Гибискус Данельм собирался закрыться в течение часа. Это был несложный процесс. Сначала он с прислугой собирал все неразбитые кружки и стаканы. Это не отнимало много времени. Затем они приступали к поискам оружия, которое можно перепродать задорого, и быстро обшаривали карманы тех посетителей, которые не могли воспротивится по причине сильного опьянения, смерти, или и того и другого одновременно. Затем мебель отодвигалась к стенам, а все, что осталось на полу, выметалось через заднюю дверь прямо на широкую коричневую грудь реки Анк, где постепенно, по мере накопления, и тонуло.
И, наконец, Гибискус закрывал и запирал большую дверь главного входа…
Она не закрывалась. Он посмотрел вниз и увидел какой-то башмак.
— Мы закрываемся, — сказал он.
— Нет, не закрываетесь.
Дверь отлетела назад и Альберт оказался внутри.
— Видел ли ты этого типа? — требовательно спросил он, сунув Данельму под нос продолговатую картонку.
Это было серьезным нарушением этикета. Работа Данельма была не из тех, на которой можно выжить, сообщая разным людям, что ты видел разных людей. Данельм мог выставлять выпивку всю ночь, не заметив ни одного человека.
— Никогда в жизни его не видел, — сказал он машинально, даже не взглянув на картонку.
— Тебе придется помочь мне, — сказал Альберт. — Иначе случиться нечто ужасное.
— Убирайся!
Альберт пинком захлопнул дверь.
— И не говори, что я не предупредил тебя, — заявил он. Сидящий у него на плече Смерть Крыс подозрительно принюхивался.
Секундой позже подбородок Гибискуса оказался прижат к крышке одного из его собственных столов.
— И вот что, я точно знаю, что он тут был, — сказал Альберт. Он даже не запыхался. — Потому что каждый сюда приходит, раньше или позже. Посмотри еще разок.
— Это карта Каро, — проговорил Гибискус невнятно. — Это Смерть!
— Точно. Такой, знаешь, на белой лошади. Ты не мог его не заметить. Только он выглядел совсем не так, когда был здесь, я полагаю.
— Давай-ка все же разберемся, — сказал трактирщик, безуспешно пытаясь вывернуться из железного захвата. — Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, видел ли я кого-то, кто не похож на эту картинку?
— Он должен был быть со странностями. Больше, чем все остальные, — Альберт немного подумал. — И он должен был пить, как лошадь. Уж я его знаю, он всегда так делает.
— Это Анк-Морпорк, знаешь ли…
— Не хами, а то я разозлюсь.
— Хочешь сказать, сейчас ты не зол?
— Просто нетерпелив. Мы можем попробовать и злость, если хочешь.
— Был тут, один, несколько дней назад. Не могу в точности сказать, как он выглядел.
— А. Это он.
— Пил, ругал игру «Вторжение Варваров», потом свалился, а потом.
— Что?
— Не могу припомнить. Мы просто выкинули его отсюда.
— Через черный ход?
— Да.
— Но там же река.
— Ну, большинство успевает прийти в себя, прежде чем утонуть.
— ПИСК, — сказал Смерть Крыс.
— Он что-нибудь говорил? — спросил Альберт, слишком увлеченный, чтобы обратить на него внимание.
— Что-то насчет того, чтобы припомнить все, кажется. Он говорил, пьянство не помогает ему забыть. Все твердил о дверных ручках и… волосатом солнечном свете.
— Волосатом солнечном свете?
— Что-то вроде этого.
Железная хватка неожиданно разжалась. Выждав минуту или две, Гибискус, соблюдая все предосторожности, повернул голову.
За ним никого не было.
Очень осторожно он наклонился и заглянул под столы.
Альберт шагнул в предрассветный сумрак и, после некоторых колебаний, извлек свою коробку. Он открыл ее, всмотрелся в жизнеизмеритель и захлопнул крышку.
— Ну, — сказал он. — Что там у нас на очереди?
— ПИСК!
— Чего?
И тут кто-то огрел его по голове.
Это удар не был смертельным. Тимо Ленивчик из Гильдии Воров хорошо знал, что приключается с ворами, которые убивают людей. Появляется Гильдия Убийц и проводит с ними короткий разговор, который, собственно, сводиться к «Прощай». Все, чего он хотел — это оглушить старикана, чтобы без помех очистить его карманы.
Звук, который раздался, когда тело коснулось земли, был для него полной неожиданностью. Он напоминал звон разбившегося стакана, но с неприятными обертонами, которые звучали в ушах Тимо еще долго после того, как должны были бы утихнуть.
Что-то взлетело вверх с поверженного тела прямо ему в лицо. Две костяные клешни вцепились ему в уши, а острая морда с силой треснула его в лоб. Он заверещал и бросился наутек.
Смерть Крыс свалился на землю и рысцой вернулся к Альберту. Он похлопал его по щекам, несколько раз яростно пнул его и в отчаянии заехал ему по носу.
Затем он ухватил Альберта за ворот и попытался вытащить его из канавы, но услышал предостерегающее позвякивание стекла.
Безумные глазные впадины обернулись к главному входу Залатанного Барабана. Костяные усики встопорщились.
Минутой позже Гибискус приоткрыл дверь, только чтобы прекратить этот оглушительный стук.
— Я сказал мы за…
Нечто проскочило у него между ног, задержавшись на секунду, чтобы пнуть его в щиколотку, и устремилось к черному ходу, водя носом по полу.
Хайд Парк назывался так не потому, что в нем было можно спрятаться, а скорее потому, что «хайд» когда-то был мерой площади, которую могли вспахать один человек и три с половиной быка после дождичка в четверг, а анк-морпоркцы — люди весьма чтущие традиции, как, впрочем, и многое другое. Здесь были и деревья и трава, и озеро с настоящей рыбой. И кроме того, по причине одного из тех загадочных вывертов социального развития, парк был удивительно безопасным местом. Грабили здесь исключительно редко. Грабители не меньше прочих ценили возможность спокойно позагорать. Таким образом, парк был нейтральной территорией.
Сейчас парк был почти полностью забит народом, невзирая на то, что смотреть пока что было не на что, за исключением рабочих, сколачивающих большую сцену над озером. Пространство позади нее было огорожено лентами из мешковины, натянутыми на колья.
Время от времени возбужденные люди проникали за ограждение, а сразу затем — в озеро, не без помощи троллей Хризопраза.
Среди репетирующих музыкантов Грохт и его группа сразу бросались в глаза, в частности потому, что Грохт сидел без рубахи, чтобы дать Джимбо возможность обработать его раны йодом.
— Я думал, ты шутишь, — рычал он.
— Я же сказал, что он у тебя в спальне, — оправдывался Подонок.
— Ты думаешь, я смогу играть на гитаре в таком состоянии? — спросил Грохт.
— Ты в любом состоянии не можешь на ней играть, — заметил Простак.
— Я хочу сказать, вы только посмотрите на мою руку. Только посмотрите.
Они посмотрели на его руку. Мама Джимбо, обработав раны, натянула на нее рукавицу. Раны были не слишком глубокие, поскольку только очень тупой леопард будет спокойно ждать, пока с него снимают штаны.
— Рукавица, — сказал Грохт ужасным голосом. — Вы слышали когда-нибудь о серьезных музыкантах в рукавицах? Как я вообще буду играть на гитаре в варежке?
— Как ты вообще собирался на ней играть?
— Не понимаю, чего я с вами тремя связался? — вопросил Грохт. — Вы тормозите мой музыкальный рост. Я подумываю уйти и основать свою собственную банду.
— Не выйдет, — заявил Джимбо. — Потому что тебе не удастся найти никого хуже нас. Давай скажем прямо: мы никуда не годимся.
Он озвучил потаенную общую мысль. Остальные музыканты вокруг них были, по правде говоря, очень плохи. У некоторых из них были минимальные музыкальные способности, другие вообще не умели играть. Но среди них не было барабанщиков, которые не попадают по барабанам и басистов с чувством ритма, свойственным скорее дорожно-транспортному происшествию. И в основном они придерживались какого-то одного названия. Это могли быть совершенно прозаические названия, вроде «Большой Тролль и Еще Какие-то Тролли» или «Высокие Гномы», но по крайней мере они знали, кто они есть.
— Как насчет «Мы Банда Отбросов»? — спросил Простак, засунув руки в карманы.
— Может, мы и ужасны, — огрызнулся Грохт. — Но мы ужасны по-роковому.
— Так, так, ну и что тут происходит? — спросил Достабль, пробираясь через мешковину. — Что вы вообще тут делаете?
— Мы же в программе, мистер Достабль, — кротко объяснил Грохт.
— Как вы можете быть в программе, если я даже не знаю, как вы называетесь? — сказал Достабль, раздраженно махнув в направлении постеров. — Разве там есть ваше название?
— Вероятно, мы относимся к «Паддерживающим Бандам», — сказал Простак.
— Что случилось с твоей рукой? — спросил Достабль.
— Подрался с лосинами, — объяснил Грохт, зыркнув на Подонка. — Правда, мистер Достабль, дайте нам еще один шанс.
— Посмотрим, — ответил Достабль и зашагал прочь.
Он был слишком доволен, чтобы спорить. Сосиски в тесте разлетались со страшной скоростью, но доход с них покрывал только мелкие траты. Оказывается, на Музыке Рока можно было делать деньги такими способами, о которых он никогда и не думал, а С.Р.Б.Н. Достабль думал о деньгах все свое время.
