«Оу, с каких это пор сотрясение мозга от упавшего на голову кирпича называется нервным перенапряжением?»
— Вы должны понимать, что Евдокия Поликарповна не так давно вообще пребывала в довольно странном состоянии, а тут на нее свалилось столько переживаний!
«Пф, Евдокия Поликарповна! Это ж надо имечко какое у женщины! Такие разве что лет двести или триста назад в ходу были. Теперь по крайней мере понятно, что говорят не обо мне. Видимо, у доктора обход и скоро очередь дойдет и до меня.»
— Что же нам делать? — На этот раз этот голос показался мне каким-то знакомым, хотя и был все тем же.
— Необходимо хотя бы на неделю обеспечить Евдокии Поликарповне покой и как можно меньше нервировать! Я, конечно, уже кое-что сделал и излечил последствия, однако, чтобы окончательно поправить дело, нужно строго соблюдать мои рекомендации!
— Ох, спасибо вам, доктор! А когда она очнется? — Этот женский голос казался все более знакомым, но вспомнить, где его слышала, я никак не могла.
— Скоро. Я уже вывел ее из обморока, но погрузил в некую дрему, чтобы она приходила в себя постепенно. Уж очень глубоким он был.
«Я как-то читала, что если обморок длительный, то могут произойти повреждения тканей мозга. Не повезло бедняжке. Хотя этот доктор и сказал, что все исправил, только гложат меня сомнения, что он в состоянии заглянуть ей под черепушку, чтобы так категорично утверждать о полном излечении. Вот так упадешь в обморок, а очнешься уже с отмершими тканями! Бррр! Только у меня отчего-то появляется закономерный вопрос: Сколько этих самых тканей осталось у меня после встречи с кирпичом? Почему-то этот кирпич помнится мне очень ярко и точно. Но, как сказал один философ: Мыслю, значит существую! Только это и успокаивает!»
— Да-да, спасибо вам еще раз! Маланья! Проводи доктора. Вы ведь не против? Не хочу оставлять Дусеньку даже на минуту.
— Ну, что вы…
Прощаясь, они говорили что-то еще. Слышались и другие голоса. А у меня в голове нарастал шум, как в метро во время приближения электрички.
«Дусенька… Дуся» — Заметалось в голове, и как эхо в пустой комнате начало отталкиваться от стен. А потом бамс! Электричка прибыла, двери открылись, и воспоминания о пребывании в этом мире накрыли маленькую меня лавиной. Признаться, я чуть снова не отключилась, но ничего, уже через секунду все воспоминания заняли свои места.
«Ну, здравствуй, Дуся-Дусенька, Евдокия Поликарповна! Что делать-то будем?» — Обратилась я сама к себе, немного ошалев от всего того, что разом вспомнилось.
И если поначалу, а вернее перед своей отключкой, я почти решила признаться в том, что являлась иномирянкой, то сейчас, поразмыслив немного на спокойную голову, пришла к выводу, что этого делать было нельзя. И не потому, что Раевские меня такую не приняли бы. Может и приняли бы… Не знаю… Только кому от этого стало бы легче? Ведь им пришлось бы заново переживать смерть их дочери! И сколько душевных мук и терзаний им пришлось бы пережить, чтобы смириться с утратой и допустить мысль, что я, чужачка, в праве занимать тело их ребенка! Да и кто знает, что бы они в конечном итоге решили? Ведь какой бы хорошей я ни казалась им до этого, такой же плохой могла показаться после. Ведь каждый мой шаг в этом мире можно рассмотреть с очень разных сторон и перевернуть так, как я никогда и не думала. Как говорится, все зависит от того, под каким углом зрения смотреть…
Но даже если бы меня приняли и полюбили со вей моей иномирностью (на что я в глубине души искренне надеялась), в этом мире уже появились люди и события, которые во многом зависели от меня, как от графини Раевской. А отцу, как верноподданному, все равно пришлось бы рассказать обо мне Царю, который в свете новой информации мог бы на корню зарубить идею с женской маг гимназией и вообще попытаться выведать все, что мне известно о таком похожем мире, а там и вовсе признать опасной. Уж больно наше будущее отличается от их настоящего. И тогда не сложно представить какая бы меня ожидала судьба. Не зря, ох, не зря в свое время Старица не советовала мне раскрывать свою сущность…
В этот момент краешком сознания я уловила слово «Старица», которое прозвучало где-то рядом в разговоре и, видимо, срезанировало с моими собственными мыслями в этот момент. Поэтому я оторвалась от своих размышлений и прислушалась.
— Да, Поликарп! — Почти шипела маменька. — Ты же сам помнишь, как Старица нам с тобой говорила, что нельзя давить на девочку! Что никто точно не может сказать, где в действительности все это время пребывала ее душа, а потому нечего удивляться некоторым странностям в поведении дочери!
— Но она ведь знает такие вещи, что…. — Пытался оправдать свой, так сказать, наезд на меня папенька.
— Какие такие вещи она сказала, которые будут стоить ее жизни и здоровья? А?! Поликарп, мне вообще все равно, что она знает незнакомые песни, все равно, что так ловко управляется с магией, все равно, что интересуется неженскими делами и даже что-то там знает о Японии! Главное, что моя дочь жива и здорова, полна энергии и имеет цель в жизни, а не сидит в кресле словно овощ, который и остается разве что кормить, чтобы увидеть хоть какие-то проявления эмоций! — На последних словах голос маменьки сорвался и она разрыдалась на плече у папеньки.
Ох-ох-ох. Бедная женщина! Сколько всего ей пришлось пережить! Наверное, в жизни найдется мало вещей способных ранить больше, чем болезнь или смерть собственного ребенка. Я, к слову, пока таких не знаю…
А Старица оказывается не пустила все на самотек, а провела определенную работу с моими родителями. Не зря все это время мне сходили с рук все мои странности. Это я по своему скудоумию считала, что никто ничего не замечает, и я вся такая умная и изобретательная, а оно вона как! Что ж, значит и выдумывать ничего не нужно…
Я медленно открыла глаза и подняла голову.
«О! И ты тут!» — Чуть не вырвалось у меня, когда я увидела в соседнем кресле не сводившего с меня взгляда Заславского. Видимо, меня из занимаемого мной ранее кресла даже никуда не переносили. Хотя, собственно, зачем? — «Ооой, а чего это у него глаза такие серьезные-серьезные, и какая-то решимость на их дне тлеет. Что он там себе надумал, болезный?»
— Здрасте… — Отчего-то вырвалось у меня. Уж больно неоднозначно я себя под этим взглядом ощущала.
В это мгновение, он, наконец, осознал, что я очнулась и тут же слетел со своего кресла и, встав передо мной на одно колено, взял мою руку в свои и заглянул в глаза.
— Евдокия… Поликарповна, как я рад, что вы пришли в себя!
«А ведь он и правда рад! Прияяятно…» — Подумалось мне, и я ему улыбнулась.
— Доченька! — Тут же бросилась ко мне маменька, рыдая уже на моем плече.
Папенька мялся рядом и не знал, что делать. Я же гладила маменьку по плечам и голове и подбадривающе улыбалась отцу и Дмитрию. Все же маменька сильно перенервничала. Никогда ее такой не видела! Хотя, не удивлюсь, что она до последнего боялась, что я после своего обморока опять превращусь в овощ. Вон, и папеньке хвост накрутила по полной.
Наконец, все более-менее успокоились и на коротком семейном совете было решено, что ни на какую аудиенцию в Кремль я завтра не поеду.
— Не чего тебе пока там делать! — Строго сказал отец.
— Но ведь меня сам Император позвал! — Возразила было я.
— Я все его величеству объясню. Он поймет! — А потом добавил так тихо, что услышала, наверное, только я. — Недовольство Царя-батюшки я как-нибудь переживу, а вот расстройство Дарьи Сергеевны не факт.
Ну что ж, ради спокойствия своих уже таких родных и близких я готова была недельку побыть дома. Тем более отец пообещал мне, что расскажет обо всем, что будет на совещании, конечно, касательно моей темы. И еще заверил, что учебные заведения они уже не раз открывали и без труда придумают что-нибудь и с женской магической гимназией. Моя помощь в любом случае понадобится чуть позже, когда нужно будет обсуждать учебные программы. Также отец мне рассказал, что государь впечатлился моей сегодняшней речью и даже сказал отцу, что давно не видел столь серьезных молодых барышень.
