— Будем искать наши головы в канаве.
— Думаю, ты прав.
— Видишь тот переулок? Очень хороший переулок. Он говорит нам: «Привет, вы уступаете по численности… 256 плюс 64 плюс 8 плюс 2 плюс 1 к одному. Ныряйте в меня, и побыстрее».
Чья-то дубина отскочила от шлема Детрита.
— Побежали!
Стражники бросились в переулок. Противоборствующие армии проводили их взглядами и, моментально позабыв о разногласиях, бросились в погоню за беглецами.
— Куда он ведет?
— Не знаю. Но, наверное, подальше от тех, кто за нами гонится.
— Мне нравится этот переулок.
Тем временем их преследователи, попытавшись одновременно вбежать в узкий проход между стенами, куда с трудом мог протиснуться один тролль, вдруг поняли, что толкаются со своими смертельными врагами, и начали колотить друг друга, развязав самую быструю, самую ожесточенную и, кроме того, самую узкую битву в истории города.
Взмахом руки Дуббинс остановил Детрита и осторожно выглянул из-за угла.
— Кажется, мы в безопасности, — подвел итог он. — Осталось только выйти с другой стороны и вернуться в штаб-квартиру.
Он повернулся, но поздно. Он не видел, как тролль, сделав шаг вперед, временно исчез из мира людей.
* * *
— О нет, — простонал сержант Колон. — Он же обещал, что больше не притронется к выпивке! Смотрите, он высосал целую бутылку!
— Бутылку чего? Пойла Джимкина Пивомеса? — поинтересовался Шнобби.
— М-м, не думаю. Он все еще дышит. Помогите-ка перенести его.
Ночная Стража столпилась вокруг своего капитана. Моркоу поместил Ваймса на стул в центре комнаты.
Ангва вытащила из кармана Ваймса бутылку и посмотрела на этикетку.
— «Подлиная Настаячая Горная Роса Достабля», — прочитала она. — Он точно умрет! Здесь написано: «Крепость — сто пятьдесят градусов»!
— Обычный рекламный трюк Достабля, — махнул рукой Шнобби. — Брешет он все.
— Но куда девался его меч? — спросила Ангва.
Ваймс открыл глаза. Первым, что он увидел, было встревоженное лицо Шнобби.
— А-а-аргх! — сказал он. — Меч? Ну его! Пусть з'бирает! Ура!
— Что? — удивился Колон.
— Нет Стражи! Больше нету! Все идут…
— Кажется, он немного пьян, — сказал Моркоу.
— Пьян! С'всем не пьян! Как смешь ты звать меня п-пьяным, если я трезв как зеркало?
— Дайте ему кофе, — подсказала Ангва.
— Думаю, наш кофе ему не поможет, — покачал головой Колон. — Шнобби, слетай-ка в «Толстую Салли», в Брюходавном переулке, и принеси чашку их «специального клатчского». Только не в металлической кружке, запомни.
— Пр'валивайте все! — вдруг опомнился Ваймс. — Бах! Бах!
— Госпожа Сибилла очень разозлится, — покачал головой Шнобби. — Он ведь обещал завязать.
— Капитан Ваймс? — позвал Моркоу.
— Гм?
— Сколько пальцев я показываю?
— Гм?
— Тогда сколько рук?
— Четыре?
— Ну дает, я много лет его таким не видел, — удивился Колон. — Дайте-ка я попробую. Капитан, хотите выпить?
— Ему определенно не стоит больше…
— Заткнись, я знаю что делаю. Хотите выпить, капитан?
— Гм?
— Раньше он всегда отчетливо говорил «да»! — заявил Колон. — Думаю, будет лучше отнести капитана в его комнату.
— Я помогу, — сказал Моркоу.
Он легко поднял Ваймса и забросил на плечо.
— Неприятное зрелище, — нахмурилась Ангва, когда они прошли по коридору и стали подниматься по лестнице.
— Он пьет только тогда, когда чувствует себя подавленным, — возразил Моркоу.
— А почему он чувствует себя подавленным?
— Иногда потому, что не выпил.
Псевдополис-Ярд когда-то был резиденцией рода Овнецов. Сейчас второй этаж занимали ночные стражники. У Моркоу была здесь своя комната. Шнобби к этому времени сменил целых четыре комнаты, переезжая всякий раз, когда больше не мог отыскать пол. У капитана Ваймса тоже была своя комната.
Была — более или менее. Трудно сказать точно. Даже заключенный пытается тем или иным способом оставить в камере след своего пребывания, но Ангва никогда еще не видела такой нежилой комнаты.
— Он здесь живет?! — изумилась она. — О боги.
— А ты что ожидала увидеть?
— Не знаю. Что угодно. Что-нибудь. Только не ничего.
В комнате стояла безрадостная железная койка. Пружины и матрац так провисли, что образовали своего рода форму, заставлявшую любого человека, который вознамерился прилечь на кровать, сразу принять положение для сна. Были еще раковина и разбитое зеркало над ней. На раковине лежала бритва, направленная острой стороной в сторону Пупа, — Ваймс, как и многие другие, верил, что таким образом она дольше останется острой. Был еще коричневый деревянный стул с рваным соломенным сиденьем. Небольшой сундучок стоял у ножки койки.
И все.
— Должен быть хотя бы половик, — пожала плечами Ангва. — Картина на стене. Хоть что-то.
Моркоу положил Ваймса на кровать, где тот сразу устроился в матрасной яме.
— А у тебя в комнате что-нибудь есть? — поинтересовалась Ангва.
— Да. У меня есть чертеж в разрезе шахты № 5. Очень интересный пласт. Я помогал его разрабатывать. Есть еще книги и всякие вещи. Но капитан никогда не был домоседом.
— Но здесь нет даже свечки.
— Он говорил, что добирается до койки по памяти.
— Ни украшений, ничего…
— Под кроватью лежит кусок картона, — сообщил Моркоу. — Мы с ним шли по Филигранной улице, когда он его нашел. Капитан еще сказал тогда: «Клянусь чем угодно, в этом куске месячный запас подметок». Он был очень доволен.
— Он что, даже не может позволить себе купить новые башмаки?
— М-м, сложный вопрос. Я знаю, что госпожа Сибилла как-то предложила купить ему столько новых башмаков, сколько он захочет, а он даже немного обиделся. Видимо, он хочет как можно дольше носить старые башмаки.
— Но ты же можешь купить башмаки, хотя получаешь меньше, чем он. А еще ты посылаешь деньги домой. Он, наверное, все свои деньги пропивает, идиот.
— Вряд ли. Насколько мне известно, он не прикасался к спиртному вот уже много месяцев. Госпожа Сибилла перевела его на сигары.
Ваймс громко захрапел.
— И как ты можешь им восхищаться?! — фыркнула Ангва.
— Он очень хороший человек.
Ангва откинула ногой крышку деревянного сундучка.
— Вообще-то, это немного неприлично, — попытался остановить ее Моркоу.
— Я просто посмотрю, — ответила Ангва. — Законом это не запрещается.
— На самом деле, в соответствии с актом о Частной Жизни от 1467 года…
— Здесь только старые башмаки и прочая ерунда. И какие-то бумаги…
Она наклонилась и достала из сундучка грубо сделанную записную книжку — вернее, это была пачка неровных клочков бумаги, вложенных между картонными обложками.
— Это же вещи капитана…
Ангва пролистала несколько страниц. И открыла рот от удивления.
— Ты только посмотри. Неудивительно, что у него вечно нет денег!
— Ты это о чем?
— Он тратит их на женщин! Никогда бы не подумала! Посмотри на эту запись. Четыре за одну неделю!
Моркоу заглянул через ее плечо. Ваймс чихнул.
На странице витиеватым подчерком Ваймса было написано:
«Гаспожа Гафкин, Котлетная улица: 5$
Гаспожа Суматохинс, Паточная улица: 4$
Гаспожа Бордо, переулок Виксона: 4$
Аннабелъ Карри, Кассовая улица: 2$».
— Эта Аннабель Карри, видимо, плохо старалась, — заметила Ангва, — раз получила всего два доллара.
Она почувствовала, как в комнате вдруг похолодало.
— Наверное, — очень медленно произнес Моркоу. — Особенно учитывая то, что ей всего девять лет.
Одной рукой он крепко сжал ее запястье, а другой попытался вырвать книжку.
— Эй, отпусти меня.
— Сержант! — крикнул Моркоу через плечо. — Не мог бы ты подняться сюда, буквально на минуту?
Ангва попыталась вырваться. Рука Моркоу оставалась неподвижной, как железная балка.
Заскрипела под весом Колона лестница, потом распахнулась дверь.
Сержант держал щипцами очень маленькую чашечку.
— Шнобби принес ко… — начал было он, но замолчал.
— Сержант, — сказал Моркоу, глядя Ангве в лицо, — младший констебль Ангва хотела бы узнать, кто такая госпожа Гафкин.
— Вдова Долговязого Гафкина? Она живет на Котлетной улице.
— А госпожа Суматохинс?
— С Паточной? Она берет белье в стирку. — Сержант Колон переводил взгляд с Моркоу на Ангву, тщетно пытаясь понять, что происходит.
— А госпожа Бордо?
— Это вдова сержанта Бордо, она продает уголь…
— А Аннабель Карри?
— Он все еще ходит в благотворительную школу для бедных, учрежденную, если не ошибаюсь, Язвительными Сестрами Семирукого Сека. — Колон нервно улыбнулся Ангве, по-прежнему ничего не понимая. — Она — дочь капрала Карри, он служил в Страже задолго до того, как…
