Камера крупно показала лицо Вадима. На его лице светилась откровенная радость.
– Я прошу тебя сконцентрироваться и уделить этой операции все силы и время. На сегодня это – твоя главная и единственная работа, – сказал Мирзабаев и поднялся из кресла. – А теперь иди работать.
Вадим вскочил следом, все еще держа пиалу в руках. Спохватился, поставил ее на стол и направился к дверям. Перед самым выходом, капитан остановил его:
– Да, чуть не забыл. Есть мнение включить твой роман в число соискателей премии Ленинского Комсомола нашей республики за этот год. Саму премию я тебе не обещаю, ты понимаешь, мы должны выполнять национальную политику партии. Но само присутствие романа в этом списке откроет тебе дополнительные возможности. Итак, до встречи через неделю…
Вадим вышел из кабинета, не веря своей удаче. Он закрыл за собой дверь, прислонился к стене и некоторое время стоял с закрытыми глазами, переваривая произошедшее. Он был счастлив, как никогда в жизни.
Изображение на экране снова исчезло…
Пора было сделать перерыв. Я поднялся и медленно прошел по комнате. Подошел к бару, взял высокий стакан, поставил на стойку и плеснул на дно виски из большой красивой бутылки. Долил содовой, бросил пару кусочков льда. Отхлебнул, прислушался к ощущениям. Самогон самогоном, сколько бы звездочек на нем ни рисовали. Со стаканом в руке я вернулся к столу. Некоторое время сидел и размышлял. По рассказам Сергея я представлял себе состав компании несколько иным. Похоже, что Вадим был там чужаком. Как же он у них оказался? Да еще поставил себя так, что Виктор обратился к нему с просьбой о помощи?
– Кстати, – сказал я вслух, – в разговоре у КГБшника промелькнуло что-то насчет связи Вадима с женой Арика. У них что, роман? И ответь мне, пожалуйста, как Вадим вообще оказался в их компании? Похоже, что он там – человек случайный.
– Вы правы, Александр Леонидович, – тут же произнес голос. – Позвольте вам рассказать подробнее.
Компьютер, действительно, рассказал мне все очень подробно, с присущей ему обстоятельностью сделав целый исторический обзор. Про жену Арика – Раечку, – я знал из рассказов Сергея совсем немного. А, между тем, чтобы разобраться в происходящем, пришлось основательно покопаться в ее истории. Картина получилась очень интересная.
Отец Раечки, Владимир Артыбекович Матюхин, работал слесарем на заводе. Зарабатывал не то чтобы очень много, но семье хватало. Понемногу воровал, как и все остальные на заводе. И даже не подозревал, что ворует: он искренне бы обиделся, если б ему сказали об этом. Он просто, как и все, выносил с завода то банку краски или бутыль с растворителем, то электрический выключатель или трансформатор, то еще что-нибудь необходимое для дома. Разве можно осуждать человека, которому понадобился, скажем, моток проволоки, и он взял его на работе?..
Это не считалось никаким воровством. Ведь крали не у соседа, не у конкретного человека. Да и не крали вообще, а попросту выносили. Надо же понимать разницу! К тому же, уважающие себя рабочие никогда не продавали то, что вынесли с завода. Вот получить за вынесенный в кармане дефицитный набор сверл бутылку водки – это пожалуйста. Или пару бутылок местного «бронебойного» вина, разлитого в большие, темного стекла бутыли, в какие во время войны наливали зажигательную смесь. Вино, кстати, имело столь же убойное действие. Бутылка – не плата, бутылка – это уважение.
Мама у Раечки была, что называется, интеллигенткой в первом поколении. Особыми музыкальными данными бог ее не наградил, но все же в молодости она сумела поступить в центральное музыкальное училище. Окончив его, Поленька получила направление в районную музыкальную школу. Ни музыку, ни преподавание она не любила, зато очень ценила само место работы за ее преимущества, как то – короткий рабочий день, один ученик вместо целого класса, как в обычной школе, и другие мелкие, но ощутимые для женщины удобства.
На второй год работы в школе ее выбрали профоргом, и с тех пор она бессменно оставалась на этой должности. Директриса школы ценила Поленьку, которая к тому времени уже превратилась в Полину Степановну. Зная о невысоких профессиональных данных Полины, директриса никогда не требовала от нее выдающихся показателей. Вопросы детского музыкального творчества в школе решались и без нее, а вот сделать так, чтобы зимой всегда были теплые батареи и не дуло в окна, а на праздники все сотрудники получили хороший паек, могла только Полина Степановна.
Внешне Раечкины родители составляли необычную пару. Владимир Артыбекович был невысокий черноволосый и черноглазый мужчина, со смуглой кожей, чуть раскосыми глазами, широкими скулами и выдающимся вперед подбородком. В графе «национальность» в его паспорте стояло «русский». Это было правдой, но лишь отчасти. Русский предок Владимира Артыбековича приехал в Среднюю Азию еще в начале девятнадцатого века и осел в одном из городов под вывеской «Продажа и ремонт скобяных товаров, купец Матюхин из Санкт-Петербурга». Он женился на местной девушке, и с тех пор в его потомках смешалась кровь полудюжины разных национальностей.
Восточные гены, как более сильные, в таких смесях обычно побеждают. Вот и Владимир Артыбекович непосвященному наблюдателю мог показаться типичным представителем коренной национальности. Но местные жители прекрасно ориентировались в подобных вывертах природы: для них Владимир Артыбекович был почти чистокровным русским. Он и фамилию сохранил от предка, бросившего неизвестно уж по какой причине обжитые места в России, и отправившегося устраивать свою жизнь в отдаленную имперскую колонию.
Полина Степановна представляла полную противоположность своему мужу. Она была одного с ним роста, но шире и крупнее, что с возрастом становилось особенно заметно. Полина Степановна была натуральная блондинка с синими глазами, и очень светлой, никогда не загоравшей кожей.
В результате их брака родилась Раечка. Даже если бы ей предложили выбирать из имеющегося в наличии набора генов, она вряд ли выбрала бы более удачное сочетание. От восточных красавиц Раечка унаследовала хрупкую тоненькую фигурку и шелковистую кожу, как бы тронутую легким загаром. К этому добавлялись русые волосы и странные коричнево-зеленые глаза, менявшие цвет в зависимости от освещения, времени дня, а то и просто от настроения их обладательницы. Такое сочетание производило сильное впечатление. Было бы преувеличением назвать Раечку красавицей, но то, что она была привлекательна и эффектна, не отрицал никто.
Кроме внешности, от мамы Раечка унаследовала и музыкальные способности. Убедившись в наличии музыкальных данных у дочери, Полина Степановна успокоилась и больше не переживала за будущее своей дочери. Зная по собственному опыту преимущества этой профессии, она провела дочку по всем этапам подготовки и, в конце концов, Раечка поступила в музыкальное училище. Раечка училась, особенно не напрягаясь и не поражая своим талантом преподавателей. Ненависть к преподаванию музыки, как и к самой музыке, вероятно, также передалась Раечке по наследству. Раечка рассматривала музыкальное искусство только как неприятную необходимость, которая в будущем могла обеспечить ей непыльную работу и приличное существование. В сознании Раечки между музыкальным училищем и строительным техникумом существенной разницы не было. Она училась в ремесленном училище, чтобы приобрести себе профессию, которая потом даст ей возможность не тяжелой работы с кучей всевозможных выгод.
Кроме обучения элитной профессии, музыкальное училище было для большинства учащихся еще и школой жизни. Воспитанницы училища активно постигали жизнь – в основном, ее сексуальный аспект. По уровню нравственности средняя ученица музучилища приближалась к мартовской кошке. Непосредственно музыкальным занятиям ученицы, составляющие абсолютное большинство, отводили не особенно много времени. Большую часть их жизни занимало времяпрепровождение, которое сегодня называется тусовкой, а тогда, по-моему, вообще никак не называлось. Все и так понимали, о чем идет речь.
Нет, у этих вечеринок, конечно, было название. Назывались они, почему-то, конторами. Использовалось это слово всегда с предлогом «на», – видимо, для того, чтобы указать на разницу с обычной конторой, в которой сидят служащие. Говорили примерно так: «Ты пойдешь с нами на контору?». Или: «Я познакомился с ней у Витьки на конторе». К чести Раечки следует отметить, что до самого своего замужества она сумела сохранить девственность. Бывая на многих конторах, она умудрялась обходиться только поцелуйчиками и целомудренным тисканьем, ни разу не позволив кавалеру большего. Что это было – результат строгого воспитания, тонкий расчет для того, чтобы удачно выйти замуж, или просто она поздно созрела как женщина? Трудно сказать. Но фактом остается то, что она стала женщиной только во время первой брачной ночи, к великой гордости Арика.
