Чайный мастер знал, что через несколько часов он умрет и это будет самая последняя чайная церемония в его жизни. Потому он сделал все как надо, пришел в верное состояние духа и тела, аккуратно снял верхнюю одежду и сложил ее. Поклонился. Разложил все принадлежности и начал готовить чай. И следя за его уверенными, точными и мастерскими движениями, видя, как сосредоточен человек, принявший свою смерть — учитель фехтования упал перед ним на колени.
— Вот ты! — воскликнул он: — тебе не нужно учиться умирать! Ты уже все умеешь! Мастер однажды — мастер во всем!
И потом учитель фехтования объяснил мастеру чайной церемонии, что перед поединком ему надо просто прийти в то же самое состояние духа, в которое он приходит во время чайной церемонии. Аккуратно снять верхнюю одежду. Перевязать рукава рубашки. Снять гэта с ног. Положить их вместе. Поднять меч над головой и закрыть глаза, чтобы не отвлекаться ни на что.
— И как только ты услышишь его крик — рубани мечом. Это и будет взаимное убийство, и ты не опозоришь имени своего господина — так сказал учитель фехтования.
Мастер чайной церемонии так и сделал. Они пришел к условленному месту. Аккуратно снял верхнюю одежду. Подвязал рукава. Снял гэта и ступил ногами на землю. В последний раз вдохнул свежий воздух весны, поднял меч над головой и закрыл глаза, готовый умереть. Все это он делал так, словно бы наливал свой любимый чай… и лепестки сакуры кружились над ним…
И когда его противник, молодой ронин — поднял свой меч, то он внезапно увидел, что не может атаковать. Что любая атака закончилась бы его смертью. Ронин опустил меч и признал свое поражение. А чайный мастер и учитель фехтования подружились и еще долгое время прожили, приходя друг к другу в гости и радуя своим мастерством.
И на наших глазах произошло что-то в этом духе, что-то из совсем древней Японии, оттуда, где слово «честь» не являлось пустым звуком, а если ты взял в руки меч и поднял его над головой — значит уже воин и любое снисхождение будет считаться оскорблением. Что-то традиционное, вызывающее уважение даже в глазах у отпетых бандитов и негодяев, что-то, о чем потом спустя годы все участники — будут рассказывать своим внукам истории и легенды. Что-то, трогающее душу и задевающее самые глубинные струны загадочной души нихонца. Глядя на Сору, стоящую над коленопреклоненным мечником — что-то переворачивалось в душе. Понимание, что в этой истории нет победителя и побежденного, а есть два человека, которые так глубоко понимают эту жизнь, что отказались соперничать за выживание. Отказались от подлых трюков и ударов в спину, от нелепых оправданий и побега. Мы словно вернулись в те времена, когда слово самурая о том, что он вернется в пять вечера, чтобы его убили, а пока сходит подышать воздухом, выпить последнюю чашку чая и написать хокку — было действительно словом. И никто никогда не нарушал его, купив билет на самолет и сменив паспорт и уехав в Китай. Другие времена, другие люди.
— Ну что вы — говорит Сора и садится прямо на пыльный асфальт рядом с мечником: — вы все сделали правильно… прошу вас, встаньте. Я не знаю вашего имени, а ведь вы старше меня… меня зовут Сора. Я из школы меча Катори Синто рю.
— Я — Широ. Ягю Синкагэ рю. — представляется Широ: — позор мне старому. Но я так рад, что вы, молодежь… что среди вас есть такие как ты! Я словно вернулся во времена истинной славы меча! Сора-сан, позвольте мне выразить восхищение. Кто бы не был ваш уважаемый учитель, я надеюсь однажды разделить с ним чашечку теплого сакэ, ведь он вырастил в вас дух мечника!
— Широ-сан, вы вгоняете меня в краску — говорит Сора: — вставайте, неудобно же.
— Хорошо, Дочь Меча, но только потому что современные правила совсем затмили настоящий этикет. — ворчит Широ, поднимаясь на ноги и подбирая лежащий рядом меч: — в былые времена я бы лежал у дверей вашей школы как побитый пес — с утра до ночи. — он вкладывает меч в ножны и протягивает его Соре.
— Великолепный клинок — говорит он: — позвольте взглянуть … на ваш?
— Да, конечно — Сора протягивает свой меч, рукоятью вперед. Если бы японец хотел, ему просто достаточно было бы довернуть кисть и разрезать Соре запястья… но это мои параноидальные мысли. Все тут — нанятые Тэтсуо актеры и играют они просто супер. Вложился сутенер в антураж, не пожалел денег. Сцена вышла что надо, аж мурашки по спине, вон у операторов слюноотделение началось, как у собаки Павлова при виде куска мяса.
— Как я и думал. — Широ с поклоном возвращает меч владелице: — вы нарочно оставили себе клинок похуже. Вы… — он вздыхает и пытается снова опустится на колени, но Сора подхватывает его и останавливает, он сопротивляется, но Сора держит его крепко. По щеке японца стекает слеза.
— Отпустите меня, Сора-сан — говорит он и Сора тотчас отступает на шаг: — я больше не буду падать на колени перед вами. Я понимаю, что ставлю вас в неудобное положение. Но ваш поступок… он достоин прежних времен.
— Спасибо, Широ-сан. — Сора кланяется в ответ, и я наконец понимаю, что могу дышать. Все это время я бессознательно задерживал дыхание!
— Если Сора-сан позволит, то я мог бы и сам… вместе со своими людьми — разобраться с … этими ушлепками — кивает Широ на всеми забытых мотоциклистов во главе с разрисованным громилой: — нет необходимости марать свой клинок такой низкой кровью.
— Извини, Широ-сан, но у нас к ним дело — мотает своей головой Сора, вкладывая свой меч в ножны: — но мы быстро. Потом… потом делайте с ними что хотите.
— Если что-то еще «потом» останется — ворчит Косум, раздосадованная, что осталась без дела.
— Сдаемся! Мы — сдаемся! — раздается крик, и мы с Сорой переглядываемся. Как-то быстро все прошло. Нет, сцена с мечником — это просто прекрасно, но все остальные подозрительно быстро отвалились в стороны. Как там про ружье и сцену — должно же оно выстрелить. А тут у нас около десятка крепких ребят с битами и арматуринами, с велосипедными цепями и кастетами, а по итогу — пшик? Нет, я понимаю, жизнь это вам не кино и в жизни нет идиотов раз за разом кидаться на верную смерть. И еще — техника безопасности, конечно же. В сваре можно и покалечить кого, особенно если с одной стороны дилетанты, а с другой — Сомчай со своей сестрёнкой. Они, кстати молодцы — стоят сзади и не отсвечивают, даже Косум свой фонтан красноречия и сарказма заткнула.
— Не надо нас рубить! — поднимает руки здоровяк, который с ног до головы в татуировках. Его тесак глухо лязгает об асфальт.
— Она в подвале — тут же торопливо добавляет второй, стоящий рядом: — ничего с ней не случилось! То есть… ээ… пристегнули мы ее к батарее, но она сама попросила!
— Так. — говорю я, понимая, что «она» в план не входила. Что еще за самодеятельность? Кимико сейчас на студии, в павильоне «Зимние цветы Хоккайдо», снимает клип или аудио записывает… или Тэтсуо сумел найти способ ее сюда привезти и к батарее пристегнуть? С одной стороны, было бы прикольно и как я сам об этом не подумал? Не просто символическое спасение путем отнятия контракта, а самое настоящее — с заложницей и прочим антуражом «барышни в беде». Но — не подумал, не попросил у Шики на полчаса Кимико, не объяснил ей самой, решил сюрприз сделать. Неужели Кимико сама догадалась и с Тэтсуо за моей спиной договорилась? Буду удивлен. В кармане тренькает телефон. Лезу в карман и достаю гаджет. «Да где вы, черт возьми?!» — от Тэтсуо. Странно.
— Да что тут происходит, черт возьми?! — из здания выходят две девушки. Сразу бросается в глаза контраст — одна в школьной форме, но мятой и изорванной, на лице — синяк, синяки на бедрах и шее… контрастом — уложенные волосы. Вторая — в кожанке и с банданой на голове.
— Это я должна спрашивать! — выкрикивает Сора, глядя на двоих девушек. Тут же рядом со школьницей появляется Косум, поддерживает ее и быстро осматривает. Школьница отбивается от ее рук.
— Это не наша — делает вывод Косум: — я нашу знаю… видела. Это какая-то другая девчонка.
