– Ну и как тебе шоу, Серега? – спросил Окуркин, самодовольно улыбаясь.
– Постой! – Тютюнин подошел к экрану ближе и вслух прочитал титры:
– – П.В. Бабайкин, депутат от фракции «Наш дом – тюрьма».
– И чего ты удивляешься, – пожала плечами Люба. – Очень хороший дядечка. Упитанный такой.
– И тебе он не кажется каким-то страшноватым, Люба? Может, лицо у него зеленое, а? – со значением спросил Тютюнин.
– Выпил, что ли? – сразу насторожилась она.
– А ты думала, они на кухне в шахматы играли? – злорадно хохотнула теща.
– Люба! – Сергей взял супругу за руку. – Люба, я очень тебя прошу поучаствовать в серьезном эксперименте.
– Это касается государственной безопасности! – снова влез Окуркин.
– Каком эксперименте?
– Выпить нужно, Люба.
– Чего, яду?
– Нет, не яду. Настоечки домашнего приготовления, а потом, – Тютюнин указал на телевизор, – потом надо будет снова взглянуть на этого товарища…
– Ну ладно, – согласилась Люба после недолгих колебаний. – Только с закуской…
– Это можно.
– Постойте! – спохватилась Олимпиада Петровна. – Без меня делать вам это запрещается!
– Так милости просим, – вежливо ответил Серега. – Пожалуйста, пройдите на кухню, а ты, Алексей, налей экспериментальную жидкость в экспериментальные стаканы или чашечки, если стаканов не хватит.
Следуя за покачивающимся Лехой, испытуемые прошли на кухню и, терпеливо дожидаясь своей очереди, достали из холодильника огурцы с творческого вечера композитора Игоря Конкретного.
– Налей им по пятьдесят грамм, – распорядился Сергей. – А чего это по пятьдесят? – возмутилась теща. – Я и больше выпью.
– Это не пьянка, Олимпиада Петровна, это эксперимент.
– И еще это касается государственной безопасности, – снова добавил Окуркин, наливая и в свою рюмку тоже.
Один только Сергей ограничился закуской – он все еще был голоден.
Люба и ее мама классическим переворотом отправили фильтрат в тренированные желудки и, выдохнув, закусили композиторскими огурцами.
– Ну и чего теперь? – осведомилась теща и внезапно икнула. – Ой, это от клизм от ваших! – пожаловалась она.
– От каких таких клизм, Арина Родионовна? – поинтересовался Окуркин, который славился природной любознательностью.
– Да вот, зятек расстарался… – покривила губу Олимпиада Петровна.
– Вот видите, как он вас любит. Клизмы ставит…
– Да ты чего себе выдумал, алкоголик долбаный! – закричала Олимпиада. – Мне эти клизмы, между прочим, доктор ставил!
– Вот ведь как повезло, значит, вас и доктор любит. Давайте за это выпьем!
– За клизмы? – простодушно поинтересовалась Люба.
– Нет, за любовь.
– Никаких больше тостов, – строго вмешался Тютюнин. – Сейчас организованно идем к телевизору и смотрим в него.
– А на кой? – не удержалась от вопроса теща.
– Смотришь в книгу, видишь фигу! – по-своему объяснил разомлевший Окуркин.
– Пошли, пошли, а то передача закончится, – сказал Сергей, выталкивая из кухни тещу и Любу.
К телевизору они подоспели как раз вовремя, когда депутат чему-то смеялся. Увидев его распахнутую зубастую пасть, Олимпиада Петровна потеряла дар речи, а Люба, напротив, очень заинтересовалась.
– А наши крокодилы вот такими же выросли бы, да, Сереж? – спросила она.
– Это не крокодил, Люба. Это неизвестное науке животное.
– А почему же написано, что депутат?
– А потому, – вмешалась теща, – что в бюллетенях для голосования портреты размытые, вот и голосуют за таких…
Тютюнин взял пульт и пощелкал каналы. Он без труда нашел еще штуки три зеленых морд, одной из которых оказался столичный чиновник, отвечавший за жилищное строительство.
– Если это «Рассказы о животных», то почему по всем каналам, Сережа? – спросила Люба.
– Вот что я вам скажу, Сергей Викторович! Нужно срочно звонить в милицию! По всем каналам крокодилы – значит, они захватили Останкино.
– Да откуда им в Останкино взяться, мама? – Люба пила редко, и пятидесяти граммов хватило, чтобы на ее лице появилась счастливая и глуповатая улыбка.
– А это они из пруда наползли, – как всегда вовремя сообщил Окуркин.
– Из какого такого пруда? – взвизгнула теща.
– Ясно из какого – из Останкинского. Там же только чуть-чуть переползти – и ты уже в прямом эфире…
– Ой, какие вы ужасы говорите! – волновалась Олимпиада Петровна. – Сбегу я от вас. В Гондурас или какой Рекьявик штопаный! А еще подамся к сестре на незалежную Украину! Вы у меня попляшете. Мову выучу, и тогда – геть, москали! Геть! Отдавайте наш Казахстан – вотчину славного запорожского казачества! – Лицо Олимпиады Петровны пошло красными пятнами, и она замолчала, переводя дух. Потом, уже без прежнего запала добавила:
– Лучше я домой поеду. Может, у вас просто телевизор плохо работает…
С этими словами она выбежала в прихожую и спустя несколько секунд хлопнула входной дверью.
В комнате воцарилась тревожная тишина, только городской чиновник с зеленой мордой и высоким гребнем что-то выквакивал про удобства и озеленение.
Неожиданно Леха запрокинул голову и завыл, словно одинокий волк:
– Напрасна-а-а хозяйка ж-ждет свинку домой! Ей банку с паш-штетом покажу-у-ут!
– Заткнись, Леха, – одернул его Тютюнин. – Без тебя тошно.
– А мне страшно, Сережа! – с запозданием перепугалась Люба. – Можно я немножко поем и спать ляжу?
– Поешь и ляж, Люба. А мы с Лехой пока программу выдумаем.
– Программу? – поднял тяжелую голову Окуркин.
– Программу или план. Как нам сделать так, чтобы все люди узнали, что они уже здесь…
– Что они уже здесь, – повторил Окуркин. – Нужно звонить Кузьмичу. Он калач тертый.
Кузьмичу позвонили сразу же. К чести старого разведчика, ему не пришлось ничего объяснять дважды. Кузьмич был заточен на глобальные катаклизмы и еженедельные спасения цивилизации.
– Буду через сорок три минуты… – сказал он и положил трубку.
– Я должен позвонить Ленке, – вздохнул Леха. – Ты меня прикроешь?
– О чем разговор!
Окуркин позвонил, однако вопреки опасениям Лена спокойно отнеслась к его задержке.
– Люба там? – спросила она.
– Да, Люба там. Только она спать собирается, а мы с Серегой на кухне пирожки едим и огурцы…
– Малосольные?
– Я не очень в этом понимаю.
– Ну ладно. Я тут на вторую главу перешла… Пока…
– Пока.
Леха положил трубку.
– Ну что? – спросил Тютюнин.
– Обошлось. Ко второй главе приступила.
– Ладно, пойдем на кухню чай пить. Продукт оставим для Кузьмича.
– Согласен, – без особого энтузиазма проговорил Леха. – А теща твоя, Серег, ну просто змея извилистая. В Гондурас собралась.
– Это она только говорит. У нее еще две тыщи клизм не .выбрано, а за бесплатное она удавится.
– Слушай, Серег, а Гондурас это где?
– Не знаю. Ты же слышал, она про Украину кричала. Наверное, где-нибудь на Львовщине. Деревня Гондурас Львовской области.
Не успели друзья скушать по одному композиторскому огурцу, как примчался на такси взъерошенный Кузьмич.
Он постучал в дверь условной комбинацией, а когда Сергей впустил его, сказал:
– Хвоста не было. Я проверялся.
– Ничего. Проходи так.
– Супруга спит?
– Спит.
– Это правильно.
Кузьмич прошел на кухню, поздоровался с Лехой и присел за стол.
– Выпей и пойдем к телевизору. Сам посмотришь.
– А не надо мне смотреть. Я уже в курсе.
– Каким же образом, Кузьмич? – поразился Тютюнин.
– Я, Серега, много чего вижу. Если обо всем рассказывать, много времени надо. Да и не поймут меня. У нас же вопрос легко решается, чуть что не так – белая горячка.
– Вот тут я с тобой согласен! – выступил Леха, пододвигая к себе бутылку с остатками продукта.
– Не спеши, – сказал ему Кузьмич и забрал остатки для себя. – Видеть-то я и так вижу, но выпить, чтобы оценить травяной состав, просто обязан/
– Ну конечно, – погрустнел Окуркин, глядя, как Кузьмич из горлышка приканчивает фильтрат.
– Какой план действий, Кузьмич? Чего нам теперь делать?
– Ну… – Кузьмич пожевал губами, глядя на коллег просветлевшим взглядом. – Полагаю, нужно распространить действие нашей настойки на народные массы. Тогда все увидят дунтосвинтов…
– Как? Как ты сказал? – заинтересовался Серега.
– Империя дунтосвинтов с планеты Квак. Я работал там недолго. Я вам разве не рассказывал?
– Нет, Кузьмич, не рассказывал!
– Ну, ничего особенного.
– Так чего же ты не трезвонил в газеты? Не стучался в телевидение, а?
– А чего стучаться? Если ты видишь это один – ты псих. А если видят все, тогда объективное явление.
– Выходит, чем больше людей мы угостим нашей микстурой, тем лучше? – уточнил Леха, все еще жалея об остатках фильтрата.
– Правильно.
– А как же нам это сделать? На халяву раздавать, прямо на улице?
– Нет, – покачал головой старый разведчик. – Масштабнее мыслить нужно.
