— Пошли быстрее. Бери его и пошли, — сказал Ом. — Нельзя его здесь оставлять.
— Но вчера ты хотел, чтобы я его бросил.
— Правда? — Даже панцирь Ома излучал святую невинность. — Ну, наверное, пока ты спал, я сбегал в эту твою Этику, и мое отношение к нему резко поменялось. Теперь-то я понимаю, как он нам нужен. Добрый старый Ворбис. Давай, бери его и пошли.
Симони и два философа стояли на вершине утеса. Они смотрели на иссушенные пастбища Омнии и далекую скалу Цитадели. Во всяком случае, двое из них смотрели в ту сторону.
— Дайте мне рычаг и место, где встать, и я расколю этот город, что твое яйцо, — зарычал Симони, помогая Дидактилосу спускаться по узкой тропинке.
— Судя по виду, он не маленький, — покачал головой Бедн.
— Видишь отблеск? Это двери.
— Судя по виду, массивные, — снова покачал головой Бедн.
— Я не перестаю думать о лодке, — сказал вдруг Симони. — О том, как быстро она двигалась. Такая штука без труда вышибет любые двери, как ты думаешь?
— Сначала тебе придется затопить равнину, — предупредил Бедн.
— А если поставить ее на колеса?
— Ха, конечно разнесет! — хмыкнул Бедн. День выдался долгим и трудным. — Будь у меня кузница, дюжина кузнецов и столько же помощников… Колеса? Нет проблем. Но…
— Мы подумаем, как решить эту проблему, — многозначительно произнес Симони.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда они подошли к очередному каменному островку в море песка. Брута поддерживал Ворбиса, обняв дьякона за плечи. Этот островок был больше, чем тот, у которого они убили змею. Ветер высек из скал вытянутые, неприятные фигуры, похожие на пальцы. В расщелинах скал даже виднелась чахлая растительность.
— Где-то здесь есть вода, — заметил Брута.
— Вода есть везде, даже в самых безжизненных пустынях, — откликнулся Ом. — Один, может, два дюйма осадков в год.
— Я чувствую какой-то запах, — принюхался Брута. Его ноги сошли с песка и захрустели по известняковому щебню, разбросанному вокруг валунов. — Чего-то тухлого.
— Подними-ка меня повыше.
Ом осмотрел скалы.
— Отлично. Теперь опускай. И иди к тому камню, похожему на… Никак не ожидал увидеть здесь такое.
Брута посмотрел на камень.
— Да уж, — наконец прохрипел он. — Порой диву даешься, на что способен ветер.
— Местному богу ветра не откажешь в чувстве юмора, — подтвердил Ом. — Хотя и в достаточно примитивном.
У подножия скалы бесформенной кучей вались каменные глыбы. Промеж них виднелись мрачные ходы.
— Этот запах… — начал было Брута.
— Наверное, животные приходят сюда на водопой, — пояснил Ом.
Бруте под ногу попалось что-то бело-желтое, запрыгавшее по камням с грохотом мешка, полного кокосовых орехов. Звук далеко разнесся душной тишине пустыни.
— Что это было?
— Сомневаюсь, что череп, — соврал Ом. — Так что не волнуйся и…
— Здесь повсюду валяются кости!
— Ну и что? А ты что ожидал увидеть? Это пустыня! Люди здесь умирают! Самое популярное занятие в округе!
Брута поднял кость. Он прекрасно понимал, что ведет себя глупо, но люди, отдав концы, не имеют привычки обгладывать собственные кости.
— Ом…
— Здесь есть вода! — заорал Ом. — Она нам нужна! Ну да, возможно, существует пара препятствий, но…
— Каких-таких препятствий?
— Ну, природных опасностей!
— Каких?
— Ну, это, львов знаешь? — в отчаянии произнес Ом.
— Здесь водятся львы?
— Э-э… слегка.
— Слегка львы или слегка водятся?
— Какой-то один-единственный лев, а ты…
— Какой-то?
— …Бывает, что живут обособленно. В первую очередь следует опасаться старых самцов, которые были изгнаны молодыми соперниками в менее богатую на добычу область. Львы отличаются злобным характером и коварством, а в последние годы жизни совсем не боятся человека…
Воспоминание ушло, освободив наконец голосовые связки Бруты.
— Это именно такой лев? — уточнил он.
— Сытый лев нисколечки не страшен, — успокоил Ом.
— Неужели?
— Поев, обычно они сразу засыпают.
— Поев?
Брута оглянулся на сидящего у скалы Ворбиса.
— Значит, поев? — переспросил он.
— Мы поступаем правильно, — возразил Ом.
— По отношению ко льву — несомненно! Стало быть, ты замыслил использовать его в качестве приманки?
— Он не выживет в пустыне. Кроме того, с многими тысячами людей он обошелся куда хуже. Ему же предстоит умереть во имя добра.
— Добра?
— Мне он сделает добро.
Откуда-то из камней раздалось рычание — негромкое, но в нем чувствовалась определенная сила. Брута сделал шаг назад.
— Взять и скормить живого человека львам! Просто так, за здорово живешь?
— Он этим занимался постоянно.
— Да. А мне как-то не приходилось.
— Ладно, ладно. Тогда другой план. Заберемся на камень, а когда лев им займется, ты столкнешь на зверюгу какой-нибудь валун побольше. Ну лишится Ворбис руки или ноги. Он этого даже не заметит.
— Нет! Нельзя поступать так с людьми только потому, что они беспомощны!
— Думаешь, будь он в себе, он бы согласился с этим планом?
Из груды камней снова послышалось рычание. Уже значительно ближе.
Брута в отчаянии смотрел на разбросанные кости. Среди них вдруг блеснул металл клинка. Меч был старым, ковка не самая искусная, зато клинок надраен песком до блеска. Брута осторожно поднял меч.
— Обычно держатся за другой конец, — подсказал Ом.
— Я знаю!
— Ты умеешь им пользоваться?
— Не знаю!
— Тогда искренне надеюсь, что ты все схватываешь на лету.
Лев вылез из камней. Нарочито медленно.
Считается, что львы, обитающие в пустынях, не похожи на львов вельда. Хотя когда-то они были похожи — во времена, когда великая пустыня еще была зеленым лесом[7]. В те времена можно было полежать с царственным видом между деревьев, пообедав каким-нибудь козлом[8].
Но лесистая местность постепенно превратилась в кустарниковую, потом поредели сами кустарники, а следом за ними ушли козы, люди и даже города.
Остались одни львы. Всегда найдется что съесть. Главное — как следует проголодаться. Люди в пустыне по-прежнему встречались, хотя и крайне редко. Кроме того, здесь жили ящерицы. И змеи. Экологическая ниша была не ахти какой привлекательной, но львы держались за нее мертвой хваткой — примерно так же, как держатся за жизнь люди, повстречавшие пустынного льва.
С этим львом кто-то уже встречался.
Грива его спутана, шкура испещрена старыми шрамами. Он полз к Бруте, волоча безжизненные задние лапы.
— Он ранен, — заметил Брута.
— Отлично, — воодушевился Ом. — В них много мяса, жилистое правда, но…
Лев рухнул на землю и тяжело задышал костлявой грудью. Из его бока торчал обломок копья. Взлетела туча мух — вот кто без труда находит еду в любой пустыне.
Брута отбросил меч. Ом втянул голову в панцирь.
— О нет, — пробормотал он. — В этом мире живут двадцать миллионов человек, и единственный верующий в меня оказался самоубийцей…
— Мы не можем бросить его в беде, — сказал Брута.
— Еще как можем. Это — лев. Львов либо не трогаешь, либо сам попадаешь в беду.
Брута опустился на колени. Лев открыл один покрытый коркой желтый глаз, он был слишком слаб даже для того, чтобы открыть челюсти.
— Ты умрешь, ты погибнешь, — запричитал Ом. — У меня не останется верующих и…
В анатомии животных Брута разбирался крайне слабо — хотя некоторые инквизиторы обладали завидными знаниями о внутренностях человека, в которых было отказано другим людям, лишенным возможности вскрывать тело, пока оно еще живо. Одним словом, занятия медициной в чистом виде в Омнии не поощрялись. Но в каждой деревне был человек, который официально не вправлял кости, ничегошеньки не знал об особенностях некоторых растений и который не попадал в руки квизиции только благодаря хрупкой благодарности пациентов. К услугам такого человека прибегал каждый крестьянин. Острая зубная боль поражает всех, даже сильных верой.
Брута взялся за обломок древка. Лев зарычал.
— Ты можешь с ним поговорить? — спросил Брута.
— Это — животное.
— Как и ты. Ты можешь попытаться успокоить его? Потому что если он разнервничается…
Ом попытался сосредоточиться.
На самом деле мозг льва содержал только боль, постоянно разрастающееся облако которой затеняло даже обычный фоновый голод.
Ом попытался окружить боль, заставить ее уйти… Главное — не думать, что будет, если она все-таки уйдет. Судя по всему, лев ничего не ел вот уже несколько дней.
Когда Брута выдернул наконечник копья, лев недовольно рыкнул.
— Омнианское копье, — сказал Брута. — И рана недавняя. Должно быть, он встретил легионеров, когда те шли в Эфеб. Видимо, они прошли совсем неподалеку.
