— Вот оно! — воскликнул Ом. — Прощайся с этим идиотом и пошли быстрей!
Брута развернул список. Даже картинок не было. Сплошные неразборчивые буквы, строка за строкой.
— Он исследовал этот вопрос долгие годы, — промолвил Дидактилос. — Ходил в пустыню разговаривать с мелкими божками. Разговаривал с некоторыми нашими богами. Храбрец. Утверждает, что боги любят, когда поблизости ошивается какой-нибудь атеист. Есть на ком сорвать злость.
Брута развернул свиток дальше. Пять минут назад он был готов признаться в том, что не умеет читать. Сейчас это признание не вытянули бы из него даже лучшие инквизиторы. Он старался держать свиток так, чтобы сложилось впечатление, будто чтение — это его конек.
— А где он сейчас? — спросил он.
— Поговаривают, год или два назад кто-то видел рядом с его домом пару дымящихся сандалий, — пожал плечами Дидактилос. — Наверное, чересчур перегнул палку.
— Думаю, — осторожно промолвил Брута, — мне пора уходить. Прошу прощения, что отнял у тебя столько времени.
— Не забудь принести свиток обратно, когда закончишь с ним работать, — напомнил Дидактилос.
— А в Омнии люди всегда так читают? — поинтересовался Бедн.
— Как?
— Вверх ногами.
Брута схватил черепашку, свирепо взглянул на Бедна и как можно величественнее покинул библиотеку.
— Гм… — буркнул Дидактилос и забарабанил пальцами по столу.
— Это его я видел вчера в таверне, — сказал Бедн. — Уверен в этом, учитель.
— Но омниане живут во дворце.
— Ты прав, учитель.
— А таверна находится снаружи.
— Да.
— Стало быть, по-твоему, он взял и перелетел через стену?
— Я абсолютно уверен, что это был он, учитель.
— Тогда… может, он приехал позже? И еще не успел попасть во дворец?
— Это единственное объяснение, учитель. Хранителей лабиринта подкупить невозможно.
Дидактилос треснул Бедна лампой по затылку.
— Глупец! Я уже предупреждал тебя о вреде подобных заявлений.
— Я хотел сказать, что их очень нелегко подкупить, о учитель. Всего золота Омнии здесь будет явно не достаточно.
— Вот это больше похоже на правду.
— Как ты думаешь, учитель, эта черепашка действительно бог?
— Если это так, Омнии грозят большие беды. Бог у них достаточно сволочной тип. Ты когда-нибудь читал старика Абраксаса?
— Нет, учитель.
— Очень хорошо разбирался в богах. Настоящий специалист. Правда, от него всегда воняло паленой шерстью. Вот она, врожденная стойкость.
Ом медленно полз по строчке.
— Перестань ходить взад-вперед. Я не могу сосредоточиться.
— Как люди могут так говорить? — спросил Брута у пустоты. — Они ведут себя так, будто на самом деле рады, что ничего не знают! Все время узнавать новое, ранее неизведанное!.. Они похожи на детей, с гордостью показывающих мамам содержимое ночных горшков!
Ом отметил лапкой место.
— Они заняты познанием, — пояснил он. — Этот Абраксас был мыслителем, здесь нет никаких сомнений. Даже я не знаю многое из того, что здесь написано. Садись!
Брута повиновался.
— Хорошо, — кивнул Ом, — а теперь слушай! Ты знаешь, откуда боги получают свою власть?
— От людей, в них верящих, — ответил Брута. — Миллионы людей верят в тебя.
Ом немного помедлил с ответом.
«Ну ладно… Мы — здесь и сейчас. Рано поздно он и сам все поймет. Поэтому…»
— На самом деле они в меня не верят, — сказал Ом.
— Но…
— Такое случалось и раньше, — продолжала черепашка. — Много-много раз. Тебе известно, Абраксас нашел Потерянный Город Ии? А в нем очень странные изваяния. По его словам, вера постоянно смещается. Люди начинают с веры в бога, а заканчивают верой в структуру.
— Я не понимаю.
— Тогда позволь мне объяснить это другими словами. Я — твой бог, верно?
— Да.
— И ты обязан мне повиноваться.
— Да.
— Хорошо. А теперь возьми камень и убей Ворбиса.
Брута не пошевелился.
— Ты меня слышал? — уточнил Ом.
— Но он… он… квизиция…
— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду, — хмыкнула черепашка. — Сейчас ты больше боишься его, чем меня. Вот здесь Абраксас говорит: «Вакруг Бога фармируется Абалочка из малящихся, Циримоний, Сданий, Жрицов и Властей, и в канце канцов Бох Умерает. И эта может остатся незамеченым…»
— Это неправда!
— Думаю, что как раз это — правда. А еще Абраксас говорит, что существует моллюск, живущий по такому же принципу. Его раковина все время растет, становится все больше, моллюск теряет способность перемещаться и умирает.
— Но… но… это значит… вся церковь…
— Да.
Брута пытался обдумать эту идею, но она не поддавалась восприятию в силу своей колоссальности.
— Но ты же не умер, — сказал он наконец.
— Едва не умер, — поправил Ом. — И знаешь, что еще? Ни один из других мелких богов не пытается посягать на мои права. Я когда-нибудь рассказывал тебе о старом Ур-Гилаше? Нет? Он был богом до меня в той местности, которая потом стала Омнией. Не слишком хорошим. В основном богом погоды. Или богом змей. Кем-то вроде этого. Хотя понадобились годы, чтобы избавиться от него. Войны и все остальное. Вот я и задумался…
Брута ничего не сказал.
— Ом по-прежнему существует, — промолвила черепашка. — Я имею в виду оболочку. Тебе нужно только сделать так, чтобы люди поняли.
Брута по-прежнему молчал.
— Ты можешь стать следующим пророком, — сказал Ом.
— Не могу! Все знают, что следующим пророком будет Ворбис!
— Да, но ты будешь официальным пророком.
— Нет!
— Нет? Но я твой Бог!
— А я — мой я. Я — не пророк. Я даже писать не умею. Не умею читать. Никто не станет меня слушать.
Ом осмотрел его с головы до ног.
— Честно говоря, я бы тебя тоже не избрал… — признался он.
— Все великие пророки обладали даром предвидения! — воскликнул Брута. — Даже если они… даже если ты не разговаривал с ними, у них было что сказать. А что могу сказать я? Ничего! Что я могу сказать?
— Ну, к примеру, верьте в Великого Бога Ома, — предложила черепашка.
— А что еще?
— Что ты имеешь в виду?
Брута мрачно посмотрел в сторону двора, на который уже опускались сумерки.
— Верьте в Великого Бога Ома, иначе вас поразит молния, — сказал он наконец.
— Звучит неплохо.
— Неужели говорить всегда нужно именно так, а не иначе?
Последние лучи солнца отражались от стоявшей в центре двора статуи. Она чем-то напоминала женщину с пингвином на плече.
— Патина, Богиня Мудрости, — ткнул пальцем Брута. — Та, что с пингвином. Но почему именно с пингвином?
— Не имею представления, — поспешил ответить Ом.
— В пингвинах ведь нет ничего мудрого, верно?
— Нет, как мне кажется. Если не считать, конечно, того факта, что они не живут в Омнии. Очень мудро с их стороны.
— Брута!
— Это Ворбис, — сказал Брута и встал. — Оставить тебя здесь?
— Да. Тут еще остался кусочек дыни, то есть хлеба…
Брута вышел в сумерки.
Ворбис сидел на скамье под деревом и был неподвижен как статуя.
«Уверенность, — подумал Брута. — Раньше с этим не было проблем. Но теперь такой уверенности нет».
— А, Брута… Ты будешь сопровождать меня на прогулке. Пойдем подышим вечерним воздухом.
— Да, господин.
— Тебе понравилось в Эфебе, — сказал Ворбис.
Он редко задавал вопросы, их вполне заменяло утверждение.
— Было… интересно.
Ворбис положил одну руку на плечо Бруты и встал, опираясь второй рукой на посох.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил он.
— У них много богов, и никто не обращает на них внимания, — пожал плечами Брута. — Они ищут неведение.
— И, уверяю тебя, находят его в избытке, — согласился Ворбис.
Он указал посохом в ночь.
— Пройдемся.
Из темноты доносились чей-то смех, грохот кастрюль. В воздухе густо пахло вечерними цветами. Тепло дня, накопившееся в камнях мостовой, делало ночной воздух похожим на ароматный суп.
— Эфеб выходит на море, — промолвил Ворбис. — Видишь, как он построен? Весь город находится на склоне холма, обращенном к морю. Но море изменчиво. Из моря еще ни разу не появлялось ничего постоянного. А наша драгоценная Цитадель обращена к пустыне. Но что там такое?
Брута машинально повернулся и посмотрел на нависшую над крышами домов черную массу пустыни.
— Я видел вспышку света, а потом еще одну. На склоне.
— О, свет истины, — улыбнулся Ворбис. — Пойдем же ему навстречу. Прогуляемся к лабиринту, Брута. Ты знаешь дорогу?
— Мой господин?
— Да, Брута.
— Я хотел бы задать один вопрос…
— Задавай.
— Что произошло с братом Мурдаком?
Он уловил секундную нерешительность в ритме ударов посоха по булыжникам мостовой. А потом эксквизитор сказал:
— Истина, мой добрый Брута, похожа на свет. Что тебе известно о свете?
— Он исходит от солнца. От луны и звезд. И от свечей, и от ламп.
