– Тут что-то не так! – закричал он в ухо Чудакулли. – Это не соответствует законам звука!
– А может, это и не законы вовсе?! – прокричал в ответ Чудакулли. Сидевшие всего в футе от него люди уже ничего не слышали. – Может, это всего лишь указания?!
– Нет! Законы должны быть!
Чудакулли увидел, как обезумевший от восторга декан пытается вскарабкаться на сцену. Огромная ступня Асфальта тяжело опустилась на его пальцы.
– Точный удар, – похвалил аркканцлер.
Какое-то покалывание в районе загривка заставило его оглянуться.
Несмотря на то что «Каверна» была битком набита, в зале вдруг образовалось свободное место. Люди жались друг к другу, но свободный круг словно окружала стена.
Центр круга занимала девушка, которую аркканцлер видел раньше, в «Барабане». Она шла по залу, изящно поддерживая платье.
У Чудакулли заслезились глаза.
Он шагнул вперед и сосредоточился. Проблема людей состоит в том, что их внимание постоянно рассеяно. В этот круг мог войти любой, главное было заставить свои органы чувств подсказать, где этот круг находится. Внутри звук был слегка приглушенным.
Он похлопал девушку по плечу. Она испуганно вздрогнула и обернулась.
– Добрый вечер, – поздоровался Чудакулли, оглядев ее с головы до ног. – Позволь представиться: Наверн Чудакулли, аркканцлер Незримого Университета. И не могу не поинтересоваться: кто ты такая?
– Э… – Казалось, девушка запаниковала, но только на мгновение. – Ну… наверное, с официальной точки зрения я – Смерть.
– С официальной точки зрения?
– Да, но сейчас я не на работе.
– Рад это слышать.
Со стороны сцены раздался жуткий вопль – это Асфальт метнул профессора современного руносложения в разразившуюся бурными овациями толпу.
– Не могу сказать, что часто встречался со Смертью, – признался Чудакулли. – Но, насколько помню, во-первых, это был он, а во-вторых, он был крайне костляв.
– Это мой дедушка.
– Ага. Правда? Я и не подозревал, что он… – Чудакулли вовремя остановился. – Так-так-так, подумать только. Твой дедушка? Семейный бизнес, да?
– Замолчи, человек, – оборвала его Сьюзен. – И не смей говорить со мной таким снисходительным тоном. Видишь его? – Она указала на Бадди, в данный момент игравшего соло. – Очень скоро ему суждено умереть. А причиной тому будет… глупость. Ты можешь что-нибудь изменить? А нет, так проваливай!
Чудакулли бросил взгляд на сцену, но когда снова посмотрел на Сьюзен, то обнаружил, что девушка опять исчезла. Приложив невероятные усилия воли, он вроде бы рассмотрел ее у выхода, однако Сьюзен знала, что ее пытаются увидеть, так что шансов у Чудакулли не было.
Первым в гримерную вошел Асфальт. Было что-то печальное в пустой гримерной. Она чем-то напоминала брошенные панталоны. Она многое повидала. Возможно, была свидетелем взрывов восторга, проявления целого букета человеческих страстей. А сейчас не осталось ничего, кроме запаха.
Плоский тролль бросил мешок с камнями на пол и откусил горлышки у пары бутылок пива.
Затем вошел Утес. Он сделал несколько шагов и ничком рухнул на пол всеми частями тела одновременно. Золто перешагнул через него и устроился на пивной бочке.
Он посмотрел на бутылки с пивом. Снял шлем. Вылил в него пиво. И позволил своей голове упасть туда.
Вошел Бадди. Сел в углу и прислонился к стене.
Потом вошел Достабль.
– Ну что я могу сказать? Что я могу сказать?
– Только нас не спрашивайте, – пробормотал Утес с уровня пола. – Нам-то откуда знать?
– Было просто грандиозно! – воскликнул Достабль. – А что с гномом? Он тонет?
Золто протянул руку, не глядя отбил горлышко у очередной бутыли пива и вылил содержимое себе на затылок.
– Господин Достабль? – позвал Утес.
– Да?
– Думаю, нам надо поговорить. Только группе. Если ты не против.
Достабль оглядел музыкантов. Бадди уставился в стену. Золто пускал пузыри. Утес валялся на полу.
– Ладненько, – сказал он и весело добавил: – Бадди? Бесплатное выступление – это превосходная идея. Я немедленно займусь организацией, и вы выступите, как только вернетесь с гастролей. Да, отлично. Что ж, я пожалуй…
Он было повернулся, чтобы выйти, но наткнулся на внезапно возникшую перед ним руку Утеса.
– Гастроли? Какие гастроли?
Достабль отступил на шаг.
– Так, по некоторым городам. Щеботан, Псевдополис, Сто Лат… – Он оглядел музыкантов. – Вы что, не хотите?
– Поговорим об этом позже, – сказал Утес.
Он вытолкал Достабля за дверь и захлопнул ее. С бороды Золто капало пиво.
– Гастроли? Еще три таких вечера?
– Но в чем проблемы? – удивился Асфальт. – Было здорово! Все орали и аплодировали. Вы выступали два часа! Я все ноги отбил, скидывая зрителей со сцены! Никогда не чувствовал себя настолько…
Он замолчал.
– Вот именно, – кивнул Утес. – Я тоже. Я вышел на сцену и сел, не понимая, что мы будем делать, а потом Бадди заиграл на своей… на этой штуковине, и я начал выбивать: «Бам-Бам-ча-ча-БАМ-бам». Я сам не понимал что играю. Это просто приходило в голову и спускалось в руки.
– Ага, – поддержал его Золто. – Полностью с тобой согласен. Я извлекал из трубы звуки, которые никогда туда не клал.
– На нормальную музыку это было совсем не похоже, – продолжал Утес. – Совсем. Не мы играли, а на нас играли.
– Ты ведь давно работаешь в шоу-бизнесе, верно? – спросил Золто у Асфальта.
– Ага. Был, делал, все видел.
– А ты когда-нибудь сталкивался с такой публикой?
– Я видел, как бросали цветы и аплодировали в Опере…
– Ха! Всего-навсего цветы? Какая-то девушка швырнула на сцену свои… свою одежду!
– Вот именно! Они зацепились за мое ухо!
– Помню, как-то в клубе «Скунс», что на Пивоварной улице, госпожа ВаВа Вум представила свой Танец Перьев… Так вот, когда на ней осталось последнее перышко, вся толпа так и бросилась к сцене…
– Прямо как сегодня, да?
– Нет, – признался тролль. – Должен сказать, что никогда не видел таких… голодных зрителей. Когда выступала госпожа ВаВа Вум, голод тоже чувствовался, но… на сцену никто свое белье не бросал. Обычно это она бросала его со сцены.
– И знаете, что странно? – просил Утес. – Нас в этой комнате четверо, а говорят только трое.
Бадди поднял голову.
– Главное – это музыка, – сказал он.
– Это – не музыка, – возразил Золто. – Музыка так с людьми не поступает. Они не должны чувствовать себя пропущенными через мясорубку. Я так вспотел, что, боюсь, через несколько дней придется менять майку. – Он почесал нос. – Кроме того, я смотрел на публику и думал: «Все они заплатили деньги, чтобы сюда попасть». Народу было куда больше, чем на десять долларов.
Асфальт показал им клочок бумаги.
– Нашел билет на полу, – сказал он.
Золто внимательно изучил его.
– Доллар пятьдесят? – воскликнул он. – Шестьсот человек по доллар пятьдесят каждый? Это… это же четыреста долларов!
– Девятьсот, – пробормотал Бадди все тем же безжизненным голосом, – но деньги тут ни при чем.
– Это деньги ни при чем? И ты такое говоришь? Какой же ты после этого музыкант?
Откуда-то все еще доносился рев толпы.
– После сегодняшнего концерта ты хочешь снова вернуться в подвалы и выступать для полудюжины зрителей? – спросил Бадди. – Золто, кто был самым знаменитым трубачом?
– Брат Рукисила, – моментально ответил гном. – Все это знают. Он спер золото с алтаря храма Оффлера, сделал из него трубу и играл волшебную музыку, пока боги не поймали его и не оторвали ему…
– Вот именно, – перебил его Бадди. – Но если ты сейчас выйдешь и спросишь у людей, кто самый знаменитый трубач, кого они вспомнят? Какого-то сильнорукого воришку или Золто Золтссона?
– Они… – Золто замялся.
– Вот именно, – продолжал Бадди. – Подумай об этом. Музыканту нужно, чтобы его слушали. Ты уже не можешь остановиться. Мы не можем остановиться.
Золто погрозил пальцем гитаре.
– Все дело в ней, – сказал он. – Она слишком опасна.
– Я могу с ней справиться!
– Да, но чем это все закончится?
– Главное не то, чем закончится, – ответил Бадди, – а то, с чего начать.
– Звучит как-то по-эльфийски.
Снова распахнулась дверь.
– Э… – проблеял Достабль. – Ребята, если вы сейчас не вернетесь на сцену и не сыграете еще что-нибудь, мы все окажемся в глубоком коричневом…
– Я не могу играть, – отрезал Золто. – От недостачи денег у меня дыхание перехватило.
– Но я же обещал вам целых десять долларов! – воскликнул Достабль.
– Каждому, – сказал Утес.
Достабль, который вообще-то не ожидал отделаться меньше, чем сотней, отчаянно замахал руками.
– И это ваша благодарность? Хотите, чтобы я себя без ножа зарезал?
