Хмурий Несмеянович и Персефоний подхватили «ложного потомка» (нет, все-таки были у Носа нелады с публицистическим стилем речи!) и вынесли наружу. По левую руку дробно раскатывалась беглая перестрелка, с воем пролетел над выщербленными крестами какой-то хилый огненный дух.
Новые знакомые свернули направо. Извилистая тропинка привела их к памятнику. Там встретились им часовые — два старика с одной древней фузеей на двоих, страшно возбужденные и расстроенные тем, что не могут участвовать в преследовании, «а то нонешние-то, глянь, который час уж, а все того-этого — и никак, тягомотники».
— Подождем здесь, — предложил Дурман. — Тучко со своими парнями обязательно сюда придет.
Персефоний рассмотрел изваяние. Гордо откинув голову, на постаменте стоял гранитный козак, вислоусый, но почему-то без оселедца. Придерживая локтем забугорское ружье (название фирмы явственно читалось на прикладе), он набивал люльку из кисета, на котором крупными витиеватыми буквами было выбито название известной заморской табачной марки.
Продолжая разглядывать сие творение, Персефоний также обнаружил, что козацкие сапоги изготовляют известнейшие мануфактурщики Круталии (причем самая известная фирма специализируется, как видно, по правым сапогам, а ее вечный конкурент — по левым); а шаровары, оказывается, шьет закордонский законодатель мод. Заткнутая за пояс бутылка нестандартной, запоминающейся формы говорила о том, что примитивной козацкой горилке Томас предпочитал любимый напиток обитателей другого континента.
Но больше всего изумляло пристрастие Томаса Бильбо к печатному слову.
— Что это у него под мышкой? — спросил Персефоний. — Газета?
— «Таймс», — подтвердил Нос, но что-либо пояснять не счел нужным.
Упырь вздохнул и оглянулся. Бой продолжался: теперь уже грамотеевцы брали штурмом Пропащино. Село отбивалось яростно, но начавшийся вскоре пожар подавил сопротивление.
— Господи, они что, собрались там всех перебить? — не выдержал Персефоний.
Дурман хмыкнул, а Нос пустился объяснять:
— Перс, ну ты сущий дикарь! Зачем это нужно? Наши герои всего лишь хотят, воспользовавшись случаем, захватить святотатственный памятный камень. Теперь, когда у нас в руках сам зачинщик раздора, — он легонько пнул связанного пленника, искоса глянув на третьего звеньевого, то ли ожидая одобрения, то ли опасаясь порицания, — конфликту конец, мы снова заживем мирно и счастливо, наслаждаясь плодами просвещения и либерализма. Я уже вижу свою новую корреспонденцию о примирении во время общих похорон! Вижу слезы на глазах читателей! Тебе обязательно нужно почитать мои статьи, Перс. Может быть, тогда ты что-нибудь поймешь в этой жизни и перестанешь задавать глупые вопросы.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — понизив голос, чтобы не слышали Тучко и Дурман, сказал Персефоний, — но ты ведь сейчас собрался драться за долю клада. Как насчет высоких идей?
— Одно другому не помеха, — быстро ответил Нос. — И вообще, я только помогаю моему другу Дурману Перегоновичу, народному герою, который, в свою очередь, так много помог мне, когда я вернулся в родные пенаты после долгого отсутствия.
— А разве слово «друг» политкорректно? — поинтересовался Персефоний. — Не лучше ли говорить «партнер»?
— Отличная мысль! — загорелся Нос. — Действительно, он мне больше, чем друг, он — партнер! Ведь и сам бы он с радостью описал все, чему был свидетелем в своей нелегкой, полной трудов на благо родины, жизни! Однако Бог не дал ему литературного таланта, и вот он нашел во мне преданного партнера…
— Не говори этого слова на букву «б», — попросил Персефоний. — Надо говорить «Высшая Сила».
Нос замер, разрываясь между благодарностью за свежую мысль и подозрением, что над ним насмехаются, а молодой упырь, не дожидаясь ответа, склонился над пленником.
«А этот вот человек, — подумалось ему вдруг, — куда я его несу? Навстречу какому-нибудь шутовскому судилищу, а может быть, и лютой смерти?»
Но додумать он не успел: лесин воскликнул:
— Идут!
Персефоний выпрямился. Судя по зареву, либерализм с исторической справедливостью торжествовали полную победу, и присутствие наемников на поле боя уже не требовалось. Они возвращались, бодро шагая между могил, и шумно обсуждали сражение.
— Эгей, старичье! — крикнул один из них, кажется, Хомутий. — Ну что, никого тут без нас не было?
— Без вас не было, а теперь — вот! — ответил один из стариков. — Самого Тамаса взяли!
Хмурий Несмеянович тронул руку упыря, и они, пригнувшись, отступили к постаменту. Дурман Перегонович тихо подозвал Носа:
— Встань рядом, заслони их.
Он шагнул, вставая между новыми своими партнерами и приближающимися наемниками, поудобнее перехватил ружье, как-то мельком оглянулся и вдруг со страшной силой ударил Хмурия Несмеяновича прикладом, так что тот отлетел к постаменту и ударился об него затылком. Не останавливая движения, третий звеньевой развернулся и, выпустив из рук ружье, обрушился на Персефония, приставляя к его горлу нож — тот самый, зачарованный, который так доверчиво передал ему Тучко.
— Не дергайся, сосунок, — прохрипел он. — Помнишь, что это за клинок? Вот и хорошо, и помни. Нос! Так твою разэдак, чего стоишь? Вяжи кровососа, быстро!
Однако веревки ни у того ни у другого не оказалось, и прежде чем удивленный, но отнюдь не выбитый из колеи Нос догадался использовать пояс, послышались веселые голоса приближающихся герильясов.
— Стой там, Жмур! — пряча лицо бригадира в траве, растущей вокруг постамента, крикнул третий звеньевой. — Я тебе сюрприз приготовил. Сколько дашь за него?
— Смотря что за сюрприз, — был ответ.
— Тебе понравится! Подойди и глянь… Только учти, — добавил он, прикладывая нож к горлу бывшего бригадира, — пока о цене не сговоримся, жизнь его на волоске висит.
Стоявший за Жмурием упырь — Эйс Нарн, вспомнилось названное в часовне имя — потянул носом воздух и хохотнул:
— Ай да Дуря! Соглашайся на любую цену, Жмур, не прогадаешь. Дуря тебе славный подарок принес. Мы за ним гонялись, а Дуря со своим сопляком взял да и принес, будто с грядки выдернул!
— Хмур! — не выдержал волколак Дерибык, тоже учуявший командира.
Герильясы обступили схваченных.
— Ну ты ловец прирожденный, Дуря! — слышались похвалы. — Экий улов! Тут тебе и Тамас, тут и Хмур… А это, — добавил, рассмотрев лицо Персефония, Дерибык, — надо полагать, тот самый малахольный упырек из Лионеберге.
— Славно, — подхватил Эйс Нарн. — Если не возражаете, господа, я с него начну. Может, он и не друг бригадиру, но пускай Хмур хорошенько представит себе, что его ждет, если он вздумает отмалчиваться.
— Спросить сперва надо, — поморщился человек, в котором по описанию узнавался Оглоух. — Может, и так все скажет?
— Сперва купите его у меня! — нервничая, прикрикнул Дурман. Продолжая угрожать жизни Хмурия Несмеяновича, он был вынужден стоять на коленях и смотреть на всех снизу вверх.
— Не кудахчи, звеньевой, тебе не личит, — сказал Оглоух.
— Пятьсот рублей, — предложил Жмурий Несмеянович. — Бери, у нас не так много в карманах завалялось.
Дурман был уверен, что «завалялось» на самом деле чуть побольше, но он также понимал, что спорить с численно превосходящим противником себе дороже.
— Пятьсот рублей? Идет!
— Как ты его взял? — спросил Жмурий.
— Он у часовни был, как раз когда пальба начиналась. Ха-ха, вообрази, втирал мне, будто он — это ты! Как будто хоть один герильяс на свете не признает самого Хмура… Выкладывай, что ли, монету, герой?
— Сейчас двести, а триста нам твои односельчане должны, — к неудовольствию Дурмана, сказал Жмурий. — Зазряк, отсыпь ему двести!
Никем не принимаемый всерьез бледный угловатый юноша вынул пистолет и выстрелил Дурману в грудь. Тот даже удивиться не успел, всплеснул руками и рухнул, придавив Хмурия Несмеяновича.
Зазряк улыбнулся. Ему нравились эти игры. «Дать» или «отсыпать двести» на жаргоне бригады Тучко означало стрельбу.
Один из стариков отшатнулся, другой, чуть менее сообразительный, подивился:
— Чевой-то не пойму, кто победил-то? Наши или чьи?
— Наши, дед, наши! — успокоил его Дерибык. — А что, панове, неплохой нынче денек выдался, а ночь — и того лучше! Однако притомился я. Зазряк, дружочек, сбегай в село, принеси нам чего посытнее да для души веселия чего-нибудь.
Зазряк кивнул и помчался в Грамотеево.
— А где этот писака? — подивился полевик Шарох. — Надо же, смылился!
— Да пес с ним, — махнул рукой Оглоух. — Давайте бригадира в себя приводить. Охота уже на сами знаете что посмотреть… руками потрогать…
