Народ снова зашумел, но уже озадаченно, и я, крайне благодарный Глушакову за этот неожиданный, но такой нужный экспромт, внезапно, озарённый вдохновением, подхватил эстафету, вновь собирая внимание на себе:
— Инженер — это звучит гордо! Будет звучать гордо — благодаря вам. Инженерные войска станут основой готовности государства защищаться и нападать. Поэтому выкиньте из головы ваши устаревшие понятия об общей магии сами и другим передайте. Вы нынче не трудовики, вы — будущие военные инженеры.
Я обвёл аудиторию суровым взглядом.
— Да, вы потеряли возможность использовать демонический дар. Но не инквизиция была тому причиной…
«Ну почти, — подумал я в этот миг. — Не вся, по крайней мере».
— …И глупо считать, что инквизиция вдруг захотела лишить нашу страну буквально половины её боевой мощи. Мы не самоубийцы.
— А родовые земли?! — воскликнула виконтесса.
— Скажите, вы, ваш род, способны их защитить от вторжения противника извне? Сейчас, с тем, что у вас осталось? — посмотрел я на неё сверху вниз.
— Если бы оставили пограничную стражу…
— Нет, — покачал я головой. — Без поддержки мастеров боевой магии стража никогда не сможет остановить серьёзного противника. Удержать — да, но не остановить. Поэтому данную задачу взяла на себя инквизиция. Вынужденно взяла. Буквально взвалила на свои плечи. Чего будет стоить заново организовать полноценную защиту наших границ — я даже боюсь представлять.
— И что нам теперь делать? — чуть растерянно вопросила старшекурсница.
— Внимательно изучать новое направление и доказывать всем, что, перестав быть демонологами, вы не остались никем. Да, не вы выбирали новую профессию, она, можно сказать, сама выбрала вас. Но именно в ваших силах сделать так, чтобы её название из любых уст звучало с гордостью.
Аудитория вновь наполнилась шумом, но это были уже не эмоции, но обсуждение новой профессии, новых возможностей. Как раз то, что нам и надо. Незаметно выдохнув и чувствуя, как внутри потихоньку развязывается стянувшийся узлом комок нервов, я спрыгнул со стола и почти тайком пожал чуть вытянутую руку товарища.
Похоже, нам всё-таки удалось справиться, не допустив взрыва.
Уже после, когда все студенты разошлись, мы расставили обратно столы со стульями, и я, усевшись верхом на крайнюю парту, спросил у задумчиво присевшего рядом Глушакова:
— Слушай, Серёг, а ты правда не шутил насчёт военинженеров и всей этой фортификации? Ну, с переименованием кафедры?
— Не шутил, — ответил новоиспечённый завкафедры, откинувшись на спинку и вперив изучающий взгляд в потолок. Заложив руки за голову, он вытянул ноги и, поцокав языком, продолжил: — Я действительно подал такое прошение. Изначально, конечно, лишь чтоб обидных ассоциаций с названием кафедры не оставалось, но сейчас вот сижу и думаю: ведь шикарная же идея, да еще с такими возможностями…
— С какими? — позволил себе скептически усмехнуться я.
— А ты не понимаешь? — Глушаков мигом вышел из расслабленного состояния, наклонился ко мне. Почти прошептал: — Паша, ты правда ещё не понял? Вот эта вот общая магия — это же созидание чистой воды. Да, с её помощью можно разрушать, но строить намного эффективнее. И инженеры… Это созидатели, строители, это передовой класс, социалистический класс. А представь, если все станут как они? Это же будет первый шаг к обществу, где маги работают на благо людей, где магия — это не титулы и личное богатство, а передовой рубеж прогресса! Как тебе такое?! Вот это цель, настоящая цель. И знаешь, за такую цель я готов побороться.
— Заманчиво, конечно, — улыбнулся я горячему фанатизму товарища, — вот только для этого надо как минимум уничтожить все прочие виды магии: белую, чёрную, стихийную наконец.
Сергей ничего на это не ответил, однако очень выразительно посмотрел в мои глаза, так, что улыбка на моём лице начала медленно пропадать.
— Ты что, серьёзно? — чуть хрипло поинтересовался я, не наблюдая даже тени шутки во взгляде Глушакова. — В самом деле хочешь уничтожить всю остальную магию? Но это нереально!
— Одну мы уже уничтожили, — сказал он, демонстрируя недюжинную осведомлённость и заставив меня на секунду зажмуриться в полном смятении.
— А остальные? Ты даже не знаешь их источника. Как ты уничтожишь то, что непонятно где находится и непонятно как работает?
— Один — никак, — спокойно ответил Сергей, — но вот вдвоём…
— Чёрт, чёрт, чёрт… — пробормотал я.
Подобное предложение из уст любого другого я бы даже не стал рассматривать, мгновенно подняв на смех, но только не Глушакова. Я видел, что он верит в задуманное, и знал, что он приложит все силы для его исполнения. А я… Разум мой требовал отказаться, но сердце желало присоединиться к нему в этой борьбе. Тем более что в случае успеха мы бы не убили никого из магов, просто сделали бы их всех магами созидания, оставив одну общую и убрав все остальные направления.
Чудовищно тяжелый выбор.
И самое удивительное было то, что даже моё кольцо молчало, никак не реагируя на подобные мысли и словно оставляя мне право решать самому.
— Так ты со мной? — требовательно произнес он.
А я смотрел глаза в глаза Глушакову, судорожно пытаясь выбрать, и всё никак не мог.
Глава 23
К себе я вернулся в совершеннейшем раздрае. Устало сбросил амуницию, скинул сапоги, стянул рубашку со штанами, после чего отодвинул шторку, отделяющую угол чердака, приспособленный под санузел, и полез в ванну.
Под шум побежавшей из крана воды вдруг спохватился, что могут быть посторонние, и крикнул:
— Вигир, ты здесь? Один?
Но в ответ была лишь тишина, и я успокоился, всё-таки парень договорённости соблюдал и больше своих поклонниц сюда не таскал. Опустился в горячую воду, укладывая ноги на бортик маловатой для моих габаритов ёмкости, и стал задумчиво перебирать в голове наш с Глушаковым разговор.
Мне было чрезвычайно трудно, почти невозможно сказать Сергею «нет», как, впрочем, и «да». Я прекрасно понимал, что ему не за что любить магов, ведь именно они изуродовали его, превратили в безжалостную машину для убийства. Вполне возможно, он и магию в душе ненавидел, считая, что именно в ней корень всех бед, да к тому же имея перед глазами пример тотальной магической деспотии. Но для меня магия была чем-то другим, чудесным, волшебным, прямо противоположным серой реальности моей прошлой жизни на Земле. Тем более что здесь, в этом мире, у них получилось найти тонкий, но всё же баланс между магами и простыми людьми в виде инквизиции, служащей тем самым ограничителем, что не давал империи скатиться в махровую магократию. Поэтому, чуть успокоившись и собравшись с мыслями, я напомнил товарищу про тех же друидов и магию жизни, без которых невозможно было представить магическую медицину, что по многим параметрам обгоняла таковую даже нашего, продвинутого технически мира.
Я видел, как Глушаков нахмурился, но возражать мне не стал, хоть и остался всё равно при своём мнении — это было видно по его упрямому виду. И тогда я привёл ещё один аргумент, который, может, и не мог заставить его отказаться от задуманного, но отодвинул бы эти планы на очень и очень далёкую перспективу.
— Послушай, — произнёс я, — а ты, увлёкшись внутриполитической обстановкой в империи, не забыл ли о внешней? Об окруживших страну со всех сторон эльфах, гномах, вампирах? О зонах магических катаклизмов, о древних полях сражений, откуда прёт не пойми что? Ты разве не помнишь, что невозможно построить коммунистическое общество в окружении капиталистических государств? — уязвил я его вовремя пришедшей и хорошо понятной ему аналогией. — Так и тут. Пока нас окружает враждебная магия, мы просто не имеем права сознательно избавляться от своей, какой бы порочной и опасной она не была.
Похоже, об этой стороне вопроса, окунувшись в мечты о всеобщем равноправии, мире и процветании, Сергей не думал. Он мигом посмурнел, поджимая губы. И замолчал. Надолго.
