Брута оторвал кусок рясы и попытался прочистить рану.
— Нам нужно есть его, а не лечить! — заорал Ом. — О чем ты думаешь? Надеешься, что он как-нибудь тебя отблагодарит?
— Он хотел, чтобы ему помогли.
— А скоро он захочет есть — об этом ты не подумал?
— Он так жалобно смотрит.
— Вероятно, никогда не видел недельный запас питания всего на одной паре ног.
Впрочем, это было неправдой. Брута, оказавшись в пустыне, стал таять, словно кубик льда. Это и поддерживало в нем жизнь. Парень был двуногим эквивалентом верблюда.
Брута направился к груде камней, под ногами его хрустели кости и щебень. Плиты образовывали лабиринт полуоткрытых тоннелей и пещер. Судя по запаху, лев жил здесь уже давно и часто болел.
Некоторое время Брута смотрел на ближайшую пещеру.
— Чем тебя так удивило логово льва? — поинтересовался Ом.
— Всего-навсего тем, что туда ведут ступени, — ответил Брута.
Дидактилос буквально чувствовал толпу, заполнившую амбар.
— Сколько народу сюда набилось? — спросил он.
— Сотни! — ответил Бедн. — Сидят даже на стропилах! И… учитель?
— Да?
— Среди людей я заметил пару жрецов и очень много солдат!
— Не волнуйтесь, — успокоил Симони, присоединяясь к ним на временном помосте, сооруженном из бочек для инжира. — Так же, как и вы, они верят в Черепаху. У нас есть друзья в самых неожиданных местах!
— Но я не… — беспомощно произнес Дидактилос.
— Собравшиеся здесь люди ненавидят церковь всеми фибрами души, — провозгласил Симони.
— Но это не…
— Они только и ждут, чтобы кто-нибудь их возглавил!
— Но я никогда…
— Да, да, знаю, ты нас не подведешь. Ты — здравомыслящий человек. Бедн, иди-ка сюда. Хочу познакомить тебя с одним кузнецом.
Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он кожей ощущал жар взглядов.
* * *
Каждая капля собиралась несколько минут.
Они словно гипнотизировали. Брута смотрел и не мог оторвать глаз. Капли росли почти незаметно, но они так росли и падали уже многие тысячи лет.
— Но как?… — спросил Ом.
— Вода просачивается вниз после дождя, — объяснил Брута. — Скапливается в скалах. Неужели боги не знают таких простых вещей?
— Нам это без надобности. — Ом огляделся. — Пошли отсюда. Не нравится мне это место.
— Всего лишь старый храм. Здесь ничего нет.
— Именно это я и имею в виду.
Храм был наполовину засыпан песком и всяческим мусором. Свет сочился сквозь дырявую крышу и падал на склон, по которому они спустились. Интересно, подумал Брута, сколько источенных ветром камней в пустыне были раньше прекрасными зданиями? Когда-то на этом месте высилась огромная, быть может, величественная башня. А потом пришла пустыня.
Здесь не было слышно даже тихого щебетания богов. Мелкие боги предпочитали держаться подальше от заброшенных храмов — так люди предпочитают держаться подальше от кладбищ. Тишину нарушали только капли воды.
Они капали в небольшое углубление перед сооружением, похожим на алтарь. От углубления вода пробила дорогу к яме, которая казалась поистине бездонной. Рядом валялись несколько статуй, тяжеловесных, однообразных, похожих на вылепленные детьми глиняные фигуры, только воплощенные в граните. Стены когда-то были покрыты барельефами, сейчас осыпавшимися, за исключением нескольких мест, на которых сохранились странные изображения, напоминавшие главным образом щупальца.
— Что за народ здесь жил? — спросил Брута.
— Понятия не имею.
— А какому богу они поклонялись?
— Тоже не знаю.
— Статуи высечены из гранита, но гранита близости нигде нет.
— Значит, они были очень набожными и притащили его откуда-то.
— А алтарная плита испещрена канавками.
— О. Чрезвычайно набожные были люди. Эти канавки предназначены для стока крови.
— Ты действительно думаешь, что здесь приносили в жертву людей?
— Я не знаю! Мне просто не терпится убраться отсюда!
— Почему? Здесь есть вода и прохладно.
— Потому что… здесь жил бог. Могущественный бог. Ему поклонялись тысячи людей. Я чувствую это, понимаешь? Это сочится из стен. Еще один Великий Бог. Обширны были его владения, и могущественно слово. Армии шли вперед во имя его и побеждали, и сражали противника. И все такое прочее. А теперь никто, ни ты, ни я, никто не знает, что это был за бог, как его звали, как он выглядел. Львы ходят на водопой в святое место, а эти мохнатые существа на восьми ногах заползают за алтарь. Кстати, одно из них сидит у твоей ноги, такое с усиками, как ты их называешь? Теперь ты все понимаешь?
— Нет, — ответил Брута.
— Ты не боишься смерти? Ты же человек!
Брута обдумал вопрос. В несколько футах стоял Ворбис и тупо смотрел куда-то вверх.
— Он очнулся, просто не говорит.
— Кого это волнует? Я тебя не о нем спрашивал.
— Ну… иногда… когда я дежурю в катакомбах… в таком месте волей-неволей боишься… я имею в виду, все эти черепа, кости… и в Книге говорится…
— Вот и все, — с горьким торжеством в голосе произнес Ом. — Ты не знаешь. Это и только это удерживает вас от сумасшествия. Неуверенность, надежда на то, что в конечном счете все будет не так уж плохо. Но с богами дело обстоит иначе. Мы как раз знаем. Слышал историю про воробья, летящего через комнату?
— Нет.
— Не может быть. Ее все слышали.
— Но не я.
— О том, что жизнь похожа на летящего по комнате воробья? Снаружи — сплошная темнота, а он летит по комнате, и это всего лишь один краткий миг тепла и света!
— А окна открыты? — спросил Брута.
— Ты можешь представить себе, каково быть этим самым воробьем и знать о темноте все? Знать, что потом вспоминать будет нечего — кроме этого момента тепла и света?
— Не могу.
— Конечно не можешь. А это очень похоже на жизнь бога. Что же касается этого места… это — морг.
Брута окинул взглядом древний мрачный храм.
— А ты знаешь, каково быть человеком?
Голова Ома на мгновение спряталась в панцире, по-другому пожимать плечами он не умел.
— По сравнению с богом? Очень просто. Рождаешься. Соблюдаешь некоторые правила. Делаешь то, что говорят. Умираешь. Забываешь.
Брута пристально смотрел на него.
— Я не прав?
Брута покачал головой. Потом встал и подошел к Ворбису.
Дьякон послушно напился из протянутых рук Бруты. Его словно выключили. Он ходил, он пил, он дышал. Или это был не он — что-то управляло им. Например, его тело. Темные глаза были открыты, но, казалось, они видят то, что Брута видеть никак не мог. Хотя создавалось впечатление, что этими глазами смотрит кто-то живой. Брута был уверен, что, если он уйдет, Ворбис будет сидеть на этих самых каменных плитах до тех пор, пока не упадет. Тело Ворбиса присутствовало здесь, но место нахождения его разума невозможно было отыскать ни в одном атласе.
Вдруг, совершенно неожиданно, Брута почувствовал себя таким одиноким, что даже Ворбис показался ему хорошей компанией.
— Чего ты с ним возишься? Он послал на смерть тысячи людей!
— Да, но, возможно, он думал, что этого желаешь ты.
— Никогда не проявлял столь извращенных желаний.
— Да, тебе было просто наплевать, — кивнул Брута.
— Но я…
— Заткнись!
Ом аж рот разинул от удивления.
— Ты мог помочь людям, — продолжил Брута. — Но ты только топал копытами и ревел, чтобы люди тебя боялись. Ты был похож… на человека, бьющего палкой осла. А люди, подобные Ворбису, усовершенствовали эту палку, и осел стал верить только в нее.
— Может сойти за притчу, если чуть-чуть подработать, — мрачно произнес Ом.
— Я говорю о реальной жизни!
— Я не виноват, что люди злоупотребляют…
— Виноват! Ты виноват! Если ты запутал сознание людей только для того, чтобы они в тебя верили, значит, ты несешь ответственность и за то, как они потом поступают!
Брута долго смотрел на черепашку, а потом отошел к куче мусора, которая занимала часть разрушенного храма, и принялся рыться в ней.
— Что ты там ищешь?
— Нам нужно во что-то налить воду!
— Ничего ты тут не найдешь. Люди ушли. Земля иссякла, и они ушли. И все взяли с собой. Можешь не утруждаться.
Брута не обратил внимания на его слова. Из-под камней и песка что-то проглянуло.
— И чего ты так беспокоишься об этом Ворбисе? — заныл Ом. — Лет через сто он все равно умрет. Мы все умрем.
Брута вытянул какой-то изогнутый осколок керамики. Он оказался двумя третями широкой чаши, расколотой поперек. Чаша была широкой, как расставленные руки Бруты, но вместе с тем она была разбита, так что никто не удосужился утащить ее.
Она была совершенно бесполезной. Но когда-то люди находили ей применение. Ободок был украшен выпуклыми фигурками. Чтобы немножко отвлечься от зудящего в голове голоса Ома, Брута принялся рассматривать их.
Похоже, фигурки изображали людей. Судя по ножам в руках, разыгрывалось некое древнее религиозное действие (убийство, совершенное во славу бога, убийством не считается). Центр чаши занимала более крупная фигура, несомненно очень важная, скорее всего это и был бог, ради которого все происходило…
