На космодроме было пусто. Только репродукторы назидательно вещали громыхающими металлическими голосами:
— …за годы своего гнусного правления президент Вильмейер совершил множество ужасающих преступлений…
— Скорее! — заорал Вилли, прыгая в автоцистерну, — он перешел к постановительной части, еще четверть часа — и я погиб!..
Мы быстро наполнили цистерну остатками моей гидравлики и помчались за город. Не успели мы выехать на шоссе, как обнаружили, что на нашем пути выстроился тройной кордон из автомобилей.
— Проклятье! — заорал Вилли. — Они перекрыли дорогу к Унифиску! Это же прямое нарушение конституции! — не успел я и глазом моргнуть, как он увел машину в кювет, промчался мимо остолбеневших бородачей с автоматами и снова вырулил на дорогу. Вслед нам затарахтели автоматные очереди.
— Возьмите это, Эйк, — Вилли протянул мне небольшую базуку. — За нами, кажется, началась погоня.
— Обойдемся, — ответил я, достал из кобуры лазерный пистолет и срезал лучом могучий дуб, стоявший на обочине. Дерево повалилось на дорогу, загородив всю проезжую часть. Президент с уважением покосился на моё оружие.
— Не продается, — отрезал я, предупреждая возможные вопросы.
— Ах, дружище, я охотно верю, что у себя на Земле вы занимаете высокий пост, но жизни вы, честно говоря, не знаете. На этом свете всё имеет свою цену и всё продается. Любовь, честь, дружба, совесть — даже такие, казалось бы, абстрактные категории имеют свою вполне определенную стоимость, ну а что же тогда говорить о каком-то куске железа с рубиновыми кристаллами и ядерной накачкой средней сложности… Скажите честно, что вы хотите за эту игрушку? Килограмм золота? Два?
— Я хочу, чтобы меня поцеловали в зад! — заорал я. — Смотри куда едешь, мы сейчас врежемся в ворота!..
Цистерна подъезжала к огромному бетонному кубу, вокруг которого возвышался пятиметровый забор с наглухо закрытыми сталекерамзитовыми воротами.
— Перекрыть ворота! — возмутился Вили. — Какое вопиющее нарушение законов о смазке! — и достал заранее припасенный пулемет.
Не дожидаясь, пока он попросит, я выпустил из базуки три снаряда, которые снесли ворота, как ветром, и мы ворвались во двор. Навстречу нам летели пули. Выкатились с десяток тележек, стреляя разрядами. Я сжег штук пять, остальные разъехались. Цистерна въехала в здание Унифиска.
— Скорее, — закричал Вилли, посылая пули веером по двору. — Суньте рукав вон в ту дыру с надписью «для смазки». И не забудьте сказать, что Вильмейер хочет остаться президентом.
Я потащил тяжеленный рукав вглубь помещения. Репродукторы тем временем грохотали:
— На основании вышеизложенных тягчайших преступлений…
Я открыл кран и пожелал остаться президентом. Масло хлынуло в ненасытную глотку Унифиска. В передаче наступила пауза и — продолжалась до тех пор, пока все пять тонн не ухнули в отверстие. Потом репродукторы на той же ноте продолжили:
— … за истекшие годы в стране произошло значительное повышение благосостояние населения, улучшились условия труда и быта народа, окрепла экономика, повысился оборонный потенциал государства. Всё это произошло благодаря личной инициативе президента Вильмейера, его неустанным трудам на благо отечества…
Мы вышли во двор. К нам уже шли наемники, только что поливавшие нас свинцом.
— Три-четыре, — сказал их главарь, верзила с черной повязкой на глазу, увешанный оружием, как рождественская елка игрушками.
— По-здрав-ля-ем! — браво гаркнули сорок бандитских глоток.
— Хорошо, — процедил сквозь зубы президент, — с вами мы разберёмся позже. А пока арестуйте Манчено и доставьте его в тюрьму живым или мертвым. Возможно, он попытается бежать. Ну, да не мне вас учить.
К крыльцу подъехал роскошный черный лимузин. Вилли направился к нему, приветливо распахнув передо мной дверцу.
— Кстати, насчет лазера, — сказал он, дружески похлопав меня по плечу, — как я понял, ты пошутил насчет стоимости, но если тебе и в самом деле так этого хочется…
— Чего? — я и в самом деле не понял.
— Ну… чтобы тебя поцеловали… — он осекся и захлопал ртом, как рыба, выброшенная на берег из воды. Возможно, мне и не стоило бы так распускать локти, но в такие минуты не очень-то получается сдерживаться, и если лупишь, то от души… Ну да вы меня понимаете…
* * *
На следующий день Манчено застрелили «при попытке к бегству», но напряженность в столице не спала. Вилли в честь своего переизбрания (и вручения очередной награды) устроил грандиозную иллюминацию, раздачу денег, еды и подарков, бесплатные представления и беспроигрышные лотереи, а сам уселся обсуждать с парламентом вопрос о создании Центрального геологического бюро. Вечером я вышел прогуляться по городу. В чистом умеренно влажном воздухе рассыпались разноцветные звезды салюта. На площадях гремела музыка. Толпы народа высыпали на улицы столицы. И лишь в тот вечер понял я, до какой же степени были развращены все эти люди атмосферой узаконенного взяточничества. Они подкупали не только президентов, министров, шерифов, судей, но и друг дружку. Взятки давали и получали буквально на каждом шагу. В ресторанах посетители подкупали официантов, чтобы их лучше обслуживали; музыкантов, чтобы те играли то, что им угодно; швейцаров, чтобы те ниже поклонились им на глазах у других. Все вокруг переплачивали за проезд на такси, за стакан прохладительного напитка, за сигареты, кружку пива и прочие продукты, причем попросить у продавца сдачи считалось признаком дурного тона, а дать денег под расчет — символом вульгарнейшей провинциальности.
Маленькие дети стонали: «Мама, я хочу пи-пи!», но мамы не обращали на это внимания и снимали карапузам штанишки лишь получив от них чисто символическую сумму в один «игрушечный» батт. Как мне объяснили, это был воспитательный прием. Дети постарше покупали друг у друга оловянных солдатиков, машинки и пластиковые модели, покупали учителей и школьных директоров, медали и аттестаты. Я видел матч по футболу между двумя университетскими командами. На глазах у всего стадиона одна команда подкупила другую и беспрепятственно забила ей пять мячей, недостающих для выхода в финал. Но они пожадничали и не подкупили судью, так что он им просто не засчитал эти голы. Однако больше всего я был поражен, узнав, что взяточничество на Плутозии было строжайшим образом запрещено и каралось законом! Некоторых прощелыг даже арестовывали, если они забывались и настолько наглели, что забывали подкупить и полицию. Но как только они исправляли эту ошибку, их отпускали. Но даже если им приходилось садиться в тюрьму, для них были подготовлены особые, превосходно обставленные и расположенные в курортных зонах тюрьмы со всеми мыслимыми удобствами. И никого это не удивляло. И тогда я понял, что на мою долю выпала величайшая историческая миссия — освободить несчастный народ Плутозии от многовековой заразы коррупции.
На следующее утро я торжественно разругался с Вилли, выгнал пять торжественных делегаций с подарками и потребовал все расчетные книги за последние двести лет. Спустя пять часов перед моей резиденцией выросла гора бумаг. Вся эта макулатура наглядно отражала развитие экономики, науки и культуры, промышленности и энергетики, сельского хозяйства и образования на Плутозии со дня ее открытия. Вершина этой горы равнялась с крышей пятиэтажного дома, она запрудила целый проспект, а грузовики с гроссбухами всё прибывали.
— Не будете же вы, дорогой друг, — саркастически спросил меня Вилли, — копаться во всех этих отчетах и нарядах?
— Я — нет. Но компьютер моего звездолета располагает неплохой аналитической программой. И уж он-то во всём этом как-нибудь разберётся…
Недолго думая, я приказал отправить все бумаги на космодром. Затем я приладил один транспортер к основанию этой горы, второй транспортер подавал бумаги на сканер компьютера, а третий от сканера шел к запасному люку и выбрасывал переработанные бумаги на поверхность. И работа закипела!
Компьютер работал со скоростью хорошего жернова, перемалывая тонны обрушившейся на него информации. Пока мы трудились, мою «СКУКУ» ежеминутно навещали делегации фермеров, старост, учителей, школьников, писателей, студентов (а что творилось на сессиях — вообще уму непостижимо, это тема для особого рассказа). И каждая делегация оставляла мне что-нибудь на память. Как правило, это были плутониевые батарейки. Эти батарейки являются вечным двигателем для работы персональных компьютеров, они вставляются в бытовых роботов и прочую электронику. Однако в столь больших количествах на них можно просто взлететь в воздух. Тогда мне пришлось облачиться в свой суперскафандр и заявить, что еще одного такого подарка достаточно, чтобы отправить к праотцам всю столицу. Золота и брильянтов я не принимал из принципиальных соображений. Тогда мне стали преподносить цветы. Их я до сих пор не переношу. С женой развелся из-за того, что она взяла за моду по вечерам мазать за ушами розовым маслом. А весной, когда всё в природе благоухает, на моем столе обязательно стоит открытый флакончик с бензином. Он мне слегка напоминает о благах нашей цивилизации.
