А мне было не до смеха: у меня перехватило дыхание и широко открылись от шока глаза. Я застыла на месте, как бандерлог, загипнотизированный Каа, тупо уставившись на ладонь Матвея, на которой копошилась, пытаясь улизнуть, длинная фиолетово–красная козявка; ладони моих рук непроизвольно сжались в кулаки.
— Это мой червяк, — чётко проговаривая каждое слово, незнакомым могильным голосом выдавила из себя я, не сводя глаз с червяка.
При звуке моего голоса Иван внезапно прекратил смеяться и отодвинулся подальше, забившись в угол купе; Матвей осторожно начал сдавать назад, пока не упёрся спиной в дверь. Прикованная взглядом к червяку, я не доставила себе труда задуматься о несколько странном поведении с их стороны.
— Алёна… э–э–э… расслабься, — мягким, успокаивающим голосом, способным утихомирить даже душевнобольного, пробормотал Матвей и осторожно, избегая резких движений, протягивая мне ладонь с червяком, добавил: — Разумеется, можешь взять его себе, он твой… я и не собирался на него претендовать… Поймаешь на него большущего леща…
Его слова вывели меня из состояния ступора. Что такое он несёт? Что за чушь? Я удивлённо взглянула на него, потом на Ивана и растерялась от одинакового выражения их лиц: крайне сосредоточенного, взволнованного и немного испуганного. В воздухе повисла вполне осязаемая напряжённость. Оба время от времени бросали косые взгляды в сторону моей правой руки. Да что происходит? «А ты взгляни на свой кулак», — злорадно захохотал внутренний голос. Ничего не понимая, я опустила глаза и обнаружила, что крепко сжимаю в руке направленный остриём к ребятам большой кухонный нож, которым минуту назад нарезала хлеб для завтрака. Мозг сработал быстро, и уже через пару секунд, отшвырнув от себя подальше нож, я шлёпнулась на полку, покатываясь со смеху. Не понимавшие причин новой внезапной перемены моего настроения, ребята опасливо подхихикивали, внимательно за мной наблюдая: а вдруг я что–нибудь отчебучу?
От души насмеявшись и не желая больше держать их в неведении, я с упрёком обратилась к Матвею:
— Матвей, ты что, действительно решил, что я покушаюсь на твою законную добычу, на червяка? И готова перерезать тебе горло, если не поделишься?
Понимая, что сваляли дурака, и искренне радуясь тому, что их опасения не подтвердились и смирительная рубашка не потребуется, мужчины облегчённо рассмеялись.
— Да ты себя не видела, — немного погодя начал оправдываться Иван. — Нож сжала, на нас наставила, отдайте, говоришь, моего червя, а не то почикаю!
Мы снова захохотали.
— М-да… я, конечно, рыболовная маньячка, но не до такой же степени, — улыбнулась я. — Нож у меня в руке случайно оказался — я же хлеб резала, а говоря, что это мой червяк, я подразумевала, что это действительно мой червяк, ну или был таковым ещё совсем недавно, и я прекрасно знаю, откуда и по какой причине он спланировал тебе, Матвей, на голову.
Я встала на нижнюю полку и, для подстраховки держась одной рукой за плечо Матвея, другой пошарила немного и извлекла из верхнего багажного отсека теперь уже пустую коробку из–под червей.
— Вот, смотрите, — я просунула палец в довольно широкую щель между коробкой и крышкой и с печальным вздохом констатировала: — Я их наверх от хрюна спрятала — он на них покушался, только перестаралась малёк — слишком широкую щель оставила, через неё они и удрали, дезертиры несчастные… все двести штук…
— Не переживай, — постарался утешить меня Иван. — Я тебе своих отсыплю.
— Спасибо, — смущённо улыбнулась я. — Жалко только, мои отборные были, калиброванные, я пол–огорода у родителей перекопала.
— А этого–то куда? — вдруг спросил Матвей, всё ещё продолжавший держать на ладони «последнего из могикан».
— Отправим его в штрафбат, — засмеялась я и, взяв извивающегося красавца за хвост, торжественно опустила его на место, в коробку, и на этот раз плотно закрыла крышку.
— Послушайте, — задумчиво произнёс Иван. — Червяки сбежали — это факт. Да, но двести штук… не могли же они бесследно исчезнуть?
Мы переглянулись. Точно! Они где–то в купе ползают, так что велика вероятность того, что их можно ещё отыскать и водворить на место.
— Мот, проверь свою постель: если они совершали марш–бросок, то наверняка передвигались короткими перебежками через твою полку, — захохотал Иван.
Мы стали внимательно осматривать сначала постели, потом пол, перетряхивая всё, во что могли спрятаться червяки, заглядывая в каждый потаённый уголок купе. Баксик, получивший наконец возможность оказаться полезным и продемонстрировать свои розыскные способности, сосредоточенно и скрупулёзно обнюхивал всё вокруг, в конечном итоге всякий раз останавливаясь у закрытой двери купе. Наши поиски оказались безрезультатными: две сотни червяков просто испарились!
— Мальчишки, постойте, — замерла я, осенённая догадкой, подкинутой щенком. — А никто из вас дверь открытой не держал?
— Я открывал, — тут же отозвался Иван. — Проснулся незадолго до вас от духоты и решил немного проветрить помещение.
— Ёлки, ведь и я небольшую щёлочку оставляла, чтобы дверью не хлопать и вас не будить, когда ночью Баксика на стоянке выгуливала, — сразу же вспомнила я.
Мы понимающе переглянулись — теперь всё ясно: червяки удрали в коридор.
— Пойду–ка я посмотрю, может, они далеко не уползли, и получится хотя бы часть из них отловить, — с надеждой в голосе сказала я и взялась за ручку двери.
Но в тот же самый момент вагон прорезал истерический визг проводницы, за которым последовали брань и исполненная отчаяния тирада:
— Да что же это такое, а? Когда же это закончится, а? Что это за рейс такой, в конце–то концов?! Сначала поросёнок, потом собака, а теперь эти мерзкие ползучие червяки! Кто следующий? Гидра пресноводная или бенгальский тигр?!
Я быстро отдёрнула руку и, зажав ею рот, чтобы проводница, не дай бог, не услышала, рассмеялась, присоединившись к приглушённому хохоту ребят.
— Интуиция мне подсказывает, что предъявлять свои права на червяков не стоит, — давясь от смеха, прошептала я.
Ребята согласно закивали головами, продолжая смеяться. Сгорая от любопытства, я осторожно приоткрыла дверь и, не глядя задвинув рукой любопытную морду Баксика назад в купе, высунула нос наружу: по бежевой узорчатой ковровой дорожке, рассредоточившись по всей длине и ширине коридора, окрылённые недавним успехом, ползли червяки, направляясь к выходу. Между ними, грязно ругаясь и брезгливо морщась, на цыпочках скакала фрекен Бок с совком и веником в руках, собирая маленьких дезертиров. Я осторожно прикрыла дверь, почувствовав приближение нового взрыва хохота.
— Камрады, давайте кушать! Или я начну ругаться так же, как она, — умоляющим голосом произнёс Матвей, подкрепляя свои слова громким урчанием голодного желудка.
Протерев руки влажными салфетками — что–то совсем не прельщало идти мыть руки по коридору, в котором свирепствовала фрекен Бок, — мы быстро закончили приготовления к завтраку, разложив на столе варёные яйца, нарезанные тонкими ломтиками белый хлеб и сыр, масло и сводящую с ума аппетитным ароматом копчёную колбасу. Для завтрака вполне достаточно. Баксик, следя за каждым движением наших рук голодными глазами, шумно втянул носом воздух, беря под прицел колбасу.
— Это тебе, малыш, — улыбнувшись, я положила на одноразовую тарелку под столом две большие паровые котлеты, припрятанные специально для щенка.
Баксик радостно взвизгнул; громко чавкая, вмиг уничтожил предложенное угощение, облизнулся и выжидающе посмотрел на меня.
— Ах ты, маленький обжора! — рассмеялась я. — Пока хватит с тебя, попозже ещё получишь, — заверила я щенка и налила во вторую импровизированную собачью миску свежей воды. Баксик послушно попил и улёгся на коврике дремать.
— Когда же замолчит этот «старый плавучий чемодан»? — вдруг возмущённо воскликнул Матвей, прислушиваясь к непрекращающимся стенаниям проводницы, перешедшим в новую фазу — злобное бормотанье.
— Не поминай всуе тётушку Тортилу, — улыбнулась я.
— А почему «плавучий»? — с самым серьёзным видом спросил Иван.
— Думаешь, она не умеет? — схохмил Матвей.
— Может, проверим? — Иван со смехом кивнул за окошко: поезд медленно двигался по длинному мосту, проложенному через довольно широкую реку.
— Так, хватит хохмить, — оборвала я ребят, постаравшись придать интонации хотя бы самый малюсенький намёк на серьёзность. — Давайте поедим, наконец. Какой камикадзе пойдёт к фрекен Бок за чаем? — часто хлопая ресницами, самым невинным голоском поинтересовалась я, толсто намекая, что моя кандидатура в списке волонтёров не значится.
— Матвей, — безапелляционным тоном выпалил Иван и поспешил пояснить открывшему было рот Матвею: — Мот, дуй давай, не артачься — у тебя лучше всех получается женщин укрощать.
