Струну они поместили в резонирующий ящик. Он снова и снова проиграл одни и те же двенадцать тактов.
– Музыкальный ящик! – воскликнул Чудакулли. – Ну и ну!
– Вот бы музыканты поиграли перед множеством таких струн, – задумчиво произнес Тупс. – Может быть, нам удалось бы поймать музыку?
– Но для чего? – удивился Чудакулли. – Ради всего плоского, зачем?
– Ну… Если музыку можно будет посадить в ящики, отпадет необходимость в музыкантах.
Чудакулли замялся. Эту идею следовало хорошенько обдумать. Мир без музыкантов обладал определенной привлекательностью. Всех без исключения музыкантов аркканцлер считал нечесаными голодранцами. Очень негигиеничными.
Наконец Чудакулли неохотно покачал головой.
– Только не эту музыку, – сказал он. – Мы должны остановить ее, а не размножить.
– А что в ней плохого? – не понял Тупс.
– Она… Ты что, сам не видишь? Она заставляет людей вести себя странно. Делает из них грубиянов. Они перестают слушать что им говорят. Им хоть кол на голове теши. Это неправильно, так быть не должно. Кроме того… вспомни о господине Хонге.
– Определенно тут присутствует нечто необычное, – признал Тупс. – А нельзя ли получить еще образцы этой музыки? Для исследовательских целей, разумеется.
Чудакулли пожал плечами:
– Декан выведет нас на нее.
– Ничего себе, – прошептал Бадди в огромной, отзывавшейся эхом пустоте. – Неудивительно, что его назвали каверной. Это помещение огромно!
– Тут я чувствую себя настоящим гномом, – сказал Золто.
Асфальт просеменил к сцене.
– Раз-два, раз-два, – сказал он. – Раз. Раз. Раз-два, раз-два…
– Три, – подсказал Бадди.
Асфальт с несколько удрученным видом замолчал.
– Просто проверял, понимаете, просто проверял… проверял, – пробормотал он. – Проверял это, как его…
– Публики будет мало, – покачал головой Бадди.
– Или много. – Золто пнул стоявший у сцены ящик. – Посмотри-ка сюда.
Он развернул плакат. Остальные подошли ближе.
– О, да, здесь мы нарисованы, – удивился Утес. – Кто-то нас нарисовал.
– Выглядим круто, – заметил Золто.
– Бадди выглядит особенно хорошо, – сказал Асфальт. – Когда вот так размахивает гитарой.
– А зачем все эти молнии? – спросил Бадди.
– Я никогда не выглядел таким злым, даже когда злился, – проговорил Золто.
– «Новае Звучание, У Каторова Нет Скончания», – прочитал Утес, наморщив лоб от напряжения.
– «Рок-Группа», – продолжил Золто.
– О нет, – простонал он. – Тут говорится, что мы здесь выступим и все такое прочее. Мы покойники.
– «Буть Здесь Или Аставайся Квадратной Штукой», – прочитал Утес. – Я не понимаю…
– Здесь целая куча этих листов, – сказал Золто. – Слушайте, это же афиши. И знаете, что это значит? Он их развесил повсюду. В общем, когда Гильдия до нас доберется…
– Музыка свободна, – ответил Бадди. – Она должна быть свободной.
– Что? – воскликнул Золто. – Только не в этом гномьем городе!
– Музыка свободна по своей природе, – настаивал Бадди. – Люди не должны платить за то, чтобы играть музыку.
– Правильно! Паренек прав! Я всегда так говорил! Разве я так не говорил? Говорил, причем именно так.
Из тени кулис появился Достабль. С ним был тролль – Хризопраз, догадался Бадди. К его удивлению, особыми размерами или, скажем, угловатостью тролль не отличался. Напротив, он выглядел гладким и блестящим, как галька на берегу. И ни следа лишайника.
К тому же он был ОДЕТ. Ношение всяких тряпок, за исключением униформы или рабочей одежды, троллями не поощрялась. Обычно они обходились набедренной повязкой, закрывавшей то, что нужно было закрыть, и все. Но Хризопраз был одет в костюм. Который на нем явно не сидел, на первый взгляд из-за плохого покроя. На самом же деле костюм был пошит очень искусно, просто все тролли без исключения даже без одежды выглядят скверно скроенными.
Приехав в Анк-Морпорк, Хризопраз быстро усвоил основные жизненные правила. Начал он с главного: бить людей по голове – это бандитизм, но платить другим, чтобы они били людей вместо тебя, – это нормальный бизнес.
– Ребята, – сказал Достабль, – очень рад представить вам Хризопраза. Моего хорошего друга. Мы давно друг друга знаем. Верно, Хриз?
– Именно.
Хризопраз наградил Достабля теплой дружеской улыбкой. Так акула улыбается треске, с которой ее пока что устраивает плыть в одном направлении. Игра кремниевых мышц на щеках говорила, что настанет день, когда кое-кто сильно пожалеет о том, что называл его Хризом.
– Господин Себя-Режу заявляет, что вы, ребята, являетесь лучшим открытием с тех пор, как кто-то додумался продавать уже нарезанный хлеб, – сказал тролль. – Вы тут всем довольны?
Они молча кивнули. Люди предпочитали не разговаривать с Хризопразом дольше необходимого, чтобы случайно не обидеть его. Причем то, что Хризопраз обиделся, люди понимали не сразу. Они понимали это гораздо позже, когда в каком-нибудь темном переулке за их спинами вдруг раздавался чей-то мрачный голос: «Господин Хризопраз очень расстроен».
– Ступайте в гримерную, отдохните, – продолжил тролль. – Если захотите что-нибудь съесть или выпить, только скажите.
Пальцы его были унизаны бриллиантовыми перстнями. Утес таращился на них во все глаза.
Гримерная находилась рядом с туалетом и была заставлена пивными бочками. Золто прислонился к двери.
– Мне не нужны никакие деньги, – пробормотал он. – Только бы живым уйти…
– Еео о ешпокоитша… – невнятно зашепелявил Утес.
– Ты пытаешься говорить с закрытым ртом, Утес, – произнес Бадди.
– Я сказал, тебе-то что беспокоиться, за твои зубы никто и гроша не даст, – отозвался тролль.
Кто-то постучал в дверь. Утес быстро закрыл рот ладонью, но это оказался всего лишь Асфальт с подносом в руках.
Он принес три вида пива. Он принес даже бутерброды с копчеными крысами с хрустящей корочкой и отрезанными хвостами. А еще на подносе стояла чаша с превосходным антрацитным коксом, посыпанным пеплом.
– Жуй хорошенько, – посоветовал Золто, когда Утес взял чашу. – Может, в последний раз зубами работаешь…
– А вдруг все пройдет нормально, и мы спокойненько пойдем домой? – с надеждой промолвил Утес.
Бадди пробежался пальцами по струнам. Все даже есть перестали, когда музыка заполнила комнату.
– Волшебство… – покачал головой Утес.
– Не волнуйтесь, ребята, – успокоил их Асфальт. – Если возникнут проблемы, по зубам получите не вы.
Бадди резко перестал играть.
– А кто? – осведомился он.
– Самое странное, – продолжил низенький тролль, – что все вдруг стали играть эту вашу музыку Рока. Господин Достабль подписал на концерт еще одну группу. Типа, для разогрева публики.
– Какую?
– «Безумство» называется.
– И где они сейчас? – спросил Утес.
– Ну, как бы вам сказать… Вы знаете, почему ваша гримерная находится рядом с туалетом?
Спрятавшись за потрепанным занавесом «Каверны», Крэш пытался настроить гитару. Этот достаточно простой процесс осложнялся некоторыми непредвиденными обстоятельствами. Во-первых, Блерт понял, чего на самом деле хотят покупатели, и, предварительно попросив у предков прощения, начал уделять больше внимания приклеиванию к гитаре всяких блестящих штучек, нежели работе над функциональными частями инструмента. Иначе говоря, он просто вбил в гриф дюжину гвоздей и привязал к ним струны. Впрочем, это было не такой уж большой проблемой, так как Крэш обладал музыкальным талантом заложенной ноздри.
Юноша посмотрел на Джимбо, Нодди и Падлу. Джимбо, ныне бас-гитарист (Блерт, истерически хохоча, взял доску побольше и натянул на нее проволоку для оград), неуверенно поднял руку.
– В чем дело, Джимбо?
– Одна струна порвалась.
– Ну, у тебя же остались еще четыре.
– Ага, но я, э-э, не знаю, как на них играть.
– Но как играть на четырех, ты тоже не знал, значит, проблем стало меньше.
Падла выглянул из-за занавеса.
– Крэш?
– Да?
– Там, типа, сотни людей. Сотни! У многих гитары. Они, типа, размахивают ими!
«Безумство» прислушалось к шуму, царящему по ту сторону занавеса. У Крэша было не слишком много мозговых клеток, и мысли в результате ходили крайне странными маршрутами, но даже у него возникли смутные подозрения, что звучание, которого удалось добиться «Безумству», несколько отличается от действительно хорошего звучания, которое он слышал вчера вечером в «Барабане». Тогда ему хотелось радостно вопить и плясать, а от своего звучания ему хотелось громко взвыть и, честно говоря, надеть барабан Падлы на голову его владельца.
Нодди посмотрел в щель между занавесками.
– Ого, толпа волш… кажется, это волшебники сидят в первом ряду. Я… почти уверен, что это волшебники, но…
