– Ох, башка моя башка… – страдальчески промычал он, облапил корявую колонну подъезда и попытался принять вертикальное положение, не отрывая вышеупомянутой башки от блаженно-холодных камней. – Лучше б они ее сразу оторвали… гады паразитские… чем она так трещать теперь будет полмесяца… Вот и делай людям доброе дело… разнимай их… после этого… Через пень их да в колоду… к веряве…
Постояв несколько минут у крыльца в обнимку с предметом архитектуры, Спиридон начал медленно и рывками приходить в себя. Ощупав голову и с некоторым облегчением убедившись, что явных дыр в ней не обнаружилось, он соскреб с перил пригоршню липучего влажного снега и приложил ко лбу. Сразу стало мокрее и холоднее, но не легче.
Разочарованный гвардеец окинул обиженным взглядом начинающие подавать признаки примитивной жизни распростертые тела под ногами, махнул рукой на трусливо запропавшую куда-то шапку, подхватил в качестве компенсации морального ущерба лампу, дал близлежащему головорезу прощального пинка и, жалуясь на отсутствие справедливости в мире и отражаясь от облезших стен Уматного, решительно побрел прочь.
* * *
Не снимая принявшей форму его головы шапки и промокшего насквозь полушубка, Иванушка в изнеможении опустился на пол рядом со стремительно нагревающимся боком плиты, привалился к нему максимально возможной поверхностью себя, закрыл глаза и умиротворенно замер. Как хорошо… Как уютно… Огонь в плите гудит… Убаюкивает… Уходился я чего-то за сегодня… Умаялся…
– …засыпай…
– …засыпай…
Конечно, можно бы и на скамейку прилечь… но у печки приятнее… хоть и на полу… тепло по телу разливается… веки тяжелеют… благодать… славно поработал… придет хозяин – удивится… обрадуется… в доме тепло… как… как… как у печки…
– …спи крепко…
– …спи сладко…
– …мертвым сном…
– …спи…
…плита… потрескивает… дрова… топятся… то есть наоборот… топятся… дрова… а потрескивает… плита… нет… опять не так… хотя… какая разница… наслаждение… и так… неземное… с холода… к печи… к огню… к огню… вернется… хозяин… к огню…
– …скорей!..
– …все сюда!..
– …наконец-то!..
– …он наш!!!..
Блаженно улыбаясь, Иванушка стремительно и незаметно для себя стал соскальзывать, словно по обледеневшей крыше, из полусонного состояния, когда уже не разобрать, бодрствуешь ты на самом деле, или это тебе всего лишь снится, в настоящий, долгий и глубокий сон.
– …давайте…
– …уже…
– …начнем…
– …тихо!.. Еще несколько секунд…
– …скорее бы…
– …теперь ему никуда не деться… …как мило… всё обернулось… …как славно… …вернется… хозяин… …зайдет… в дом… …а тут печка… …огонь… …тепло… …светло… …чурки… …валяются… …кругом… …лужа… в сенях… …обломки… в луже… …осколки… …обрывки… …сажа… Печку заново белить нужно… Пол разрублен… Дверь треснула… Лампа разбилась. Отчего-то. Масло вытекло.
С каждой новой мыслью о произведенном в пылу колки дров погроме в сенях и кавардаке в горнице густое, непроницаемое туманное облако сна беспомощно съеживалось, редело, растворялось и сгорало, как при свете летнего солнца. А царевич начинал медленно сгорать от стыда.
Короб придавило шайкой, которая после прямого попадания тюльки стала больше похожей на лейку.
На что стала похожа лейка, после того, как он на нее наступил, было лучше не упоминать. Лопата продырявила решето. Решето наделось на хомут. Хомут лежит в луже маслянистой и подозрительно пахнущей воды. Вода пропитывает веник и пучки лекарственных трав. Травы…
Травы после такого обращения, наверняка, пригодны только для приготовления отравы, подавленно признал полное и безоговорочное поражение Иванушка и растерял остатки сна.
– …спи, спи, спи, спи!!!.. – сколько угодно могли надрываться наперебой в панике загадочные голоса. Он их не слышал.
Растирая кулаками затекшую спину, лукоморец, кряхтя, поднялся с пригретого места, и с решительностью сильномогучего витязя, идущего на смертный бой, отправился восстанавливать конституционный порядок в лежащих в руинах сенях.
– НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!!!!!..
На то, чтобы навести хоть какое-то подобие порядка, ушло больше времени, чем он предполагал.
Не обращая внимания на визгливые голоса, вплетающиеся в завывания ветра на улице, царевич подметал, отскребал, мыл, чистил, тер, отковыривал и драил, не взирая на свистящие, как пули у виска, мгновения, минуты и часы. Прогорели дрова в печи. Вытянуло в трубу сначала угар, а потом и тепло. Почернели угольки. Слежалась воздушная зола.
И только когда, отскребая мечом въевшееся пятно неизвестной этиологии, он прорубил насквозь пол, Иванушка остановился, утер пот со лба и обвел критическим взором многострадальные сени.
Если бы ему захотелось выбросить или вычистить из них еще хоть что-нибудь, то пришлось бы отдирать доски настила, снимать с петель двери и разбирать избу по бревнышку. Интересно, это можно отнести в категорию «чисто»?
Подобрав отрубленный кусок доски, он распахнул дверь и недрогнувшей рукой выбросил его в пасть пурге во двор, стараясь не думать о том, что найдет там хозяин, когда начнет разгребать сугробы, и что при этом скажет. И сколько раз.
К его вялому удивлению, буря мглою небо крыла, вихри снежные крутя, уже без прежнего энтузиазма, а тьма, вместо угольно-черного колера дымохода, отчего-то приобрела цвет застиранных портянок.
Утро скоро, рассеянно подумал Иван, и вдруг впервые по-настоящему ощутил, как же он всё-таки устал, и что если сию секунду он не пристроится где-нибудь, где на него не наступит пришедший спозаранку хозяин, то упадет и заснет прямо там, где стоит.
– …спать…спать…спать… – запели вкрадчиво и сладко пропавшие было в шуме и грохоте наведения нового порядка голоса. – …растопи печку и спатеньки…баю-баюшки-баю…ложись уже хоть где-нибудь…разожги огонь…быстрей, быстрей, быстрей, быстрей…и спать…спать…спать…
Медленно и неуклюже, словно знаменитый утюг из города Чугуева вверх по реке, проплыла и утонула в глубинах бессознательного одна-единственная оставшаяся бодрствовать мысль. «Замечательная идея…Обе из них…Или все три?..»
Неуклюже, но без потерь расколов пару чурбаков прямо в горнице, царевич под умильное пение загадочных доброжелателей засунул их в плиту, использовал щепу на растопку и в изнеможении опустился рядом с полуоткрытой в радостно заскакавшее пламя дверцей.
– …закрывай глаза…живой…спи…засыпай…огонь горит…время идет… но теперь всё будет хорошо… – плотоядно нашептывали уже прямо на ухо таинственные голоса.
Перед глазами Иванушки всё закачалось, закружилось в медленном вальсе и стало куда-то уплывать… …спи…спи…спи… Веки под тяжестью земного притяжения опустились – не поднять… …спи…спи…спи…живой…пока… Голова будто наполнилась войлоком… …спать… Спать… спать… спать… …ты будешь наш…
Черные бесформенные тени сгрудились, собрались вокруг обмякшей фигуры, и напряженно замерли в ожидании момента, когда обессиленный усталостью и бессонницей живой окончательно и навеки соскользнет в мир снов и сновидений. В их мир. Полцарства за поспать… Хоро…шо… Спа…ть…
Мир померк, потускнел и стал растворяться вокруг него, как кусок рафинада в кипятке.
Иван с необъяснимым облегчением почувствовал, что тоже растворяется, исчезает и вливается в окружающее его приветливое многоголосое пространство, с жадным нетерпением ожидающее встречу с ним. Теперь… всё будет… хорошо… …живой сдался!.. С…с…па… …теперь он наш… Теперь… он… наш… …наш, наш, наш, наш!!!.. Да наш… наш… Или… ваш… Или… еще… чей… …он наш!!!.. А он… это… кто?.. Кто-то… тут есть… разве… кроме меня?.. С легким… паром… Нет… С добрым… ночем… Нет… С спокойным… утром… Нет… Как-то… по-другому?.. С… с… сдраствуйте… вот как… Мы… знакомы… Вы – наш… А я… я… Чей я?..
Царевич моргнул, не открывая глаз, и непонимающе нахмурился: что-то здесь было не так.
Усилием воли, которого Серафиме хватило бы, чтобы навеки отказаться от бананов в шоколаде, он остановил дезинтеграцию времени-пространства-вещества в одной отдельно взятой голове, стиснул зубы, кулаки, сосредоточился, и в мозгу его медленно сгустились, оформились и выкристаллизовались два слова. Два очень важных волшебных слова. Кто?.. я?..
Потом слова, будто прорвало незримую плотину, сначала по капле, а потом струйкой, ручейком, потоком хлынули в сконфуженное и испуганное сознание. Что… происходит?.. И… что это… значит?.. И кто это… всё время… бормочет?.. И почему вдруг стало… так темно… холодно… и жутко?.. И отчего запахло дымом… гарью… тленом?..
Все чувства и инстинкты Иванушки, до сих пор то ли занятые чем-то другим, более развлекательным, то ли убаюканные коварными голосами, внезапно встрепенулись, отряхнулись, спохватились и завопили наперебой, заглушая друг друга. Содержания послания царевич так и не понял. Но понял смысл. И содрогнулся. Как же он раньше не заметил, не понял, не ощутил?!.. Надо бежать отсюда, бежать срочно, пока не поздно!..
