– Ты давай завязывай со своими комплексами, я не буду таскать тебя до старости. — Он бережно пронес меня сквозь прохладную дымку отражения и поставил на серебряный пол эльфийского дворца. Чутко спавшая на боевом посту, Галадриель была первой, кто встретил меня на родине. Она мгновенно проснулась, открыла глаза и подошла к нам. Я заметила, что сейчас мы были примерно одного роста, одинаковые пряди серебряных волос струились по нашим плечам. Она обратила на меня взгляд полный нежности, и я покорилась, подставив под поцелуй лоб.
– С возвращением.
– Она же обыкновенная эльфийка, — Келеборн, присоединился к жене.
– Нет, ты не прав, дорогой. Это удивительная эльфийка, её уму и смелости можно только позавидовать.
Стараясь не замечать насмешливого взгляда жены, король пошел распорядиться насчет небольшого пира. А я почувствовала, как страшно устала — эти бессонные напряженные годы, сражения, смерть, возвращение, это все так утомительно.
Все те же опаловые двери парадной спальни, необъятная кровать…
– Я дома, — давно не ведающая такого чувства, я безмятежно зарылась в роскошь кружевных подушек. Последние что я увидела — свой старый лук, мне даже показалось, что он шевельнулся и тихо зазвенел, или мне это уже приснилось?
Солнечный зайчик, с разбегу прыгнувший на подушку, скользнул по моей щеке. Я уже давно не спала, но закрыв глаза блаженно грезила. Было тихо и безмятежно, так словно неожиданно выздоравливаешь после долгой мучительной болезни. И свет раннего утра вместо страдания несет умиротворенную радость. Смешной зайчик погладил меня лапкой, настойчиво потрепал за нос, я чихнула и открыла глаза. В изголовье кровати в глубоком кресле сидел Лег. Все те же упрямые морщинки на лбу, шрам через всю щеку, но что-то неуловимо обреченное было в его согнутой спине. Он неподвижно смотрел на пол, и вздрогнув от моего чиха, повел глазами.
– Ты проспала свою первую брачную ночь, — безнадежно попытался пошутить он, затем решительно положил рядом со мной, какой-то маленький предмет, что сжимал в своих ладонях, встал и отошел к окну. Он хотел, чтобы я в одиночестве, осознала этот удар. Маленький колокольчик, он, когда то своей мифриловой песней, возвестил Валинору, что мы с араненом больше, чем друзья, сейчас он запутался в пышных кружевах. Осторожно его подняв, я увидела вырванный язычок — знак развода. Теперь, навсегда немой, он выкатится из моих внезапно ослабевших рук, и, почувствовав холодную пустоту души, я тихо спросила.
– Зачем?
Отвернувшись Лег, стоял сцепив руки за спиной. Он глухо мне пояснил.
– Ты свободна. Титул, прощение, величие рода все тебе остается. Можешь жить где угодно и поступать как заблагорассудится, только прошу, оставь меня в покое.
– Я спрашиваю, зачем ты спас меня в царстве мертвых? Зачем поцеловал в Мордоре? Зачем вытащил из волн океана? Эти встречи в темных мирах — зачем все это? Просто хотелось поразвлечься?
Он молчал.
Тяжело вздохнув, я встала на розовеющий, высвеченный утренней зарей, пол. Слава, завоеванные миры, — глупости какие, сейчас мне хотелось, чтобы это все перестало существовать. Я поняла всю безнадежность дальнейших слов — он уже все решил за нас обоих. По незыблемому старинному правилу, я должна с уважением отнестись к решению мужа и оставить его. Вот только обычай требовал последнего, прощального поклона.
Подойдя к спине Леголаса, я низко присела перед ним, в глубоком реверансе и просто сказала:
– Я ухожу, провожать не надо.
Мои колени почти коснулись пола, голова склонилась ниже плеч, все шло четко и правильно, сейчас я выдержу долгую паузу, потом гордо выпрямлю спину и пойду, все равно куда. Но жизнь полна неожиданностей: почти в самом конце поклона, покачнувшись, я потеряла равновесие, меня вдруг повело вперед.
– Ой, держи, сейчас шлепнусь.
Упав на колени, он подхватил меня.
– Поклоны ты никогда не умела делать! — и стена непонимания, рухнула. — Эльфи, — простонал он, — Эльфи не бросай меня, делай что хочешь, только не отталкивай меня. Я гоняюсь за тобой всю жизнь, с детства. Я каждый день клал на твое окно охапки цветов — ты выбрасывала их мне на голову; приглашал на свидания — ты не приходила; клялся в верности — ты не верила, только смеялась. В дневнике написала, что у меня нет никаких чувств, но ведь это все была неправда, с самого начала это была неправда. И ты это прекрасно знала, жестоко играя моим сердцем — от скуки ты бросала его во мглу отчаяния. Все годы нашей разлуки я шел за тобой, искал тебя в самых отдаленных уголках Средиземья, но найдя, не мог удержать, может потому что не мог сразу сказать самого главного, что репетировал так давно. Хорошо, ты добилась своего — я люблю тебя, Эльфарран! — теперь довольна!?
Он замолчал, а я подумала
– Так вот почему я не превратилась в лягушку, это был самый настоящий поцелуй!
Солнце обошло небосклон, немного задержалось в зените и, видно потеряв всякую надежду, обиженно закатилось за горизонт. Мы по прежнему сидели на полу, то говоря, то замолкая, то начинали целоваться и опять говорили и говорили. Он признался, что в первый же день нашего знакомства, придя домой, твердо заявил отцу, что женится на младшей из Вентрумов (это моё родовое имя) через триста лет и три года.
– И что отец? — я, подняв лицо от его груди, немного испугалась.
Нежно отбросив мне пряди со лба, он заглянул в глаза и продолжил.
– Он согласился, дал мне подзатыльник и отправил спать без ужина.
– Так он все знал?
– Конечно, знал, ты ему сразу понравилась, особенно та невозмутимость, с которой ты сидела в грязной луже. "В ней есть что-то величественное", — сказал он тогда. Да что говорить, все знали, что мои глаза смотрели только на тебя, а сердце замирало от одного воспоминания о наших встречах. Ты моя чайка, белоснежная и немного шумная, но бесконечно любимая чайка…
Осторожный стук в дверь, напомнил о начинающимся пире.
– Давай не пойдем никуда.
Но согласно обычаю, спустя час, мы все же сидели во главе стола, пили из одной чаши и со счастливыми глазами держались за руки. Заздравные тосты и гимны нашим богам, крики, смех, дорогие лица. Подвыпивший Гимли лез целоваться, и Лег, смеясь, настойчиво оттаскивал его. Три моих сестры, обнявшись, дружно навзрыд рыдали от радости.
… И вот уже звучат мелодичные такты последних танцев. Порядком уставшие гости с осовелыми глазами усиленно вспоминают, в каком направлении находятся их дома. Наши друзья деликатно-пьяно улыбаясь, или тихо сползают под стол, или засыпают, накрыв глаза салфетками. Перед прощальной речью сам Ар-Трандуил пригласил меня на танец. Всегда немного робевшая перед ним, я, кружась в танце, невпопад выдохнула:
– Простите меня.
Он, наклонившись к моему уху, тихо прошептал:
– Подари мне внука и считай, что мы в расчете.
И вихрь танца закружил нас.
На другом конце стола сидела автор этой книги, с кипой разноцветных тетрадей и исписанных листочков мятой бумаги — она торопливо дописывала окончание.
"Счастья тебе, неординарная эльфийка! Никогда не бойся посмеяться над собой, и если кто-то еще улыбнется вместе с тобой, то значит, ты не зря прошла свой путь. И вполне возможно, что спасение нашего человеческого, насквозь прагматичного мира от скептически-потребительского зла зависит от таких простых старомодных чувств, как дружба, сострадание, и, конечно, любовь."
Подошедший Гимли заглянул в мои записи.
— Это что, разве это интересно? Вот я расскажу тебе историю Мории, так там целая эпопея, а что наболтали гномессы, все враньё.
— Может, мы просто выпьем за молодых?
— Неплохое предложение, но, все же, после пира айда ко мне? Кстати, я давно хотел спросить — а ты, случаем, не родня нашей аранели?
— Нет, я всего лишь её тезка.
КОНЕЦ
