— Тебе приходится отковывать их? — спросил Ридкулли. — Миссис Панариция опять переборщила с крахмалом?
Он наклонился поближе.
— Ты что, заклепал их?
Декан просиял.
— Это кальсоны, — заявил он. — Не хуже, чем то что в них!
— Ты опять говоришь о Музыке Рока? — подозрительно осведомился Ридкулли.
— Я хочу сказать, что они оттяжные!
— Ну, пожалуй, в такую погоду это разумнее кожаной мантии, — согласился Ридкулли. — Но ты ведь не собираешься их носить, не так ли?
— Почему нет? — спросил Декан, сражаясь со своей мантией.
— Волшебники в лосинах? Только не в моем университете! Это не по-мужски! Люди обхохочутся, — сказал Ридкулли.
— Вы постоянно пытаетесь помешать мне делать то, что я хочу!
— Нет никакой необходимости говорить со мной в таком тоне.
— Ха, вы никогда не слушаете, что я говорю, и я не понимаю, почему бы мне не носить то, что мне нравится!
Ридкулли окинул комнату взглядом.
— Здесь ужасный бардак! — рявкнул он. — А ну-ка прибери здесь, немедленно!
— Ни за что!
— Тогда больше никакой тебе Музыки Рока, молодой человек!
Ридкулли с грохотом захлопнул за собой дверь. Он с грохотом распахнул ее и добавил:
— И я не давал тебе разрешения красить ее в черное!
Он с грохотом захлопнул дверь.
С грохотом распахнул.
— И вообще они тебе не идут!
Декан вылетел в коридор, размахивая молотком.
— Можете говорить, что угодно! — заорал он. — Но когда потомки будут придумывать для них название, они уж точно не назовут их аркканцлерскими!
Было восемь часов утра, тот час, когда пьяницы пытаются или забыть, кто они такие, или вспомнить, где они живут. Остальные обитатели «Барабана» скрючились над своей выпивкой вдоль стен и наблюдали за орангутангом, который играл в «Нашествие Варваров» и дико визжал каждый раз, когда проигрывал пенни.
Гибискусу очень хотелось закрыться. С другой стороны, все это напоминало открытие золотоносной жилы. Все, что ему надо было делать — это следить за тем, чтобы стаканы все время оставались наполненными.
— Ну как, начинаете забывать? — спросил он.
— КАЖЕТСЯ, Я ЗАБЫЛ ТОЛЬКО ОДНО.
— Что именно? Ха, как глупо спрашивать об этом, вы ведь забы…
— Я ЗАБЫЛ, КАК НАПИВАТЬСЯ.
Бармен посмотрел на шеренги и колонны стаканов. Здесь были винные бокалы. Здесь были бокалы для коктейлей. Здесь были кружки. Здесь были глиняные кружки, изображающие веселого пузатого человечка. Здесь было ведро.
— Мне кажется, вы на верном пути, — рискнул он.
Незнакомец, прихватив свой последний стакан, побрел к автомату «Нашествие Варваров».
Это был заводной механизм весьма замысловатой конструкции. Под игровым полем, в большом ящике красного дерева просматривались многочисленные шестеренки и червячные передачи, основной задачей которых являлось перемещение грубо вырезанных фигурок Варварских Захватчиков по квадратному полю. Игрок при помощи системы рукояток и блоков управлял маленькой самозаряжающейся катапультой, которая передвигалась перед строем Захватчиков и стреляла вверх дробинками. В это время Захватчики (посредством храповиков и защелок) пускали крошечные металлические стрелы. Время от времени раздавался звон и неожиданно возникший Захватчик на коне пролетал через поле, метая копья.
Все это сооружение беспрерывно дребезжало и скрипело, отчасти из-за изъянов механизма, отчасти потому, что орангутанг крутил обе рукоятки, прыгал вверх и вниз на педали огня и орал изо всех сил.
— Я бы предпочел, чтобы этой штуковины тут не было, — сказал бармен из— за стойки. — Но она довольно популярна у посетителей, как видите.
— ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, У ОДНОГО ПОСЕТИТЕЛЯ.
— Ну, во всяком случае, она получше фруктовой машины.
— ДА?
— Он сожрал все фрукты.
Визг ярости донесся со стороны автомата. Бармен вздохнул.
— Видели когда-нибудь, чтобы кто-то так убивался из-за одного пенни?
Обезьяна шлепнула на стойку доллар и удалилась с двумя пригоршнями мелочи. Одно пенни, опущенное в щель, позволяло опустить самый большой рычаг; Варвары чудесным образом воскресали и возобновляли свое нестройное наступление.
— Он вылил туда свою выпивку, — заметил бармен. — Может быть, мне это только кажется, но сейчас их шатает немного больше обычного.
Смерть некоторое время наблюдал за игрой. Это было одно из самых угнетающих зрелищ, которое он только видел. Игра в любом случае придет к своему завершению. Зачем же кидаться всеми этими штуками? Зачем?..
Он взмахнул стаканом в сторону собравшихся пьяниц.
— ЭЙ, ВЫ! ЭВЫ! ВЫ МОЖЕТЕ СБЕ ПРЕДСТАИТЬ, А, ШО ЗНАЧТ ИМЕТЬ ПАМЬТЬ ТАКУЮ ХОРОШУЮ, ТЧНО, ТАКУЮ ХОРОШУЮ, ЧТО ДАЖЕ МОЖНО ВСПОМНИТЬ ТО, ЧТО ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО? ВОТ, ТАК У МЕНЯ! О ДА. ДОВОЛЬНО ТОЧНО. КАК ПОДУМАЕШЬ. КАК ПОДУМАЕШЬ. КАК ПОДУМАЕШЬ, ШО НИКАКОГО БУДЩЕГО И НЕТУ — ТОЛЬКО ПРОШЛОЕ, КОТОРОЕ ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО. И. И. И. ВЫ ВСЕ РАВНЫ ЧТО-ТО ДЕЛТЬ! ВЫ ЗНАЕТЕ ТОЧНО, ШО ПРОИЗОЙДЕТ И ВСЕ-РНО ДОЛЖНЫ ЧТО-ТО ДЕЛТЬ.
Он оглядел обращенные к нему лица. Люди в «Барабане» привыкли к алкогольным лекциям, но не к таким.
— ВИДИТЕ. ВИЖИТЕ. ВЫ ВИДИТЕ, КАК ШОТ-ТО НАДВИГАЕТСЬ КАКАСБЕРГ, НО НЕ ДЛЖНЫ НИЧЕГО С ЭТИМ ДЕЛТЬ, ПАТАМУШТ— ПАТАМШТ— ПТМУШТ ЭТ ЗАКОН. НЕ МОЖТЕ ПЕРЕЛМИТЬ ЗАКОН. ЗАКОН.
ВИДИТЕ ЭТ— СТАКАН, ТАК? ВИДИТЕ? ЭТ— КАК ПАМЯТЬ. ЕСЛИНАЛЬЕТ-ТЕ ТУДА ЩО НЕМНОГ, НЕМНОГ ПРОЛЬЕТСЬ НАРУЖУ, ТАК? ЭТ— ФАКТ. У ВСЕХ ПАМЯТЬ ВРДЕ ЭТОГО. ЭТО СПАСАЕТ ЛЬДЕЙ ОБ— ОД— ОТ Б-ЗУМИЯ. КРМЕ МНЯ. БЕДНЫЙ, БЕДНЫСТАРЫЯ! ВСЕ ПОМНЮ. ДАЖЕ —СЛИ ЭТО СЛУЧТСЯ ТОЛЬКО ЗАВТРА. ВСЕ.
Он посмотрел в свой стакан.
— АХ, — сказал он. — ЗАБАВНО, КАК ВЕЩИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ К ВАМ, РАЗВЕ НЕТ?
Это был наиболее впечатляющий уход в аут из всех, которые только видели в «Барабане». Высокий черный незнакомец рухнул назад медленно, словно дерево. Не было ни женственного подламывания коленок, ни ударов головой о стол по дороге к полу. Он просто перешел из вертикального положения в горизонтальное по изумительно правильной геометрической кривой.
Некоторые люди зааплодировали, когда он грохнулся на пол. Потом они обыскали его карманы, или, по крайней мере, попытались найти его карманы и не нашли ни одного. Потом они подняли его и вышвырнули в реку [27].
В черном необозримом кабинете Смерти горела одна свеча, и не уменьшалась при этом. Сьюзан лихорадочно листала книги.
Жизнь непроста. Она знала это; это было Знание, полученное вместе с новой работой. Была простая жизнь живых существ, но она была, ну… проста… А были и другие виды жизни. Города жили своей жизнью. Муравейники и рои пчел — своей, большей, чем просто сумма частей. Мир — своей. У богов была жизнь, построенная на вере их почитателей.
Вся вселенная крутилась вокруг жизни. Жизнь была замечательно ходким товаром.
Всякая вещь, достаточно сложная, становилась живой, точно так же, как всякая достаточно массивная получала солидную порцию гравитации. Вселенная проявляет определенное стремление к мышлению. Это предполагает некоторую утонченную жестокость, с которой ткут ткань космического времени. Возможно, даже музыка может стать живой, если она достаточно стара. Жизнь — это привычка.
Люди говорят: я не могу выкинуть из головы этот дурацкий мотивчик…
Не просто ритм, а сердечный ритм.
А все живое хочет размножаться.
С.Р.Б.Н. Достабль любил вставать с первыми лучами солнца, чтобы не упустить возможность загнать червячка ранней пташке.
Он установил стол в углу мастерской Чалки. Он был более или менее против идеи постоянного офиса. Что в ней было хорошо, так это то, что его легко найти, но зато в ней был и негативный момент — его легко найти. Успех достаблевой коммерческой стратегии строился на его способности быстро найти покупателей, а не наоборот.
Довольно большое число людей пыталось разыскать его этим утром. Большинство из них были с гитарами.
— Отлично, — сказал он Асфальту, чья плоская голова едва виднелась на краем стола. — Все понял? Дорога до Псевдополиса отнимет у вас два дня, и по приезду ты сразу же доложишь мистеру Клопстопу из Бычьей Ямы. И я хочу, чтобы на каждую мелочь у вас были квитанции.
— Да, мистер Достабль.
— Будет неплохой идеей покинуть город как можно скорее.
— Да, мистер Достабль.
— Я уже говорил, что хочу на все иметь квитанции?
— Да, мистер Достабль, — вздохнул Асфальт.
— В таком случае — вперед! — Достабль забыл про существование Асфальта и поманил к себе группу гномов, которые терпеливо ожидали поодаль. — Эй, вы все, идите сюда. Так вы, значит, хотите быть звездами Музыки Рока?
— Да, сэр!
— Тогда слушайте меня внимательно-
Асфальт пересчитал деньги. На них никак нельзя было прожить вчетвером в течение нескольких дней. Разговор между тем продолжался.
— Так как вы называетесь?
— Эээ, гномы, мистер Достабль.
— "Гномы"?
— Да, сэр.
— Почему?
— Потому что мы — гномы, мистер Достабль, — объяснил главный гном терпеливо.
