– Поня-ятненько, – произнес он наконец – медленно, почти нараспев.
Я представления не имел, что ему там стало понятно, но все равно был до соплей рад тому, что дело все ж таки сдвинулось с мертвой точки. И я не смог сдержать счастливой улыбки.
Таможенник посмотрел на меня неодобрительно.
– Напрасно лыбитесь, гуманоид, – произнес он вполне индифферентным тоном. Хотя, если прислушаться, в голосе его можно было услышать и скрытое злорадство, и затаенную угрозу, и еще кое-что малоприятное.
Ясное дело, таможенник не был землянином. К тому же землян он почему-то не любил. Ну, ксенофоб и ксенофоб – мне-то, спрашивается, что за дело до этого? У одних ксенофобия врожденная, другие старательно и бережно культивируют в душе ее ранние всходы, – и те и другие со стороны похожи на коллекционера оружия, который сам спускового крючка ни разу в жизни пальцем не касался.
– В чем проблема, уважаемый? – вежливо поинтересовался я у таможенника-ксенофоба.
– Проблема в вашем грузе, уважаемый, – он как будто передразнивал меня. – Неделю назад вы провезли на Эмерслейк некое произведение искусства, состоящее, – таможенник нажал клавишу комп-терминала, и на стол перед ним упал тоненький, полупрозрачный листок распечатки, – состоящее «из стандартных сборных конструкций для возведения строительных лесов и четырех строительных роботов», – зачитал он и скосил на меня ехидный взгляд.
– Я скульптор-монументалист, – ответил я, не моргнув глазом. – Мой талант невозможно втиснуть в узкие рамки художественной студии, поэтому я творю на открытом воздухе, возводя мегалитические арт-флексы.
– С талантом вашим пущай искусствоведы разбираются, – гнусно так усмехнулся таможенник, и я понял, что сейчас он выдаст какую-нибудь гадость. – Проблема в том, что таперича вы везете с собой тот же самый груз, задекларировав его как строительный мусор.
Откинувшись назад, я положил согнутый локоть на спинку стула, закинул ногу на ногу и воздел подбородок к потолку – одним словом, принял позу гения, не хватало только сигареты в длинном мундштуке, зажатом меж тонкими вялыми пальцами, а еще лучше, загадочно побулькивающего кальяна, чьи дымные кольца способны увести созерцателя в мир раздвоенного сознания и безумного многообразия вариантов ускользающей сути.
– Известно ли вам, уважаемый, как создается произведение искусства? – Я не произнес, а пропел эту фразу с томным придыханием. – В частности, скульптура? – Тут я сделал паузу, все своим видом давая понять, что любой ответ, какой бы ни дал таможенник, окажется неверным. Ксенофоб все правильно понял и благоразумно промолчал. – Для того, чтобы создать скульптуру, я беру здоровенную, – тут я двинул руками в стороны, намечая фантастические размеры, – глыбу мрамора или какого другого материала и отсекаю от него все лишнее, – изящный жест полусогнутой кистью руки: все, мол, очень просто, мог бы и сам догадаться. – Материалы, сваленные в грузовом отсеке моего корабля, есть не что иное, как то, от чего пришлось избавиться в процессе создания произведения искусства. Сама же работа была передана в дар жителям Эмерслейка.
Я сказал таможеннику чистую правду. Но человеку, от искусства далекому, слов моих оказалось недостаточно. Угадай, что он сделал? Верно – запросил подтверждение у эмерслейкеров. А эмерслейкеры, простые ребята, само собой, ответили, что я действительно создал монументальный шедевр мирового значения, но после демонтировал его, загрузил в корабль и увез с планеты.
Сам понимаешь, после такого глаза таможенника, ненавидевшего меня уже только за то, что мои предки были родом с Земли, загорелись инфернальным огнем. По счастью, все те же эмерслейкеры, перед этим едва не отправившие меня в притон для садомазохистских забав, которым заправляет слепая тетка Фемида, согласились считать конфликт исчерпанным, если я вернусь и воссоздам свое творение в первоначальном виде. Поскольку в случае отказа конфискация строительного набора, владельцем которого являлся Жека Псел, была гарантирована, я счел за лучшее согласиться.
Следует отдать должное эмерслейкерам – они не держали на меня зла. Должно быть, считали, что художники все немножко с придурью. Но тем не менее к работе по восстановлению своего концептуального шедевра я должен был приступить немедленно.
Сказано – сделано. Будучи человеком практичным, я не стал заново возводить леса вокруг уже построенного корпуса – четверка роботов получила приказ соорудить из строительных конструкций куб высотой метров, эдак, в пятнадцать в пятистах метрах от посольского здания. Как только роботы принялись за дело, вся масса встречавших меня, как родного, эмерслейкеров, переместилась в требуемом направлении. Я остался в одиночестве, о чем ни капли не жалел. Мне нужно было успокоиться и немного прийти в себя после обмена любезностями с таможенником-ксенофобом, – перед расставанием мы высказали все, что думали друг о друге, – а потом собраться с мыслями и всесторонне проанализировать сложившуюся ситуацию. По завершении аналитической части я понял, что, собственно, и думать-то особенно не о чем, – в настоящий момент проблема сводилась к тому, как урегулировать отношения с Жекой Пселом.
Результаты переговоров с Жекой трудно было назвать обнадеживающими. Для начала я предложил Пселу продлить договор об аренде строительного оборудования еще на десять дней, от чего тот спокойно и вежливо отказался. Тогда я решил увеличить сумму арендной платы, на что тут же последовал не менее решительный отказ. Под конец я выложил свой последний козырь – предложил Жеке выкупить все, уже и до меня неоднократно бывшее в употреблении оборудование, по остаточной цене. В ответ на это Псел почесал задумчиво щеку, улыбнулся и сказал:
– По тому, насколько дико звучит это предложение, я могу предположить, что ты попал в безвыходную ситуацию. Не стану спрашивать, что там у тебя стряслось, – это не мое дело. Все, что я могу для тебя сделать, это увеличить срок действия нашего первоначального договора на сутки. Ровно на двадцать четыре часа. Но по истечении этого срока все оборудование должно быть у меня на складе. Я бы с удовольствием продал тебе все это барахло, не будь у меня заключен на него новый договор. Как ты знаешь, Чейт, слово для меня превыше всего. Я никогда не подводил своих клиентов. Поэтому и в других я прежде всего ценю точность и пунктуальность. Понимаешь? – Намек был прозрачный, как слеза младенца. Я все понимал и был не в обиде на Жеку. – Кстати, раз уж ты все равно предложил выкупить весь инвентарь, можешь просто заказать у производителя точно такой же комплект на мое имя, – я буду не в обиде.
Что ж, предложение было не только благородное, но к тому же еще и более чем разумное. Крошечный, можно сказать, совершенно незначительный нюанс заключался в том, что в результате такой сделки мой гонорар за проделанную на Эмерслейке работу сводился к стоимости кусочка пластика, из которого была сделана карточка, что вручил мне представитель административного отдела Сената Галактической Лиги. Но, с другой стороны, что еще я мог сделать? Я не поспевал к назначенному Жекой сроку даже в том случае, если бы вдруг эмерслейкеры отказались от своего решения установить среди песков грандиозный куб из строительных лесов и с миром отпустили меня на все четыре стороны.
И я сказал себе – действуй! И связался со своим работодателем из администрации Сената. И потребовал у него полный расчет в течение суток. И он согласился. Не сразу, далеко не сразу, но все же согласился. И я, вздохнув с некоторым облегчением, отправился смотреть на то, что вытворяли мои – теперь уже конкретно мои – роботы. А понаблюдав какое-то время за тем, как ловко они бегают по направляющим штангам, я подумал, что со временем, возможно, смогу привыкнуть к жизни среди эмерслейкеров, которые мыслили немного не так, как мы, но зато понимали толк в настоящем искусстве и были снисходительны к причудам гения. А в самом деле, почему бы и нет? – думал я тогда. Осяду в кои-то веки на одном месте, остепенюсь, дом себе отстрою – благо строительные роботы свои у меня были, – может быть, даже семьей обзаведусь. Чем не жизнь?
Как ты понимаешь, Архенбах, надолго моего идиллического настроя не хватило. Через семь часов пришло подтверждение, что деньги на мой счет переведены. Я тут же подозвал к себе одного из роботов и набрал номер, указанный на его заводской бирке. Сделав и оплатив заказ на имя Жеки, я еще раз связался с Пселом, чтобы поставить его в известность о том, что он стал владельцем нового комплекта строительного оборудования. Таким образом, договор с Жекой Пселом был закрыт. И я начал думать о том, как вернуть свои деньги назад.
Для начала я лег и как следует выспался. Потом обстоятельно позавтракал и совершил короткую прогулку среди песчаных дюн. И только после этого сел под колючим кустом с крошечными листиками, обхватил колени руками, уперся в них подбородком и как следует задумался.
