— Точно не знаю, до торфяных болот новости доходят с опозданием. Последнее, что я слышала, что вроде бы были русские. Кто-то об этом писал, фамилия со светом ассоциируется.
— Да, кстати, — спохватился я, — Куда мне высылать отсчеты?
— Шлите на поместье Баскервилей. Берримор обещал хранить мою почту.
— А вы разве ещё не переселились?
— Сэр-р-р… — Кожа на загривке сложилась в складки, — Это же неприлично! Молодой леди жить в одном доме с холостяком!!
На сей невеселой ноте мы и распрощались. В дальнейшем пришлось прибегнуть к эпистолярному жанру, потому что Ректе всё время ссылалась на непонятное оживление в торфяных болотах. Кое-какие намеки, позволили мне догадаться, что по необходимости, уважаемая собака сотрудничала с почтенным учреждением Её Величества. Я не осуждаю её, хотя, работа эта радости собаке не доставляла. Увы… На все мои предложения и догадки, клиентка отвечала отрицательно. Даже когда я предложил ей заняться охотой, пусть только для разминки, например, погонять котов, в ответ прочитал гневную отповедь!
«Сэр!! Ваше предложение абсолютно неприемлимо, и только плохое знание реалий нашего мира, может служить Вам извинением! Вы же не догадываетесь даже, что по традициям острова, я не могу, даже в шутку, погнаться за незнакомой кошкой! А знакомиться, эти снобы, категорически отказываются. Видите ли, все они считают, что прибыли на Остров вместе с Магнусом, или, особо скромные, вместе с герцогом Нормандским».
«Уважаю Ваше чувство юмора! Но лучше я поеду в Индию гоняться за тигрицами, чем в Одессу, за кошками. В Индии хоть уши мои будут целы».[2]
Динозавр заглянул в дверь, и смущенно откашлялся:
— Хозяина. Там начальника пришла, шибко-шибко громко говорит, однако…
Я изумленно поднял бровь, но потом заметил в передней лапе Сант-Петербургские «Куранты», и успокоился. Значит, у нас наступил русский период, это хорошо.
— Хорошо Чи-хай, пригласи начальника, и подай самовар.
— Старший лейтенант Канашенков. Проверка паспортного режима!
— Что-о-о?!! Какой, к лешему, паспортный режим во времена Тюдора?
Парень, в знакомой до ностальгической боли форме, засмущался.
— Извините, но по обмену опытом, Скотланд-Ярд решил провести паспортизацию, заодно проверить население.
— На предмет «лиц кавказской национальности»? — Усмехнулся я, вставая из-за стола, — В парламенте будет шум и крики.
— Будет, — согласился старший лейтенант, — Но пока их нет.
— Хорошо, хорошо. Кстати, поздравляю вас с третьей звездочкой, заслужили.
— Благодарю вас. Но всё-таки, как насчёт паспорта?
— Пойдёмте, документы я держу не здесь.
Спустившись в подвал, я с кряхтением открыл дверь, и пригласил милиционера в святая святых — мой личный архив. Внимательно осмотрев голограмму, Канашенков скептически взглянул на оригинал, и пробурчал что-то вроде «похудели вы, изрядно».
Я пожал плечами, возраст, однако.
— Подпись какая-то, неразборчивая, — продолжал ворчать старший лейтенант.
Я нагнулся над диабазовой плитой, и пригляделся:
— А-а-а… Это Тиран коготь сломал, поэтому в слове «Tyrannosaurus» буковка «r» плохо процарапалась. И, товарищ старший лейтенант… Может быть, всё-таки скажете, зачем следователь паспортный режим проверяет?
— Я не обманывал! — Возмутился Мишка, — Только вот, попутно, надо вам гражданин архивариус напомнить, что осуществление розыскной деятельности без лицензии, недопустимо. Просили меня местные коллеги.
Фокус с бровью мне удался и на этот раз, так что Канашенков засмущался.
— Значит стуканули, — задумчиво константировал я, приглашая милиционера к самовару, — Что же, будем внимательнее следить за улыбками без котов. Но товарищ старший лейтенант, розыск по архивам, это моё ремесло. Причём, основное. Так что я закон не нарушаю. Вы пейте чай-то, пейте. С чеширским, местным, местным, не беспокойтесь, я разберусь сам, строго по закону. Как, кстати, здоровье вашей супруги? Хорошо? Просто замечательно, привет ей передавайте. От кого? От архивариуса, имперского…
Канули в вечность ещё несколько дней, и я вынужден был расписаться в собственном бессилии. Увы, предлагаемые варианты, не устраивали Ректе, а шататься по Острову в поисках смысла жизни, да ещё и чужого, к тому же, я не имел ни желания, ни права. Конечно, можно было бы сыграть на скрипке, по методу Шерлока, а потом подобрать оглушенных и выбрать нужного. Но тогда боюсь, придётся предстать перед трибуналом, по обвинению в геноциде.
Вот как, например, Тьмутараканское вольное княжество обвиняет Сибирскую Директорию в геноциде символа государства. Скандал, однако. Не зря же «Ньюс тудей» поместила материал на первую страницу. Хотя дело не стоило и ломаного гроша. Непризнанное никем княжество периодически объявляло то, иск к «Доместос», то войну китайцам за мелки. Ходили упорные слухи, что люди там только для ширмы, а всеми делами занимаются мутанты-тараканы, но я этим слухам не верил. Такого никто не напишет! Хотя… Нет, не может быть!! Всё-таки я сохранил веру в авторов, пусть и слабую. На второй странице сообщалось о перерыве в переговорах Светлых и Тёмных сил. «Стороны разошлись для консультаций». Скукотища… С самого начала четвёртой эпохи переговорщики спорят, о чём же они всё-таки договариваются. Самый старый, Кощей Бессмертный вообще переселился в Швейцарию, чтобы удобней было чахнуть над златом, и на все вопросы только рычит, ссылаясь на склероз. В войне в Голливуде наступил перерыв, стороны дружно жаловались в Гаагу, обвиняя Светлых в геноциде, а Тёмных в принудительной вербовке среди пленных и павших. Что-то крупно испортилось в мире, везде геноцид, опять что ли конец света?
Солнце скрылось, и я тревожно поднял голову, зонтик-то забыл. В небе, нещадно дымя, летел дирижабль. Взглянув на часы, недовольно покачал головой, точно конец света неминуем, «Виндзорский почтовый» опаздывал на три минуты. Рядом вежливо откашлялись, Ректа сидела рядом, и грустно смотрела на меня большими глазами из-под роскошных ресниц. Я вздохнул, и уже открыл рот, но случилось чудо! Чудо было одето в пышное розовое платье и неслось стремглав. Возле собаки оно затормозило, и прощебетав, что-то, вроде «здраствуйтеменязовутиришкаяоченьрадавасвидеть», приступило к осмотру собаки. Мисс Баскервиль засмущалась и попыталась сделаться меньше, но было поздно. Указывающий перст упёрся в грудь, и строгий голос спросил:
— Ты гончий пёс?
— Нет, — проскулила Ректа, — Я не гончий, и вообще, не пёс…
— Правда?
— Правда, правда, — пришёл на помощь я, — Детям вообще лгать нельзя. Это, почтенная собака Баскервилей, ужас, летящий на крыльях ночи.
Девочка обошла собаку, особенно внимательно приглядываясь к спине, и с обидой заявила:
— Она совсем не похожа на ужас, она добрая! И где её крылья?
— Уже нет, то было в детстве, она просто игралась.
— А Большую Медведицу она не обижала?
Ректа даже рыкнула вполголоса, от возмущения:
— Медведиц я не обижала!! Даже Малую, проказницу, когда она на моем хвосте зубки точила.
— Маленькие, они вообще проказницы, — со знанием дела подтвердило чудо в розовом платье. А потом добавило, — А я совсем устала, после болезни, а меня на детской площадке будет Часовой Большей Медведицы сейчас искать…
Собака взволнованно посмотрела на меня:
— Надо помочь ребёнку! Потом договорим…
Моя помощь исчерпалась тем, что я помог маленькой капризе забраться на спину собаки. Спрятав улыбку в седых усах, я долго смотрел вслед осторожно идущей собаке, с розовым, пока смирным вихрем на спине. Пожалуй, моё дело сделано.
Через несколько дней я осторожно подобрался к детской площадке, и успокоился окончательно. Большая чёрная собака, вышагивала по песку с видом королевы. В свернутом колечком хвосте спал маленький котенок, в зубах висел щенок, зевая во всё горло, а на спине сидели счастливые малыши. Рядом бегала Иришка, то и дело, корректируя курс, чтобы обойти лужу, или не наступить на безмятежно спящего дракончика.
Все мы вышли из детства. Но лучшие из нас вернулись обратно, чтобы сделать счастливее детство других.
Утренняя прогулка закончилась, не начавшись. В любимом парке на меня выпали осадки. Покосившись на зонтик, я перевёл взгляд на солидный кусок угля, свалившийся с неба. Что-то стимпанк начал меня напрягать, похоже, жанр пребывания необходимо менять. Ещё раз посмотрев на небо, отметил яркую раскраску трансатлантика, и совсем было повернул назад, но что-то белое в расколотом куске привлекло моё внимание. Раздвинув тростью, куски угля, увидел листок бумаги, и сверкающий гвоздь-сотку. Странно… Не поленившись, нагнулся и подобрал предметы. Всё страньше и страньше… Гвоздь был вмурован в уголь, а на листке были торопливо начертаны точки и тире:
