– Э-э… – смущенно, – Вирх… так я твоя первая любовь, поучается… тронут. Вирх неотрывно смотрит на девушку, тоже временно не врубаясь.
– Но… я не смогу быть с тобой, – все еще краснея и теребя лиф платья, – ибо… сам мужик и все такое. Да еще и животное… если ты понимаешь о чем я. Вампир сжал зубы и выругался.
– Объясни еще раз, – поворачиваясь к ведьме и прожигая ее взглядом убийцы.
Мы все смотрим на него с состраданием, а я и вовсе гляжу лапкой по плечу.
– Ты думал, что целуешь Марину… это сняло чары. Облегченный выдох кота.
– А то я как представлю, что бы он со мной сделал в этом теле. – Пожаловался он Хорту.
Я явственно услышала скрежет зубов. Но только зевнула, вспоминая, что мало поспала, и теперь меня снова клонит в сон.
Так что, свернувшись на его руках клубочком, я уткнулась носом в грудь и прикрыла глаза, чувствуя, как пушистый хвост укрыл лапки. Вампир отвлекся от девушки и посмотрел на меня. Минуту или две просто разглядывал, продолжая стоять. А потом подошел к кровати, опустил меня на свои колени. И я ощутила, как кончики его пальцев осторожно почесывают нежную область за ушком. Мурчу даже сквозь сон. И улыбаюсь мысленно.
– Но он целовал ее и раньше. – Хорт. Уже отпустил фею, но все еще хмурится.
– Значит, тогда он еще не был влюблен в нее. – Просто пожала плечами она.
Очнулась я ближе полдню. Сонно зевнула, тихо мяукнула и встала, выгибая спинку и выпуская коготки из подушечек пальцев. Вампир лежал рядом. Волосы его находились в творческом беспорядке, рубашка расстегнута, а длинные черные ресницы чуть подрагивают, касаясь белой кожи лица.
Красивый. Спокойный и надежный. И ведь и вправду любит. Даже во сне не отпустил меня, и теперь я сижу в кольце его рук. Осторожно переступив через локоть, я подошла к лицу и залюбовалась.
Идеальная кожа, тонкий длинный нос и высокие скулы. Нет, я люблю Хорта и помню это, но… но он такой красивый. И так заботится о непутевой мне. Мне вдруг стало очень стыдно за свое недавнее поведение. Ради меня так стараются, носятся, как курица с яйцом, а я… а я только добавляю неприятностей.
И, в порыве благодарности – осторожно лизнула маленьким розовым язычком его нос.
После чего удивленно уставилась в открывшиеся черные, как бездна ночного неба, глаза. Мне стало плохо. Я сделала шаг назад, споткнулась о его ладонь и упала на спину, впрочем, тут же вскочив.
– Ты не спал? – Возмущенно.
– Спал.
– Но… но ты… это я просто!…
Он положил руку мне на спину, осторожно пододвинул упирающегося котенка к себе и мягко, нежно поцеловал его в пушистую мордочку.
И, судя по рухнувшему в живот сердечку, это был самый романтичный поцелуй за всю мою жизнь.
На кухню я гордо въехала на его руках. Дождалась! Меня таскают на шее, плече или в объятьях, и не намекают на излишки веса и признаки обжорства. Какое счастье.
Посадив на стол, Вирх придвинул ко мне плошку с молоком и положил рядом куриное крылышко. Мурз в виде девушки валялся на лавке неподалеку с распухшим животом и устремленным в потолок взглядом.
– Люди – не совершенные создания. – С болью сообщил он, пока я отщипывала кусочки дичи, осторожно лакая холодное молоко. – Пока наешься – сдохнешь.
– А где ведьма? – Вирх.
Хорт ткнул пальцем угол. Фея как раз смотрела на шею Мурза и облизывала тонким языком нервные губы.
– Жрать хочет. – Нахмурился Хорт.
– Обойдется. – Сообщил Мурз.
– Молоко вкусное. – Влезла я. Чтобы тоже что-нибудь сказать. На меня не обратили внимания.
– Так, надо вас поменять телами обратно. – Охотник, задумчиво глядя на меня.
– А зачем? – Наивно.
– А ты хочешь остаться в этом теле?
– Ну… – Я вспомнила, как приятно, когда тебе чешут за ушком, гладят спинку и таскают на руках. – Да. Девушка села и хмуро на меня уставилась.
– Марина! – Патетически. – Так нельзя. А замуж? Довод убил.
– Остаюсь котенком. – Мрачно. Фея чего-то захихикала в углу. Все трое мрачно на нее смотрим.
– Чего ржешь? – Мурз. Ошарашенный перспективой и дальше бегать в виде человека.
– А она больше не может колдовать. – Хихикнула фея. – Так что…
Здоровенная сковородка взмыла в воздух и врезалась в противное лицо с длинным тоскливым гулом. Все почему-то с укором посмотрели на меня.
– Врет она все. – Смущенно. – Все я умею.
– Интересно, а я умею? – Заволновался Мурз. И в кашляющую фею врезалась вторая сковородка.
– Ура! – Радостно.
Фея сжимала в руках сковородки и ошарашено смотрела на нас, хлюпая разбитым носом. А нефиг.
– Но… я не понимаю. – Растерянно. Она же.
– Разберемся с этим позже. – Вирх. – А теперь… надо решить, что делать с феей и отправляться в город. Я покивала. Мне тоже здесь не нравилось. Фея замерла, настороженно глядя на нас и не ожидая ничего хорошего.
– Предлагаю ее повесить. – Мурз. Сонно. Опять лежа на лавке. Фею перекосило, она до боли вцепилась в сковородки.
– Закопать. Но сначала кол в сердце. – Вирх.
– И в задницу. – Котенок. Мстительно.
Фея смотрит так, будто это я ей всю жизнь поломала и чуть не убила напоследок.
– Слишком сложно, – качает головой Хорт. – Она же уже мертва. Так что из земли вылезет, а в петле будет дергаться.
С уважением на него смотрим. Фея – с надеждой. Хорт как раз моет посуду, поливая на руки из старого ржавого умывальника.
– Лучше просто сжечь – надежнее, да и не воскреснет больше. Сковородки с грохотом упали на пол. Мы все обдумываем предложение.
– Я вам еще пригожусь. – Пискнули из угла.
– А мне тебя видеть двадцать четыре часа в сутки рядом не хочется, – насупилась я, – так что…
Но тут фея вспыхнула, фигура ее окуталась туманом… И вот уже перед нами сидит миниатюрная белая кошечка повышенной пушистости и с длинным шикарным хвостиком. Смотрит очень жалобно, приподняв правую лапку и тихо мяукнув.
Мурз сел(а), глядя на кошку расширенными глазами. У меня отвисла челюсть.
– Марин, а можно, я заклинание повиновения на себя перекину? – Напряженно. Смотрю на девушку, неуверенно киваю. Широкая улыбка тайного садиста пугает всех.
– Иди сюда. – Потягивают к пятящейся кошке руки. – Не обижу… наверное.
У кошки дергается глаз и ухо. Вспышка, туман. И вот уже перед нами небольшая белая птичка, с клювиком и тонкими лапками.
Мурз обиженно нахмурилась и легла обратно на лавку. Не знаю кто как, а я вздохнула с облегчением.
– Так как… можно остаться? – Жалобно. Но продолжая коситься на Мурза.
– Верни меня обратно в свое тело, и можешь оставаться, – махнула я лапкой. Знаю, знаю – добрая я чересчур.
Птичка довольно что-то прочирикала, взлетела под потолок. И уже через минуту в глазах помутилось, меня куда-то мотнуло, и очнулась я уже на лавке, а перед глазами был покрытый паутиной потолок. Со стола тихо мяукнули.
Я улыбнулась. А белая птичка села на балку и вопросительно посмотрела на меня.
– Как звать-то тебя? – Все еще улыбаясь.
– Дубина.
– Не повезло, – ошарашено.
– Так ты же меня так и назвала.
– Да? – Смутные воспоминания битвы на празднике. – А, ну да. Прости…. В смысле так тебе и надо! Птичка только вздохнула.
– Ладно, дано, будешь просто… просто… Ино. Согласна?
– Ага.
В животе что-то булькало и перекатывалось. Я задумчиво покосилась на наяривающего молоко кота.
– Мурз.
– А? – Не отвлекаясь от плошки.
– А что ты ел?
– Ну… – Мокрая мордочка приподнялась, глаза ностальгически поднялись к потолку. – Кажется, селедку с молочком и сметанкой. В животе булькнуло совсем уж зловеще.
– Да?
Хорт и Вирх как раз что-то обсуждали у раковины, не реагируя на мои страдания.
– Ну… может еще салатику добавил. И плюшек. И картошечки… и… Я встала и осторожно поползла к выходу. Кота придушу позже.
– Тебе помочь? – С потолка.
– … не надо. – Угрюмо. Проползая дальше и мечтая лишь о том, чтобы успеть вовремя.
Иду по лесу. Позади ребят. На руках спит Мурз. На плече сидит Ино. Знаю, знаю, но мужчины тащат уворованную провизию, а потому мне по идее вообще не тяжело. Но это по идее.
– Хорт, а до города далеко?
– Три дня быстрым шагом. – Не оборачиваясь.
Мне плохо, хочется удавиться. Снова спотыкаюсь о корень и врезаюсь в ствол дерева котом. Мурз затихает, выпучив правый глаз и высунув прокушенный в четырех местах язык. Мне полегчало.
– Вирх… а когда привал? – Уже канючу.
– Ночью. Оглядываюсь по сторонам. Темно.
– Уже ночь! – Бодро.
– Следующей.
Замираю. Нервно тискаю кота, прижимая к груди. Пушистик не реагирует – он еще не пришел в себя.
– А… я устала!
– Ребята остановились и повернулись ко мне. В глазах я прочла о себе много нового. Стало стыдно. Особенно при виде их рюкзаков. Но я и вправду устала!
