Трубадур последним пинком отправил ежа в кусты.
— Мммать!!!! — раздался возглас, и из кустов вылетел держась за филейную часть здоровенный лесоруб.
— Ты чего ежами кидаешься?! — уставился на Трубадура лесоруб.
— Да не кидался я — отморозился Трубадур — он сам прилетел…
— Ежи не летают!!! — тряс перед носом у Трубадура кулаком лесоруб.
— Ты, паря, не ори. Я сам видел как еж на посадку заходил. — за спиной у лесоруба возник Леший — А что задницу поколол, то сам виноват. Нечего посадочной полосе гадить.
— Какие летающие ежи? Какая посадочная полоса? — вытаращив глаза переводил взгляд с Лешего на Трубадура и обратно лесоруб — Вы чего мне голову морочите?
Трубадур ободренный нежданной поддержкой, понял что возмездие за исколотый зад откладывается, и повеселел.
— Какие, какие… На реактивной тяге… — нашелся Трубадур — Чернобыльский наверное …
— Чернобыльский?! — испуганно присел лесоруб — Так он же…
— Радиоактивный! — авторитетно подтвердил Леший.
— Это же какую заразу от него подхватить можно?! — лесоруб бухнулся на колени перед Лешим — Батюшка Леший, помоги!
— Ага, вон как запел? — подбоченился Леший — Как все хорошо, так пенек трухлявый, а как беда за жопу схватила, так батюшка Леший?! Ладно уж, помогу. Вот тебе пучок сон-травы, как придешь домой, отваришь, да выпьешь. Опосля того, стакан касторки, и спать ложись. Авось пронесет.
Счастливый лесоруб поблагодарил Лешего, подозрительно покосился на Трубадура, и умчался. Трубадур задумчиво поглядел на Лешего — Слышь, отец, а с чего это ты мне помог отмазаться? Прав ведь мужик, еж он птица борзая-пока не пнешь не полетит.
— Да так. Старые счеты у меня с этой братией.
Они шли по тропинке, и мирно беседовали, как вдруг, Леший остановился, и принюхался. Глаза у него заблестели;
— Ты, сынок, часом не музыкант будешь?
— Ну, вообще то да. — сознался Трубадур — А ты, батя, как узнал?
— Как узнал, как узнал… Гитара за спиной торчит. Пойдем-ка, познакомлю тебя кое с кем.
Леший свернул с тропинки, и нырнул в кусты. Трубадур озадачено почесывая в затылке пошел следом, и вскоре очутился на поляне. Под деревом сидел Боб Марли, дымил папиросой, и сосредоточенно настраивал гитару. Узрев Лешего, Боб страшно обрадовался, и даже заговорил по-русски;
— Привет, пенсия! Как дела?
— Нормально. — прищурился дед — вот, познакомься, это Трубадур. Играет на гитаре, и любит животных. Особенно ежей.
— Боб Марли — представился Боб, протягивая руку — тоже играю на гитаре, но больше увлекаюсь травами.
Через пять минут они уже сидели под деревом, и дымили одной папиросой на троих. А еще через какое-то время загремело над полянкой хриплое трио:
— Все идет по пла-ну! Все идет по пла-ну!!!
Солнце припекало макушку, мыши шуршали в высокой траве, тихо перезванивались в корзинке штофы с самогоном. В лесной чаще кто-то безобразно, но зато громко, лупил по струнам, и горланил песенку из репертуара «Гражданской Обороны». Вот подлец — подумал Алеша — все на строение испортил. Эх! Трубадура бы нашего сюда, он бы этому неучу показал, как играть-то надо! Впереди, скованный наручниками, и привязанный для верности к Алеше бельевой веревкой, найденной у Шапокляк, понуро брел Волк. Богатырь смотрел ему в спину с пролетарской ненавистью! Вот из-за этого говнюка, накрылась медным тазом вся «поляна». Ведь теперь вместо того, чтобы отдохнуть с друзьями, и симпатичной Красной Шапочкой, придется доставлять Волка к Святогору. Предварительно сдав бутылки.
— Шаг влево, шаг в право — попытка к бегству — отбивал на ладони дубинкой ритм богатырь — прыжок на месте-попытка улететь. Проникновение со взломом, возможен сговор с иными лицами. От восьми до десяти лет.
Волк поник. Кроме разбоя и краж, на нем еще числились не уплата налогов, и алиментов. Дадут на всю катушку. А в логове рыбки не кормлены…
Почему в харчевне «Три пескаря» такая скрипучая дверь, не знал никто. Раз в неделю приходил плотник, смазывал петли, осматривал ручку и замок. Но скрип от этого не исчезал. В конце концов хозяин харчевни Прохвостикус махнул на них рукой. Тем более, что каждый скрип двери означал нового посетителя. Вот и сейчас он оглянулся на заскрипевшую дверь, и тихо выматерился, уронив себе на ногу дубовую пивную кружку. На пороге стояли Серый Волк, и Алеша Попович. Волк в женской ночной сорочке, очках и наручниках, а богатырь с плетеной корзинкой и резиновой дубинкой. Обернулись на скрип и Добрыня с Ильей. Добрыня от такого зрелища уронил Красную Шапочку, которую до этого увлеченно тискал. Шапочка протестующе пискнула. Илья просто молча вытаращился. Алеша привязал веревку на которой он вел Волка к деревянной опоре, поддерживающей потолок, и подошел к друзьям. Бережно поставил корзинку на стол.
— Все, Илья Матвеич. Выполнил.
— А этого где взял? — ткнул пальцем в пытающегося втихаря развязать узел Волка. Узел не поддавался.
— Да у старой дома. Лежал под одеялом, бабкой прикидывался.
— А бабуля… Ик! Где? — поинтересовалась захмелевшая Красная Шапочка — Может этот ее того?
— Чего, того? — спросил Муромец.
— Ну, того… Этого… ИК!!! Да что я вам как детям объясняю-то? Чего ОН может хотеть от НЕЕ?
— САМОГОНУ!!! — уверенно ответили богатыри.
— Эх вы! Одно слово — мужичье. Я им о прекрасном, о романтике, о сексе в конце концов, а они…
Не договорив, Шапочка захрапела, уронив голову на стол. Во сне она неоднозначно чмокала губами, и лукаво улыбалась. Илья посмотрел на нее и задумался над ее последними словами. Добрыня тем временем выкладывал на стол штофы, Попович оставив в покое дубинку, пододвинув к себе стул, сел. Потянулся было к бутылке, но Илья треснул его по руке.
— Ты чего?! — обиженно затряс ушибленной ладонью Алеша.
— Нельзя тебе пить. Тебе еще задержанного Святогору сдавать. Вора-рецидивиста повязал! О как!
— А может стаканчик?
— Сказано — нельзя! Святогор — он такой, выпивку и перегар за версту чует!! Скажешь выслеживал Волка, я думаю, взыскание снимет.
Алеша облегченно вздохнул. Взыскание от Святогора — не шутки. Не штраф, и не наряд по кухне. Карает Святогор лично. Своей рукой. После этого правда, все прощается, но ведь больно! Кулак у командира богатырей вдвое больше чем у Муромца…
— Ты давай, преступника — по назначению, а сам — обратно! Без тебя не начнем, слово даю.
— А чем же вы все это время заниматься будете, пока меня не будет, как не самогон пить? — подозрительно осведомился Попович.
— Да уж найдем чем заняться! — Добрыня подмигнул Алеше — Эй, хозяин! Тут девушке плохо! Давай, это, свободную комнату. Искусственное дыхание делать будем.
— Ага! — весело поддержал товарища Илья — И прямой массаж сердца!
Вот так вот — грустно подумал Алеша — одним водка и бабы, а другим — служба, которая как известно, и опасна, и трудна.
— Все, мужики, я ушел — помахал рукой друзьям Попович.
Добрыня с сомлевшей Шапочкой на руках обернулся; — Ни пуха, ни пера!
— К черту! — повеселел Попович, и отвязав Волка, отправился к командиру богатырской заставы.
Святогор мирно поливал кактусы на подоконнике, когда в дверь постучали. Святогор убрал лейку, сел за письменный стол, достал бумаги, перо и чернильницу, и сделав задумчивый вид пригласил;
— Войдите, открыто.
Дверь отворилась. На пороге возник Алеша Попович, пропавший неизвестно куда одиннадцать дней назад, и Волк- в женской ночной сорочке, очках в черепаховой оправе и наручниках. Святогор нахмурился;
— Это что еще за балаган?!
— Разрешите доложить! — вытянулся в струнку Попович — в результате проведенной лично мною операции, был задержан на месте преступления вор-рецидивист, более известный как Серый Волк. Святогор присмотрелся. Сверился на всякий случай с ориентировкой.
— Ну да, ну да… Похож. Так ты, сынок, все это время значит, операцию по задержанию проводил? Все одиннадцать дней?
— Так точно! — выпучив от усердия глаза отрапортовал Попович — выслеживал и обезвреживал!
— Молодец! — хлопнул богатыря по плечу Святогор. Алеша чуть не упал, в глазах потемнело — Орел! — снова хлопок — Хвалю! — от последнего «отеческого» хлопка по груди, Алеша чуть дух не испустил. Силен все таки старый Святогор.
— За мужество и находчивость, награждаю тебя… Награждаю тебя… — Святогор покопался в необъятных карманах, и что-то от туда вытащил — Награждаю тебя орденом!!!
Святогор приколол орден на грудь Поповичу, и крепко пожал руку. Рука затрещала, на глазах у богатыря проступили слезы. На груди у Алеши гордо висел орден «За отвагу на пожаре».
— Так это же… — начал Попович, но увидев опасный блеск в глазах старого богатыря осекся.
— А что не так? Орден? Орден! «За отвагу»? «За отвагу»! Чего ж тебе еще надобно?
