— Скажите сыр, снимаю. Щёлк, — какой сыр, комдив схватился за шашку. — Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал! И показал на экранчике снимок «сурового витязя» с ординарцем. Цветной снимок.
— Прохор, ты, что нибудь понимаешь? — мешанина мыслей в голове. — А то у меня камыш зашумел…
— В сказку мы попали, — Прохор от повторного щелчка фотокамеры проснулся.
— Хороша сказка, да небось, с войнушками!..
Махнул в сторону стоящих автомобилей. А нагайку так сжал, что побелели костяшки пальцев. В одном, открытом, сидели четверо в пятнистой форме и спокойно поглядывали по сторонам. Около четырёх грузовых крутилось ещё человек двадцать, с коханьем оружия…
— Нет, только собираемся воевать. Сюда идёт войско неприятеля, довольно многочисленное, но уступающего нам по оружию. Неделя по времени у нас есть, — совсем спокойно ответил майор.
— Да-а-а. Это хорошо, что неделя…
Мелехов остыл. Развернулся, дошагал обратно до своих коней и махнул рукой. И к мосту потянулись, поспешая, казаки Громковской сотни. Любопытные и под пулемёты. Первым бегом прибежал сотник. С женой.
— Сотник тебя… — Мелехов не договорил. Ему навстречу шёл, родной брат Пётр. — Здорово, братушка.
Старшего брата заключил в объятия, и даже не удивился его появлению. И новенькому обмундированию старшего Мелехова.
— Чуй, Гриша, а у тебя в голове не было слов — «омоложение прошло успешно»? — старший брат смотрел со спокойной ухмылкой.
— Водились, Пётр Пантелеевич, — ответил. Спокойствие брата и ему передалось. — Вот тебе и сказка!..
Стали подходить казаки из его дивизии. Прямо волнами они на таможню накатывали. И они стали спрашивать, как их сюда всех занесло. Мелехов, как мог, отвечал. Казаки зачесали затылки. Но большинству предстоящий недельный отдых пришёлся по нраву. Поглядывая на брата, решился ехать в Каменскую.
— Так, сколько тут до Каменской будеть? — спросил у, «ишь ты», майора.
— Десять вёрст от нас будет. Езжайте, мы за этой «бригадой» присмотрим. Накормим и попадалово у них сытным получится.
— Пётр, покомандуй, я к голове нонешнему заскачу. Поспрашай тута ишшо. Бывай.
С ним поехали Прохор и Коршунов на коньке местных пограничников. Митрий уже изъяснялся нормально, но редко. Ехали, почти молча версты две, рассматривая окрестности. Слева была весенняя цветущая степь, а справа начались аккуратно распаханные поля в коробках лесопосадок.
— Ты глянь-ко, Митрий, как складно распахано, — Прохор не выдержал трёхминутной молчанки.
— Ага. Полный гламур!..
Коршунов с игнорированием смотрящий на всё и всех, при виде ладных полей оживился. Свернули с асфальта. Глянули на пронёсшуюся по дороге пятнистую машину, спешились, и, оставив коней пастись в щедрой лесопосадке, ступили на поле. Прохор опустился на корточки и разрыл землю руками.
— Глянько, пашеничка посажана. Эх, полюшко-поле…
Григорий, покусывая травинку, сорванной по ходу, молча слушая начавшийся разговор между Митрием и Прохором, пришёл к выводу, что непонятное пока можно опустить, а, если что, с земляками он тут не пропадёт. В толпе подошедших казаков он рассмотрел и своих хуторян-земляков: Христоню, Якова Подкову, братьев Шамилей, Аникушку. Даже Степана Астахова увидал. Да плюс повстанцы с других станиц и хуторов. «Это нормально». Затем все вышли к дороге.
Послышался шум мотора. В сторону Каменской ехала легковая машина, необычная. Машина остановилась. Из неё, блеснув загорелыми ляжками, выбралась девушка в светлом платье до колен и туфельках, под цвет глаз. Синих.
— Товарищи, а куда эта дорога ведёт? — спросила, закрываясь ладонью от солнца.
— Товарищей выискиваешь? А мы тебя щас плетей, креативных! — Коршунов сердито скалясь, потянулся за нагайкой.
— Митрий, прекрати! — одёрнул дружка Мелехов. — Зачем девушку смущаешь. Тут тебе не садо-мазо…
Девушка нагайки карателя не испугалась. Уперев руки в бока, незнакомка высказала, куда бы она засунула эту плётку Митьки, и какие были бы результаты. Потом ещё прошлась по «семейке» Коршунова. Да таким ядрёным матом. Казаки смутились, а Коршунов со всего маха уселся на землю и стал рвать с такой злостью траву и раскидывать её, что все поневоле разулыбались.
— Ой, а вы на актёра Петра Глебова похожи, что играл Григория Мелехова в «Тихом Доне»! Тут кино снимают? — девушка стояла уже рядом с Мелеховым.
«Ага. Как в 2014». — Я не Глебов, я — Григорий Мелехов. А дорога ведёт в Каменскую.
— Мелехов? Какую Каменскую? Тут Сальск должен быть.
Дальше последовал разговор «немого с глухим».
— Куда мы, дядя Вася, попали? — девушка надула капризно губки. Степенный шофёр потускнел:
— Регина, давай назад в конезавод вернёмся.
— Ага, Марсов, меня съест, что зря съездила. Скажет, напрасно бензин спалили.
— А ты его матом, Марсова этого, — Прохор бесхитростно подсказал.
— А у кого я мату научилась? У директора Марсова и училась… И любопытная девака уговорила Григория и Прохора поехать «в вашу Каменскую» на их «Ниве». — А этот хам пусть тут сидит, коней ваших охраняет.
Сели в машину, раз, и показалась Каменская. Пассажиры в «Ниве» с удивлением рассматривали станицу, похожую на перевалочный военный пункт.
— Ты смотри половина в давнёшней форме, а половина в немецком камуфляже, — комментировал дядя Вася увиденных вояк. — Это ж, какой тут год?
— 1912-й. Вон на афише написано.
Изумлённые, поехали искать есаула Ястребова. Возле станичного правления, куда ехали по подсказкам Прохора, увидели интересный грузовик.
— «ЗИЛ» переделали в броневик. А откуда на нём взялись американские пулемёты? — недоумевал Василий Васильевич Васечкин, шофёр директора Марсова, служивший в 1961-63 годах, в ГДР.
Для казаков «ЗИЛ» был простой железякой. Только большой. И занимательной. «Нива» остановилась рядом с грузовиком, пассажиры выбрались на асфальт. Прохор стал тут же его щупать, прицыкивая.
— Товарищ военный, а где можно найти есаула Ястребова? — девушка обратилась с вопросом к офицеру в защитной мешковатой форме.
— Мое почтение, сеньорита Лиэль. Что уже не узнаёшь? — справился военный.
— Я не Лиэль, я Регина. Регина Дубовицкая, ветеринар конезавода N 159 имени Кирова.
— Вот мне везёт на этих «красных», — изрёк военный. — Я есаул Ястребов. А это Григорий Мелехов и Прохор Зыков. Я прав?
«И этот меня знает».
— Ох, уж этот, Борн, язви его в корень, дал почитать «Тихий Дон» с картинками, — тут же подивил всех Ястребов.
Последовала еще раз немая сцена. Зыков с Васечкиным, отколовшись от коллектива, разглядывали кабину ЗИЛа. Прохор куце присвистывал.
«А Вася-то не Шумахер» — подумал комдив. Подумал, удивился и стал спокойным.
— О, а вот и сам милорд Борн припёрся, — воскликнул есаул. Подъехал легковой автомобиль серо-зелёного цвета. Из него, под шум громкой музыки, выбрался плечистый дядя в чёрных очках, чёрной майке-фуфайке с короткими рукавами, защитного, оливкового цвета брюках, и в высоких серо-зелёных ботинках. — Вот, так всегда: с понтами, с музыкой, бухой и с бабами. Опаньки, сэр Борн, у меня, что в глазах троится? Раз-Лиэль, два-Лиэль и три-Лиэль.
— Салют. Где, ты, Ястребов, третью Лиэль видишь? — изрёк дядя. И от дяди трепало многоаршинным перегаром.
— Вуаля! — Ястребов поручкался с Борном и указал на Регину, которая ходила вокруг броневика.
— Ляльки, вашему полку прибыло. Вы теперь — тройняшки, — провозгласил дядька.
Регина, увидев двух девушек одетых, как Борн, и с её лицом, даже глаза протёрла от изумления.
— Я — Лиэль, — отрекомендовалась правая.
— Я — Стелла, — от левой.
— Я — Регина.
Девушки молча, глядели друг на друга. Смотрел и Мелехов. На центровую…
— … плохо выглядишь, кабальеро Борн, — донеслось до Мелехова. — Пил? И пил всю ночь, да?
— Пил. По поводу. У меня ещё два двойника нашлось. Чех, лётчик он, и англичанин-десантник; оба майоры. Фронтовики. Вторую мировую пережили, и пьют как русские. Ик. Я там чутка поругался. С коньяком. Лялек, вот привёз. Будут медсёстрами, ик, наверное…
— Везёт тебе, Роман Михалыч. А ко мне тоже интересные люди пожаловали. Борн, смотри! — Ястребов развернул Борна к Мелехову и Прохору.
Приехал в Каменскую совсем разбитым от алкоголя Шарпа. В голове шумело, и девушек я не слышал. А тут, на тебе, ещё одна «Лиэль» припожаловала. Регина Дубовицкая, да плюс Максим Галкин дома. На лицо — комик-шоу, блин.
— Борн, смотри. Командир I повстанческой дивизии Мелехов Григорий Пантелеевич и его ординарец Прохор Зыков. Угадываешь? — Ястребов победно смотрел на меня.
— Шалом, олы, — сил удивляться у меня не было. — Милости просим к нашему «Аншлагу», господа казаки…
Мелехов недоверчиво усмехнулся. Ястребова позвали к телефону. Повстанческий комдив, молча, стал меня разглядывать. Смотреть было на что. Тактические очки фирмы MNW, кожаные пояс с Глоком, футляр с телефоном, запасные магазины в подсумке. Пять минут молчанки, и появился предовольный есаул.
