— Я все же не думаю, что мы должны убивать людей, — заявил Сумкоротый упрямо.
— Я не желаю больше тебя слушать, — ответил мистер Клит. — Это внутреннее дело Гильдии.
— Да. Но это же наша гильдия…
— В точку! Так что заткнись!. Ха! Ха! Ха!
Телега катила через бесконечные капустные поля по направлению к Псевдополису.
— Я уже ездил в турне, между прочим, — сказал Глод. — Я тогда играл со Снори Снорикузином и Его Латунными Идиотами. Каждую ночь в новой постели. Через некоторое время мы уже не помнили, какой сегодня день недели.
— А какой сегодня день недели? — спросил Клиф.
— Видишь? А ведь мы в пути… сколько?.. три часа, — сказал Глод.
— Где мы заночуем? — поинтересовался Клиф.
— В Скроте, — сказал Асфальт.
— Звучит многообещающе, — заметил Глод.
— Был там раньше, с цирком, — сообщил Асфальт. — На весь город одна лошадь.
Бадди попробовал смотреть через борт на поля, но удовольствие не стоило усилий. Богатые наносные поля Равнины Сто были житницей континента, но никак не вызывающим благоговейный трепет зрелищем, если только вас не приводит в восхищение пятьдесят три сорта капусты и восемьдесят один сорт бобов.
На шахматной доске равнины, на расстоянии примерно мили друг от друга, стояли деревни, а на чуть большем расстоянии — города. Города они назывались потому, что были больше деревни. Телега уже проехала через два таких. В них было две улицы крест-накрест, одна таверна, одно зернохранилище, одна кузница, одна прокатная конюшня под вывеской вроде «Прокатная конюшня Джо», пара амбаров, три древних старика у таверны и три юноши у «Конюшни Джо», клянущихся друг другу, что однажды, очень скоро, они покинут город и совершат массу великих дел. Очень скоро. В любой день.
— Напоминает тебе о доме, а? — спросил тролль, пихая Бадди в бок.
— Что? Нет! Лламедос — это сплошь горы и долины. И дождь. И туман. И вечнозеленые деревья. — Бадди вздохнул.
— У тебя был здоровенный дом, я полагаю, — сказал тролль.
— Просто лачуга, — сказал Бадди. — Построенная из земли и дерева. Да, просто грязь и дерево.
Он опять вздохнул.
— Похоже на эти у дороги, — сказал Асфальт. — Тоска. Поговорить не с кем, я знавал людей, которые от этого совершенно свих…
— Сколько уже едем? — перебил Клиф.
— Три часа и десять минут, — сказал Глод.
Бадди вздохнул.
Эти люди невидимы, осознал Смерть. Он-то привык к невидимости. Это просто часть профессии. Люди не замечают его до тех пор, пока у них не остается выбора.
С другой стороны, он был антропоморфной персонификацией, в то время как Вонючий Старина Рон был человеком, по крайней мере формально.
Рон зарабатывал на жизнь тем, что следовал за людьми до тех пор, пока они не давали ему денег. У него была собачонка, которое добавляла некоторые нюансы к запаху самого Рона. Это был седоватый коричневый терьер с рваными ушами и противными проплешинами; он таскался со старой шляпой, зажатой остатками зубов, и поскольку люди как правило подают животным охотнее, чем другим людям, это значительно повышало дееспособность группы.
Генри-Гроб, напротив, стяжал средства, не сходя с места. Люди, которые организовывали важные общественные мероприятия, присылали ему анти-приглашение и немного денег, чтобы быть уверенными, что он вдруг не явится. Если же они этого не делали, Генри бочком прокрадывался на свадебную церемонию и предлагал присутствующим ознакомится с его замечательной коллекцией кожных заболеваний. Кроме того, у него был кашель, которой казался почти осязаемым. У него была табличка, на которой он накарябал углем: « За малсть дениг я праважу тибя дамой. Гро Гро».
Арнольд Сбоку не имел ног. Этот недостаток, казалось, никак не сказывался на его деловых операциях. Он хватал людей за ноги и спрашивал: «Пенни разменяешь?», неизменно достигая успеха в результате умственного замешательства клиента.
И был еще один, которого они звали Уткоман, поскольку на голове у него сидела утка. И никто не упоминал об этом. Никто не обращал на нее никакого внимания. Она казалась второстепенной маловажной деталью, вроде безногости Арнольда, независимого запаха Старины Рона или вулканического хрипения Генри. Но она бередила в общем-то умиротворенный рассудок Смерти.
«В КОНЦЕ-ТО КОНЦОВ, — думал он, — ДОЛЖЕН ОН О НЕЙ ЗНАТЬ, ИЛИ НЕ ДОЛЖЕН? ЭТО ВЕДЬ СОВСЕМ НЕ ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО НИТОЧКА У ТЕБЯ НА ЖИЛЕТЕ ИЛИ ЧТО-ТО ВРОДЕ…»
По общему согласию они назвали его Мистер Кляча. Он не знал, почему. С другой стороны, он был вообще из тех, кто может вести продолжительные дискуссии с дверью.
Могло ведь и быть какое-то логическое обоснование.
Нищие проводили день, шатаясь по улицам, где люди, которым они были не видны, осторожно обходили их и бросали им монетку-другую. Мистер Кляча тоже недурно справлялся с делом. Когда он просил денег, люди обнаруживали, что не могут ему отказать.
Через Скрот даже не протекала река. Он существовал просто потому, что ты мог отхватить здесь столько земли, сколько сможешь, прежде чем тебе понадобится что-то еще.
Здесь было две улицы крест-накрест, одна таверна, одно зернохранилище, одна кузница, пара амбаров и, как дань оригинальности, «Прокатная конюшня Сета».
Ничто не двигалось. Спали даже мухи. Только длинные тени медленно перемещались по улицам.
— Мне казалось, ты говорил, что здесь есть лошадь, — сказал Клиф, когда они въехали на изрытое колеями и покрытое лужами пространство, которое, вероятно, славилось здесь под именем Главной Площади.
— Должно быть, сдохла, — сказал Асфальт.
Глод вскочил на ноги, широко раскинул руки и завопил:
— Привет, Скрот!
Вывеска конюшни сорвалась с последнего гвоздя и приземлилась в пыль.
— Что мне нравится в этой кочевой жизни, — заметил он. — Так это приветливые люди и интересные места.
— Я думаю, ночью он оживет, — сказал Асфальт.
— Да, — сказал Клиф. — Да, могу поверить. Да. Все выглядит так, как будто этот город из тех, что оживают только ночью. Как будто весь город надо бы похоронить на перекрестке, вколотив в него осиновый кол.
— Кстати! — отозвался Глод. — Раз уж мы заговорили о колбасе…
Они посмотрели на таверну. Облезшая, скрипучая вывеска пыталась донести до мира слова «Хорошенькая Капустка».
— Меня это пугает, — сказал Асфальт.
В освещенной тусклым светом таверне, храня мрачное молчание, сидело несколько человек. Путешественников обслужил трактирщик, чьи манеры свидетельствовали о его пылкой надежде на то, что посетители умрут ужасной смертью, как только покинут его заведение. У пива был такой вкус, как будто оно не против такого развития событий.
Они расселись вокруг стола, боясь поднять глаза.
— Я слышал о местах вроде этого, — прошептал Глод. — Вы приезжаете в маленький городок, который называется как-нибудь вроде Дружелюбие или Умиротворение, а на следующий день все ваши ребра наружу.
— Мои вряд ли, — сказал Клиф. — Я слишком каменистый.
— Ну хорошо, ты пойдешь на сад камней, — сказал гном.
Он окинул взглядом покрытые морщинами лица посетителей и театральным жестом поднял кружку.
— Капуста уродилась на славу, а? — спросил он. — Я видел в полях — вся такая крупная и желтая. Зрелая, да? Это же отлично, а?
— Это бабочки-капустницы, вот что это, — ответил кто-то из полутьмы.
— Отлично, отлично, — сказал Глод. Он был гномом, а гномы не занимаются фермерством.
— Мы здесь, в Скроте, не любим цирк, — сказал другой голос, тягучий и низкий.
— А мы не цирк, — возразил Глод с живостью. — Мы музыканты.
— Здесь, в Скроте, мы не любим музыкантов, — сказал еще один голос.
Казалось, в полумраке скапливается все больше и больше народа.
— Эээ — а что вы здесь, в Скроте, любите? — спросил Асфальт.
— Ну, — ответил бармен, который был теперь не более чем контуром на фоне мрака. — В это время года мы предпочитаем барбекю, приготовленное в саду камней.
Бадди вздохнул. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они въехали в город.
— Я думаю, нам лучше бы показать им, что мы играем, — сказал он. В голосе его слышалось лязганье.
Чуть погодя.
Глод смотрел на ручку двери. Это была ручка двери. Вы беретесь за нее рукой. Но что должно последовать затем?
— Дверная ручка, — сказал он, просто на случай если это поможет.
— Я дмал, тбе над е пврнуть, — сказал Клиф откуда-то с пола.
Бадди возник у гнома из-за спины и повернул ручку.
— Пытрьсаюшаще, — сказал Глод и упал внутрь. Затем чуть-чуть приподнял себя от пола и огляделся.
— Эт де? — спросил он?
— Трактирщик сказал, мы можем переночевать здесь бесплатно, — сказал Бадди.
— К-кой брдак, — заявил Глод. — Кто-нить принесите мне бмагу и перо, щасже!
Покачиваясь, появился Асфальт, несущий багаж. В зубах у него была сумка с камнями Клифа, которые тут же вывалились на пол.
— Ну, это было изумительно, сэр, — сказал он. — Как вы вошли в этот амбар и сказали, сказали… что вы сказали?
