Пусть это будет дверь. Да, большая старая дверь, деревянная. Из потемневшего от времени дерева, вот.
Она повернулась. Позади нее была черная дверь — не в стене, а прямо в воздухе.
Петли заскрипят, подумала Тиффани.
Она толкнула дверь, и петли заскрипели.
«Ага, — думала Тиффани. — На самом деле все не совсем так. Я просто рассказываю себе сказку, которую мой разум в состоянии понять, я обманываю себя ровно настолько, чтобы все получилось. Вот и надо продолжать балансировать на этой грани, чтобы все получалось и дальше. А это столь же трудно, как не думать о розовом носороге. Но если матушке Ветровоск удается не думать о нем, то и я смогу».
За дверью простиралась пустыня: черный песок под тусклыми звездами. На горизонте виднелись горы.
Ты должна проводить нас, сказали голоса роителя.
— А вот эт’ не надыть, — отсоветовал Явор Заядло снизу. — Я этому чучундре ни на раз не верю.
— В нем заключена часть меня, — сказала Тиффани. — И вот ей я доверяю. Я ведь говорила, тебе не обязательно идти со мной, Явор.
— Нды? И что, я бу зырить, как ты топс-топс тудыть одна-одинеха? Не наждешься!
— Явор, твой клан и жена рассчитывают на тебя!
— Ах-ха, и ежли я даду тебе одной шагнуть чрез порог Смерти, я их запозорю навек!
«Так вот, — подумала Тиффани, глядя во тьму за порогом, — вот в чем заключается наша работа. Мы храним границы. Мы помогаем тем, кто не может сам найти дорогу…»
Она глубоко вздохнула и перешагнула порог.
Ничего не изменилось. Песок под ногами казался крупным и чуть поскрипывал, как она и ожидала, но если шаркнуть ногой, туча песка оседала медленно, как мельчайшая пыль, чего Тиффани не ожидала совсем. Воздух был не холодный, но разреженный и будто колючий.
Дверь за спиной мягко закрылась.
Спасибо, сказали голоса роителя. Что теперь?
Тиффани посмотрела по сторонам, потом на звездное небо. Все звезды были незнакомыми.
— Теперь, наверное, ты умираешь, — сказала она.
Но нет меня, который мог бы умереть, возразил роитель. Есть только мы.
Тиффани набрала в грудь побольше воздуха. Весь фокус в словах, а со словами она обращаться умела.
— Я расскажу тебе одну правдивую историю, — начала она. — Давным-давно мы были маленькими, похожими на кляксы созданиями и жили в море, потом рыбами, потом ящерами и крысами, потом обезьянами, а по пути успели побывать еще тысячами других существ. Вот моя рука — когда-то она была плавником, вот другая — когда-то на ней были когти. Мои человеческие зубы — это клыки волка, резцы кролика и жевательные зубы коровы. Наша кровь солона, словно море, из которого мы вышли. Мы пугаемся, и крохотные волоски на нашем теле встают дыбом — точь-в-точь как в те времена, когда вместо них у нас была шерсть. Мы носим в себе свое прошлое! Все, чем мы были, прежде чем стать собой, — по-прежнему в нас. Хочешь услышать, чем закончилась история?
Расскажи нам! — попросил роитель.
— Я такая, какая есть, потому что состою из наследия моих родителей, и их родителей, и всех моих предков. Весь мой облик, цвет моих волос — все от них. Я такая, какая есть, потому что люди, которых я встречала, заставили меня думать так, а не иначе. Я сделана из них всех. Так кто тогда я?
Ты — то, что рассказывает нам эту историю, ответил роитель. Ты — то, что ты есть.
— Ну… да. Но ведь и ты так можешь. Вот ты говоришь о себе «мы» — кто это говорит? Кто говорит «мы — не я»? Ты ничем от нас не отличаешься. Просто мы гораздо лучше умеем забывать. И знаем, когда не надо слушать свою внутреннюю обезьяну.
Мы не понимаем, сказал роитель.
— В голове каждого из нас есть обезьяна из прошлого, обезьяна, которая хотела быть главной в стае, — сказала Тиффани. — Когда происходит что-то неожиданное, она бросается в драку. Она не думает. Она действует в ответ на обстоятельства. Быть человеком означает не слушать обезьяну, ящера и другие голоса из прошлого. Но когда ты вторгаешься в головы людей, то заглушаешь человеческие мысли. Ты слушаешь обезьяну. Обезьяна не знает, что ей нужно, она знает, чего она хочет. Так вот, ты — никакие не «мы». Ты — это «я».
Я, мне… — сказал роитель. Я. Кто я?
— Хочешь, у тебя будет имя? С ним станет легче.
Да. Имя…
— Мне всегда нравилось имя «Артур».
Артур, повторил роитель. Мне тоже нравится «Артур». И если я есть, я могу перестать быть. Что происходит потом?
— Все те, чьи разумы ты подчинил себе… разве они не умирали? — спросила Тиффани.
Умирали, сказал Артур. Но мы… но я не видел, как это было. Они просто исчезали.
Тиффани оглядела бескрайние пески. Никого, кроме них, не было видно, и все же она уловила легкое движение. Как будто краем глаза удалось заметить игру света на том, чего она не должна была видеть.
— Думаю, — сказала Тиффани, — надо пересечь пустыню.
И куда я тогда попаду? — спросил Артур.
Тиффани ответила не сразу.
— Некоторые люди думают, ты попадаешь в лучший мир, — сказала она. — Другие верят, что ты возвращаешься в этот мир в другом теле. А некоторые считают, что по ту сторону вообще ничего нет. Что ты просто перестаешь быть.
А ты сама как думаешь? — спросил Артур.
— Я думаю, это никакими словами не описать, — ответила Тиффани.
Правда? — спросил Артур.
— Наверное, для этого и надо перейти пустыню. Чтобы узнать самому.
Мне не терпится узнать. Спасибо.
— Прощай… Артур.
Она почувствовала, что роителя больше нет рядом. Почти невидимый — только иногда горсть песка или рябь в воздухе выдавали его, — он двинулся через пустыню.
— И шкатертью дорога! — проорал ему вслед Явор Заядло.
— Нет, — сказала Тиффани. — Не говори так.
— Дыкс он же прорву человеков поубивал, шоб самому не окочурнуться!
— Он не нарочно. Он не понимал, как устроены люди.
— А ты ему шикарну кучу разбредовины втюхнула, — похвалил Явор. — Не всяк гоннагл такую разбредовину напоет.
Тиффани задумалась: обманула ли она Артура? Однажды, когда в деревню забрели странствующие учителя, она отдала целых полдюжины яиц за утренний курс «Чудес Всяленной». Это был ужасно дорогой урок, но он того стоил. Учитель казался немного чокнутым, даже по учительским меркам, но то, что он рассказал, выглядело совершенно логично. Один из самых удивительных фактов о Вселенной, говорил он, заключается в том, что в ней все превращается во все — рано или поздно. Просто иногда для этого требуются миллионы лет. Другие ученики не верили ему и смеялись, но Тиффани знала, что мел холмов — это то, во что превратились крохотные морские жители, обитавшие здесь много-много лет назад. Все участвует в круговороте, даже звезды.
Она сохранила самые теплые воспоминания о том утре, в особенности потому, что ей удалось отработать одно яйцо обратно, указав учителю на ошибку в слове «Вселенная».
Так правда ли это? Может, и не важно. Может, достаточно, если это будет правдой для Артура.
Ее глаза, те внутренние глаза, которые она открыла и открыла снова, стали закрываться. Сила утекала в песок. Нельзя оставаться долго в таком состоянии. Когда ты знаешь так много о мире, начинаешь забывать себя. Люди молодцы, что научились закрывать свой разум. Скука — одно из самых потрясающих чудес на свете. Что может быть удивительнее?
Тиффани присела на минутку, бездумно набрала в горсть песка. Он повис тучкой над ее ладонью и осел не спеша, словно в его распоряжении было все время мира.
Никогда еще она так сильно не уставала.
В голове по-прежнему звучали голоса. Роитель оставил ей эхо чужих мыслей, но не много, всего несколько разумов. Она помнила, как не было звезд и не существовало такой штуки, как «вчера». Она знала, что скрывается по ту сторону небес и ниже травы. Но не могла вспомнить, когда она последний раз спала, спала как полагается, то есть в кровати. Валяться без чувств не считается. Тиффани закрыла глаза и закрыла их снова…
Кто-то с силой пнул ее по ноге.
— Нае дрыхс! — заорал Явор Заядло. — Тута дрыхс низзя. Очнись и пойсь!
Тиффани, плохо соображая от усталости, поднялась на ноги. Песчаная пыль взметнулась маленькими смерчами. Тиффани повернулась к черной двери.
Двери не было.
На песке остались ее собственные следы, но через несколько шагов они обрывались. Да и те, что были, медленно исчезали. Вокруг простиралась мертвая черная пустыня, и больше ничего.
Тиффани обернулась посмотреть на горы, но оказалось, что их заслоняет кто-то высокий, черный и с косой. Раньше его тут не было.
— ДОБРЫЙ ДЕНЬ, — сказал Смерть.
Тиффани, запрокинув голову, во все глаза уставилась на черный капюшон. Под ним был голый череп, только в глазницах горели синие огни.
