— Воу, воу, подруга, полегче… — поднимает ладони Косум: — да ничего я такого сказать не хотела. Это так… шуточки же…
— Сора-тян не обращай на нее внимания — советует Сомчай: — я же говорю, трудная она у меня. С тех пор как в детстве попала головой под асфальтоукладчик… и с обрыва упала. Головою вниз, конечно… два раза…
— Вот и хорошо! — прерываю я наливающуюся злостью Косум: — значит бросим формальный вызов. Как это делается вообще? Выходим и кричим что вы все падлы и мы вас всех тут сейчас пошинкуем в сашими? Или надо перчатку в лицо кинуть? Послать письмо? Что говорить-то?
— Ох — вздыхает Сора: — все с вами ясно. Я сама все сделаю. Вы — стойте и молчите. Изображайте из себя тупую силу, я в вас верю, у вас получится. Кое-кому даже и стараться не надо…
— Смотри-ка, а у Соры-тян есть чувство юмора — удивляется Сомчай и поворачивается к своей сестре: — вот, учись, Косум. И в строчку, и в меру, не то, что ты — всегда с перегибом. Настоящий юмор — он тонкий должен быть.
— Как у тебя, когда ты шутишь про то, что меня в детстве головой уронили? Или, когда рассказываешь всем, что меня из зоопарка домой забрали, думали, что хомячок? — фыркает Косум, складывая руки на груди.
— И это даже не шуточки, это суровая правда жизни, ты просто не помнишь. — ухмыляется Сомчай: — просто ты была маленькая и ничего не помнишь. Но для хомячка ты весьма сообразительна, это в сравнении со средним человеком ты … альтернативно одаренная.
— Твой юмор такой тонкий, что его иногда и не видно. — пытается парировать Косум, а я в первый раз понимаю, что внутри этой пары своя динамики и это только со стороны кажется, что Косум Сомчая подавляет, а оно на самом деле вон как…
— Так! — прерываю я соревнование в остроумии между братом и сестрой. Начато оно, судя по всему не вчера и не завтра закончиться, а мы скоро к месту подъедем.
— Роли расписаны следующим образом — выходим, Сора бросает вызов, они бычат, мы — рычим, бодаемся лбами, угрожаем, они дают заднюю, я забираю бумаги. Есть вопросы?
— Есть — задает говорит все еще не остывшая Косум: — а если они там… перегибать будут? Я так понимаю, что с той стороны не профессиональные каскадеры? Обычные парни с улицы, привыкшие бычить. Если что — можно им немного … врезать?
— Конечно можно. — разрешаю я. Тэтсуо так и сказал — мол можете не церемониться, парочка синяков — это нормально. Все должно быть правдоподобно, вот только…
— Но только не покалечьте мне никого! — предупреждаю я: — синяки — сколько угодно, побои и издевательства — ради бога, унижения и курощение — тоже за здрасте. Никаких переломов или там выбитых коленных чашечек, сломанных позвоночников и вырванных челюстей. Особенно к тебе относиться, Сомчай, ты как увлечешься… — и я машинально трогаю свою челюсть. Хороший удар у Сомчая, что сказать.
— Понял — кивает Сомчай, закатывая глаза: — никаких переломов. Будет все нежно… как на выпускном вечере в танце со старостой класса — на одних касаниях.
Фургон сбавляет ход и останавливается. Я выглядываю в окно. Вот и пустующее здание, а возле него эти самые «личности вызывающей наружности». Глядя на них, я понимаю, что с Тэтсуо мне здорово повезло — он где-то откопал самых настоящих бандитов… вернее, личностей, которые выглядят как бандиты — вот не отличишь. Молодцы. Как надо выглядят — кожаные куртки, татуированные пальцы, бритые затылки или наоборот — вызывающе длинные волосы, свисающие на лицо. Мотоциклы тут же рядом стоят. Из-под кожаных курток в карман брюк — длинные цепи. Личности стоят у своих мотоциклов и о чем-то переговариваются, курят и смеются. Я боялся, что сцена «банда стоит у охраняемого здания» будет выглядеть нарочито, неправдоподобно… но эти отрабатывают на все сто. Все естественно, натурально. Наверное, потому, что они так и привыкли вечера коротать — стоя и болтая о том, о сем. Попивая пивко и дымя дешевыми сигаретами и плюясь на асфальт.
Телефон в моем кармане вибрирует. Я достаю его. Сообщение от Тэтсуо — «Скоро будете?». Быстро набираю ответ «Уже тут». Открываю дверь фургона и выхожу наружу. За мной — Сора, Сомчай и Косум. Все мы одеты в черные костюмы, кроме Соры, которая в своем сером. У всех на лицах — черные очки. В общем только музыки не хватает. Сбоку уже суетятся операторы из второго фургона. Камера, мотор, экшн!
— I’m all out of gum… — бормочу я себе под нос.
— Чего? — не понимает Сора.
— Ничего. Сора, гляди — эти плохие дяди обижают Кимико — говорю я и киваю на стоящих у мотоциклов «подозрительных личностей». Сора аккуратно кладет катану в ножнах себе на плечо и движется вперед с грацией линкора, выходящего на боевой курс. За ней движемся и мы. «Подозрительные личности» прекращают общаться и поворачивают свои головы. Да, все идет, как и задумано… хотя червячок беспокойства свербит и напоминает мне что никогда и ничего не идет по плану. Надеюсь, что я ошибаюсь… или что это будет несущественное отхождение от плана.
— Эй вы! — бросает в толпу слова Сора, которая сейчас не просто Соря-тян, а мечник, пришедший нанести добро и причинить справедливость: — кто тут у вас главный? Вызываю его на поединок! Один на один или все вы вместе — не имеет значения! Ну?!
— Это так и должно выглядеть? — задумчиво спрашивает меня Косум, глядя как из здания выходят еще люди. С бейсбольными битами и велосипедными цепями. Многовато каскадеров Тэтсуо нанял… мог бы так и не беспокоиться… нам бы и меньше хватило для картинки.
— Кто тут бросает вызов Большому Та? — раздается громоподобный голос и мы видим, как над толпой вырастает гигант. Бычья шея, два метра ростом, бицепсы, которые больше чем у Сомчая раза в два наверное. В руке у гиганта — здоровенный тесак для рубки мяса.
— Ну… хорошо, что это постановочный бой — бормочет себе под нос Косум: — а то я уж забеспокоилась…
Глава 17
POV Санта (San Ta), Третий Та, он же Такамару Дзюса
Санте вся эта идея не нравилась с самого начала. Нет, посидеть в Шелтере, покурить травку там или выпить пивка, да старый добрый сунь-вынь замутить с Марикой всегда было в кайф. Марика не ugly bitch какая, Марика соска, ее папаша из больших шишек, у нее всегда лавэ на кармане и шмотки круче-гуччи.
У Марики и кожа была чистая и пахла она не бензом и выпивкой, она парила вейпы с жижей из травы, которую барыжили Коркни на углу шестьдесятой и Стрит. Большой Та, так тот вообще от Марики балдел, считал, что она удачу приносит.
Сам Санта к Марике дышал ровно, был не прочь переспать с girl на продавленном матрасе в Шелтере или на заднем сиденье автомобиля или вывезти ее за город и устроить дикий сешн и сунь-вынь вместе с Большим Та, братьями Ре и Марикой. И от того, что он отлично осознавал всю пропасть между Марикой и ними — его eldak стоял как кол, разве что не дымился. Натягивая Марику и глядя как, она наклоняется и расстегивает молнию на ширинке у Большого Та — он всегда представлял как она ходит в Рождество по Центральной Авеню, вся чистенькая и красивая, в своем дорогом белом пальтишке и меховой горжетке, с последней модели смартфоном и какой-то парень из ее класса — пытается ухаживать за ней и мечтает о ее поцелуе… знал бы он, что она этими самыми губами вытворяет.
Марика — shalava. Настоящая shalava, а не из тех, что делают вид. Те, что делают вид, просто кидают тебя на лавэ и высасывают твои бабосы из кошелька быстрее чем пылесос «Бьянка» — мелкий бисер. Настоящие shalava — они любят сунь-вынь, трах-тибидох, обожают ходить в штыковую атаку, все это харево, вампуку и перепихон. Деньги Марике были не нужны, она сама их тебе дать могла. Валом у нее денег обычно.
Потому троица, или как их называют на улицах Три Та — не имела ничего против Марики. Та приходила в Шелтер после школы, швыряла портфель в угол, закидывала ноги на стол и закуривала вейп, если ни у кого не было косячка с травкой. Швыряла на стол смятые купюры — если кончилось пиво или жратва — и Большой Та послушно тащился за едой и выпивкой. Иногда они играли в игры, иногда валяли дурака, пару раз Большой Та разбирался с ее незадачливыми ухажерами — ему это словно доставляло удовольствие. Нравилась она ему.
