Он резко чиркнул по кадыку. Ногтя на большом пальце у майора не было, — остался в дербентской заварушке, — и жест получился весьма, весьма выразительным.
— Думаете, немцы что-то тяжёлое подгонят? — проникаясь, спросил Половинкин.
— Обязательно. Я даже думаю, что уже гонят. Щас вот Окто сводки принесёт — убедишься.
— Товарищ майор, а зачем же они тогда десант сбросили? Да ещё так глупо, прямо на пушки?
— Да у них парашюты неуправляемые. Пилот вывел на точку, а увернуться от нашей, хм, ПВО они уже не могли. Кто ж знал, что у нас турели с автоматикой.
— Значит, больше не сунутся, — удовлетворённо отметил Коля.
Мясников иронически посмотрел на него.
— Наоборот, Коленька, наша дружба только начинается. Ты головой подумай: стал бы парашютистов без поддержки использовать? То-то. Немец грамотно воюет, промышленно. Всегда связками бьёт: десант — это с панталыку сбить, а основной удар по земле.
— Так что ж они не ударили?
— Не шмогли, — по слогам пробормотал Мясников, с натугой разгибая какую-то очередную железяку из своего арсенала, — Припоздала, вишь, земля. Они же сюда артиллерию тянут, танки или самоходки. А в Белоруссии почвы — они особые почвы. Мины тут всякие произрастают, прочие сюрпризы. Говорю как краевед.
Майор смахнул со лба каплю пота, ухмыльнулся.
— А ты думал — пока окруженцев по лесам вылавливаешь, у остальных тут каникулы?
— Не думал, я всё вижу, — просто сказал Половинкин, — только с одним стрелковым против артиллерии не выстоять. Хотя я, само собой, готов героически…
— Очень хорошо, что готов, — перебил Мясников, — только и мы не пальцем деланы, учитывай. Я тебе как красный командир скажу: никакого героизма от своих людей никогда не требовал и, надеюсь, не потребую.
Видя честное Колино замешательство, майор снизошёл:
— Героизм — он когда нужен? Когда начальство чего-то не продумало и не предусмотрело. И когда ресурса не хватает. Вот тогда и приходится с голым задом на танки, а в газете потом напишут — "героизм". Без него, конечно, тоже никуда, только мы всё-таки постараемся поменьше. Погодь-ка.
Он закрыл глаза и пару раз щёлкнул затвором пистолета, удовлетворённо прислушиваясь к каким-то неведомым оттенкам лязга.
— Товарищ майор, — не выдержал Коля, — Вы думаете, они теперь за нас всерьёз взялись?
— Обязательно, — уверенно ответил осназовец, — торопятся гансики. Шибко торопятся. Нейдёт война у них, а про нас уже чего-то разнюхали. Сам понимаешь, такое в тайне долго не удержать.
— И про союзников?
— "Палач"-то над Берлином завис, вот и думай головой.
Он встряхнулся, тщательно протирая ладони ветошью.
— Так, лейтенант. Мы сейчас пойдём гостей встречать, а ты покорми Гитлера и ничего не трогай. Аюшки? Цыц. Ты мне здесь нужнее. Да! Союзники сегодня должны какой-то там металл в листах прислать. Место под разгрузку с Куравлёвым выбери, челнок вам вместе встречать.
— Челнок встретит Старкиллер. И местные.
— Хорошо-хорошо. Только Двуул не полетит.
— Полетит, ещё как полетит.
— Не полетит.
Таус терпеливо вздохнул. Главное сейчас было — избавиться от этой скотины.
— Почему, Двуул? Ты можешь объяснить?
— Двуул не полетит, Двуул занят.
— Чем же ты занят?
— Генераторы. Двуул чинит генераторы.
Каков идиот, подумал Таус. Силовые подсистемы "Палача" уже несколько стандартных дней как вышли на максимально возможный режим. К сожалению, "максимально возможный" — не означает "штатный". Или хотя бы "достаточный".
Экономили на всём, включая вооружение и систему жизнеобеспечения. Турели, конечно, на этой орбите и не требовались — атаковать "Палач" на этой орбите всё равно было некому. Прочие проблемы решали самым радикальным способом: временно отправляя на поверхность большую часть техников, пилотов и легионеров, кроме самых необходимых для поддержания существования, — уже не боеспособности, — корабля.
Таус усмехнулся.
"Большая часть".
Ошмётки.
Будь сейчас на линкоре хотя бы одна полноценная бригада квалифицированных техников-операторов — разве пришлось бы ему танцевать нахру с этой зелёной поганью? Он просто пристрелил бы родианца, пользуясь капитанским правом, а затем выбрал следующего добровольца.
Ну ничего. Надо только суметь вернуться.
— Двуул, ты не можешь сейчас чинить генераторы. Чтобы починить генераторы, необходимо добыть кристаллы. На поверхности. Ты полетишь на поверхность и поможешь починить другой генератор. Чтобы добывать кристаллы. Чтобы чинить генераторы.
Маленький родианец глубоко задумался.
Удачно я его обработал, отметил Таус. Чем меньше в твоих словах смысла — тем больше должно быть самих слов. Как в некоторых фантастических романах, которые он любил читать в беззаботном детстве: герой непременно попадал в иной мир, а затем долго-долго путешествовал, обретая всё более невообразимые степени всемогущества. Писать такое — не уважать читателя.
Впрочем, не всякий читатель и сам себя уважает.
Этому ведь тоже надо учиться — уважать себя.
Как правило, вырастая, начинали стыдиться знакомства с подобной халтуркой — на свете слишком много хороших книг, чтобы употреблять такие.
На свете слишком много важных дел, чтобы возиться с этой зелёной поганью.
— Хорошо-хорошо. — сказала зелёная погань. — Только Двуул не полетит.
Таус решил, что убьёт не только Двуула, но и Имперского вербовщика, подписавшего родианца на "Палач". Невозможно было бы не заметить, что этот механик — конченый наркоман. Скорее всего, вербовщик получил неплохую взятку… зато теперь родианцу придётся жевать грязь на планете.
Ирония.
А ведь там, на поверхности, его уже никак не достанешь. В лучшем случае эту погань прирежет Старкиллер… тогда ремонт "Палача" затянется ещё неизвестно насколько.
Но, по сути, что плохого в умеренной задержке? Игнази давно заслужил небольшие каникулы, а отзывы штурмовиков о планетке вполне приятные. Да и разумные из пилотажной группы не жалуются. Хотя они-то по сравнению с легионерами практически на курорте: Владыка Сталин предоставил безопасную территорию неподалёку от собственной столицы. Как ни смешно, они там даже делают вид, будто кого-то чему-то учат.
Попытка Лорда Вейдера подготовить пилотов для СИД-истребителей из числа местных грязеедов казалась Таусу какой-то абсурдной шуткой. Эти дикари едва научились примитивному управлению аэродинамическими силами — смешно надеяться, что они освоят летательные аппараты с ионными двигателями. Владыкой ситхом в последнее время вообще владели довольно странные идеи, словно их внушал Вейдеру кто-то другой.
Впрочем, не так уж давно он знает Вейдера лично: возможно, Владыка способен предугадывать события грядущего. Рано или поздно "Палач" отыщет путь домой. Выйти из гипера без палубной авиации наготове, наткнувшись на возможную засаду — верное самоубийство. Если мятежники сумели провести такую сложную диверсию на сверхбдительно охраняемых верфях Фондора… очевидно, у них есть свои источники информации.
Пожалуй, действительно не помешает иметь в запасе хотя бы такую суррогатную пилотажную группу. В конце концов, местные варвары всё равно не сумеют воспроизвести технологии СИД.
Таус хмыкнул.
Неизвестно, способны ли повторить собственные технологии и сами сиенарцы. Старый Банну утверждает, что за все три круга службы не видал во флоте ничего принципиально нового, ни единой по-настоящему новаторской технологии; не встречал медтехника, который действительно понимал бы принцип работы дроида; не знаком с энергетиком, способным объяснить принцип работы протонной сферы.
Научная мощь Империи заложена давным-давно, совсем другими разумными. Мы лишь продолжаем пользоваться плодами их гения. В лучшем случае — достигаем совершенства в прилежном повторении, обслуживании и ремонте.
Если, конечно, капитан окажется в состоянии принудить полупьяную погань выполнять служебные обязанности.
— Вот что, старший техник Двуул. — сказал Таус. — Ты полетишь на поверхность вводить в работу силовую установку мобильной базы. Повторять не буду. Что тебе нужно взять с собой?
Он не шутил, и теперь хитрый маленький родианец очень хорошо это почувствовал.
— Гесура, — сказал Двуул.
Таусу показалось, что он ослышался.
— Что?
— Двуул хочет лететь с медтехником Гесурой.
Часть VIII. Великий переломГлава 22. Дорога из жёлтого дюрапласта— Я не желаю этого слышать, — очень спокойно сказал Гитлер.
"Scheiße", тихонько подумал фон Белов. Он-то хорошо знал, насколько легко и быстро такое отстранённое спокойствие Фюрера могло обернуться исступлённой истерикой.
