ещё говорила, полагая, что слова могут остановить меня. Но я, воодушевлённый пришедшими образами и податливостью её тела, пресёк возражения поцелуем.
Мрак её глаз притягивал. Сладость губ её нежных кружила голову. Тепло её рук, в какой-то момент переставших отталкивать меня, распалило желание.
Конечно, как бесполый демон, я отлично отдавал себе отчёт, как нелепо происходящее выглядит со стороны. Мной вела не глупая похоть, растущая из инстинкта размножения. Я следовал за огненным клубком эмоций, подпитывая его в дриаде, наслаждаясь им, и попутно пробуждал образы, затерянные под вековым прахом Эфирия.
Хорошо, вдобавок ко всему меня вела похоть. Я ведь всё-таки в смертном теле. Почему нет?
Каждое мгновение было подобно рождению россыпи звёзд. Зачем мне память эльфа-размазни, если я должен пробудить свою? Вспомнить, что знал о плане смертных, о том, как вести себя, о том, как…
Не хватало дыхания. Сердце устало сидеть взаперти и билось о грудную клетку: выпусти, выпусти! Служанка прикусила меня за нижнюю губу — восхитительная боль! Я вернул ей этот дар, и наша боль смешалась в общем рту, впитанная общим языком.
Рука на бедре потянула платье вверх. Вторая, заведённая за спину по забытой причине, скользнула по плечу к ключицам и поползла ниже. Но тут измотанные лёгкие объявили, что больше не могут, и магический момент был упущен. Я невольно разорвал связь, глотнул воздуха, и этого хватило, чтобы дриада опомнилась. С тихим воплем она отскочила от меня и прижалась к стене. Она жадно и часто дышала, прижав ладонь ко рту — не то хотела вытереться, не то удерживалась от крика.
— Вы!.. Ты!..
В её голосе звенела догадка, смешанная с ужасом. По коже пробежалось шелковистое касание невидимого пера. Что это, магия? Но магия так не работает! И это не походило на типичное для дриад очарование. Я напрягся, поняв, что меня, скорее всего, раскрыли и девушку придётся убить, а затем всех остальных обитателей особняка. Вряд ли они позволят мне уйти добровольно. Что ж, плата за импульсивность.
Но ужас сменился волной облегчения.
— Нет… вы, нет… вы не… вы просто сошли с ума, — наконец выдохнула она. А затем облегчение уступило ярости, — Что вы себе позволяете?! Вы! Вы извращенец!
— Что извращённого в том, чтобы поцеловать красивую девушку? — улыбнулся я. Её поведение было до того хаотичным и непредсказуемым, что начинало веселить, — Я-то полагал, что в какой-то момент это превратилось в обоюдное развлечение. Насколько я в курсе особенностей дриад, вы никогда не прочь…
— Замолчите! Немедленно! И надейтесь, что никто, — девушка многозначительно обвела комнату взглядом, — никто не расскажет мисс Лютиэне о том, что тут произошло.
А сестра-то тут при чём? Не думал, что весть о моей неудавшейся шутке доберётся до местных, да ещё так быстро. Более того, что они всерьёз начнут строить из нас парочку.
Служанка меж тем совершенно пришла в себя и теперь оглаживала платье. Сквозь плотную завесу злости и испуга пробивался тонкий лучик удовольствия, подкрашенный синеватой каймой разочарования с примесью, как ни странно, ответственности. Постижение смертных — особое искусство, и учиться ему придётся, по всей видимости, с нуля.
