Моркоу, не задумываясь, протянул руку и поймал пролетавший мимо «моргенштерн», после чего бросил его в стену, в которой тот и застрял.
– Эй, вы, – крикнул он, – выходите из караулки!
Пятеро стражников осторожно обошли поверженного капитана.
– Отлично. А теперь приведите Углеморда.
– Э… Он в несколько дурном настроении, капрал Моркоу.
– В связи с тем, что его приковали к полу, – подсказал другой стражник.
– Что ж, – пожал плечами Моркоу, – его следует немедленно расковать.
Стражники переминались с ноги на ногу, вероятно, вспомнив старую пословицу[24], как нельзя лучше соответствовавшую ситуации. Моркоу кивнул.
– Впрочем, вам лично нет нужды этим заниматься. Так что я предлагаю вам взять краткосрочный отпуск.
– В это время года в Щеботане очень хорошо, – поддакнул Колон. – На цветочные часы посмотрите…
– Э-э… Я как раз вспомнил… мне же обещали отпуск на лечение, – сказал один из стражников.
– Еще немножко здесь покрутишься, и этот отпуск будет очень долгим, – предупредил Моркоу.
Дневные стражники умчались с максимальной скоростью, которую только допускали приличия. Толпа, впрочем, не обратила на это ни малейшего внимания. Гораздо интереснее было наблюдать за Моркоу.
– Итак, – сказал тот, – Детрит, возьми кого нужно и приведи сюда заключенного.
– Я не понимаю, почему… – начал было гном.
– А ты, урод, заткнись, – рявкнул опьяневший от власти Детрит.
Эти слова произвели эффект упавшей гильотины.
Узловатые руки в толпе сразу потянулись к спрятанному в одежде оружию.
Все посмотрели на Моркоу.
Это и было самым странным, как вспоминал потом Колон. Все смотрели именно на Моркоу.
Гаспод обнюхал фонарный столб.
– Трехногий Шеп снова заболел, – сообщил он. – И Вилли Молокосос вернулся в город.
Для настоящего пса столб или фонарь на оживленном перекрестке – это своего рода календарь событий.
– Где мы? – спросила Ангва.
По следу Старикашки Рона идти было трудно. Его перебивали другие запахи.
– Где-то в Тенях, – откликнулся Гаспод. – Судя по ароматам, в переулке Нежности. – Он обнюхал землю. – Ага, вот он где…
– Йо, Гаспод…
Голос был низким, хриплым и походил на шепот, к которому примешали чуть-чуть песочка. Он донесся откуда-то из переулка.
– Чо у тебя за подруга, Гаспод, в натуре?
Раздалось гнусное хихиканье.
– А, – сказал Гаспод. – Привет, ребята.
Из переулка показались два пса. Они были просто огромны. Породу определить не представлялось возможности. Один из них был иссиня-черным и выглядел как помесь питбультерьера с мясорубкой. Второй… второй выглядел как пес, которого почти наверняка зовут Крутым. Верхние и нижние клыки его были настолько большими, что он смотрел на мир сквозь некое подобие решетки. Он тоже был кривоног, но упоминать об этом было бы серьезной, если не смертельной ошибкой.
Хвост Гаспода нервно завибрировал.
– Это мои друзья, Черный Роджер и…
– Крутой? – предположила Ангва.
– Откуда ты знаешь?
– Удачная догадка.
Два пса обошли их с двух сторон.
– Вау, – ухмыльнулся Черный Роджер. – И что это за сестричка?
– Ангва, – ответил Гаспод. – Она…
– …Волкодав, – закончила за него Ангва.
Псы кружили вокруг них с голодным видом.
– Большой Фидо о ней в курсах? – поинтересовался Черный Роджер.
– Я как раз хотел… – начал было Гаспод.
– Я въехал, – перебил его Черный Роджер. – Что ж, придется вам проковылять кой-куда с нами. Сегодня как раз вечер Гильдии.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Гаспод. – Никаких проблем.
«Я справилась бы с любым из них, – подумала Ангва. – Но не с обоими одновременно».
Вервольфы обладают невероятной ловкостью и такой силой челюстей, что могут мгновенно вырвать у человека сонную артерию. Ее отец частенько так шалил, что очень раздражало мать, особенно если он делал это перед обедом. Но Ангва предпочитала вегетарианскую диету.
– Йо, – выдохнул Крутой прямо ей в ухо.
– Ни о чем не беспокойся, – простонал Гаспод. – Я и Большой Фидо… мы такие закадычные…
– Что ты там пытаешься сделать со своей лапой? Скрестить когти? Вот уж не думала, что собаки способны на такое…
– Ты права, – с несчастным видом откликнулся Гаспод.
Из теней появлялись другие собаки. Ангву и Гаспода то ли провожали, то ли вели по дорожкам, которые были даже не проулками, скорее щелями между стен. Наконец, они вышли на какое-то открытое место, смахивающее на двор-колодец, в который едва проникал свет. В одном углу валялась огромная бочка с куском одеяла внутри. Рядом сидели и чего-то определенно ждали разного рода псы. У некоторых был только один глаз, у других – одно ухо, но у всех были шрамы, и у всех были зубы.
– Вы, – сказал Черный Роджер. – Здесь тусуйтесь.
– И не пытайтесь сделать лапы, – добавил Крутой. – Очень неприятно, когда жуют твои внутренности.
Ангва опустила голову до уровня Гаспода. Маленькая дворняга вся дрожала.
– Ты куда меня притащил? – прорычала она. – Это же Гильдия Собак. Стая бездомных псов!
– Ш-ш-ш-ш! Не говори так! Они вовсе не бездомные. – Гаспод испуганно огляделся. – В Гильдию всяких шавок не берут. Нет, поверь мне. Эти собаки, – он понизил голос до шепота, – были… плохими.
– Плохими?
– Очень плохими. Ах ты, паршивец… Пинка тебе… Плохой пес, – забубнил Гаспод как молитву. – Каждая собака, которую ты видишь, все они… сбежали. Сбежали от своих хозяев.
– Всего-то-навсего?
– Всего-то? Ну да. Этого что, мало? Впрочем, ты же не совсем собака. Ты не понимаешь. Не знаешь, что это за жизнь. А Большой Фидо… он сказал им… «Сбросьте ваши оковы, – сказал он. – Укусите длань, вас кормящую. Восстаньте и завойте». Он дал им гордость, – продолжал Гаспод, в голосе его чувствовалась смесь страха и восхищения. – Он сказал, что каждая собака, в которой не будет обнаружен дух свободы, станет мертвой собакой. На прошлой неделе он убил добермана только потому, что тот завилял хвостом проходившему мимо человеку.
Ангва оглядела собак. Все они были косматыми и неухоженными. И каким-то странным образом они совсем не походили на собак. Был среди них маленький и достаточно изящный пудель, сохранивший следы стрижки, а также декоративная собачка с остатками попоны из шотландки на плече. Эти собаки не бегали по двору и не ссорились; кроме того, у них был одинаковый сосредоточенный вид, который она раньше уже встречала, но не у собак.
Гаспода била крупная дрожь. Ангва незаметно подошла к пуделю. Под свалявшейся шерстью она заметила ошейник, украшенный стекляшками.
– Этот Большой Фидо, – спросила она, – какой-нибудь волк или кто похожий?
– Все собаки – волки в душе, – гордо ответил пудель, – но цинично и грубо лишенные своей судьбы благодаря махинациям так называемого человечества.
Пудель явно кого-то цитировал.
– Это Большой Фидо так сказал? – высказала предположение Ангва.
Пудель повернулся к ней, и Ангва впервые увидела его глаза. Они были красными и совершенно безумными. Существо с такими глазами способно убить кого угодно – безумие, настоящее безумие, проламывает кулаком даже самую толстую стену.
– Да, – ответил Большой Фидо.
Он был нормальной собакой. Стоял на задних лапках, валялся на спине, ходил рядом и приносил брошенные палки. Каждый вечер его выводили на прогулку.
То, что с ним произошло, не сопровождалось никакой вспышкой света. Он просто лежал в своей корзинке и думал о своей кличке, а звали его Фидо. А еще он думал о подстилке с надписью «Фидо» и миске с надписью «Фидо», но с особой грустью он думал об ошейнике с надписью «Фидо», а потом что-то щелкнуло в его голове, и он сожрал подстилку, покусал хозяина и выпрыгнул на улицу через окно кухни. Там он встретил лабрадора в четыре раза крупнее себя, который сначала посмеялся над его ошейником, но уже через тридцать секунд бежал, жалобно скуля.
И это было только начало.
Иерархия собак достаточно проста. Фидо задавал вопросы – обычно приглушенным голосом, потому что одновременно кусал чью-то лапу, – пока не добрался до вожака самой большой стаи одичавших бездомных собак. Народ, то есть собаки, до сих пор рассказывает о схватке между Фидо и Брехливым Безумцем Артуром – ротвейлером с одним глазом и очень дурным характером. Обычно животные не дерутся насмерть, всегда можно сдаться и выйти из боя, но победить Фидо было невозможно, потому что он был очень маленьким воплощением жестокости в ошейнике. Он висел на разодранной в клочья шкуре Брехливого Безумца Артура, пока тот не сдался, после чего, к собственному превеликому изумлению, убил его. Фидо обладал какой-то необъяснимой решимостью – его можно было колошматить кувалдой в течение пяти минут, но то, что от него осталось, все равно бы не сдалось, и к нему ни в коем случае нельзя было поворачиваться спиной.
