Бал окончен. Проигравшие выиграли. Победители проиграли. Вся суть темных эльфов раскрыта. Да и пошли бы они нахер.
Вымотанный придворными интригами, с Блюмом на плече, я плелся домой. И именно в этот момент начали штурм козлоногие. Какого черта?! До рассвета еще час! Я сорвался с места. Адреналин в крови выветрил всю усталость…
Гоблин Шняпи
Первый нареченный вождем орков
Я оседлал Гыма и уцепившись ему ручонками за ноздри, верещал:
— В атаки!!!
— Вождь, я не видеть! Не видеть! — ругался Гым, отмахиваясь от гоблинских ручонок на лице.
А я нервничал. Ведь сейчас решается судьба Серпа. Козлоногих нельзя недооценивать. Я заорал. Точнее запищал:
— За Ордиии!!!
Обогнавший нас орк с огромным топором наперевес, нервно ржанул.
Сатиры долбились головами о ворота с такой силой, что вся стена ходила ходуном. Если бы не каменные укрепления, то она осыпалась бы трухой. И тогда случилась бы кровавая баня.
Наши косые стрелки показали себя как… косые оркские дети-лучники. Дай Асмодей, подцепили двоих-троих. И то случайно. Мне показалось, что застреленные козлы сами не хотели жить, встав в позу «стреляй в меня полностью».
Сатиры прикрывали головы корягами, густыми ветками и массивной древесной корой. Этого оказалось достаточно, чтобы большая часть стрел не попала в цель. Да и юркие они до безумия. Каждый прыжок, как у олимпийского гимнаста.
А вот с волчьей ямой повезло больше. Мы сами открыли ворота в последний момент. Добрый десяток красавцев провалились в яму и сейчас агонизировали на кольях. Кто-то умер сразу, проткнув себе тупую бошку. Но многие насадились на колья ляжками, животами и жопами. Сатиры дергались, ухудшая свое положение: раскрывали раны и насаживали соседа по несчастью на собственные рога. Из ямы доносились такие сатанинские блеяния страданий, что моя гоблинская задница в страхе ежилась на орочьих плечах.
Оставшиеся козлоногие просто перебежали ров по своим насаженным на колья сородичам. Их встретил Драник-та. Зеленый жироблин разрешил насадить себя на длинные рога. Пузырь со слизью лопнул так смачно, что козлоногие замерли на месте, не осознавая, что произошло.
А потом боль, визг, сопли, слизь, кровь, козлятина!
В нос ударила дичайшая вонь. С шести сатиров сползала шкура. Вместе с мясом. Они цеплялись себе за морды крючковатыми пальцами, пытаясь спастись от ядовитой кислоты. Но становилось только хуже. Один козел с обнажившимся черепом носился по кругу сдирая с себя оставшиеся куски мясца. Орать он не мог — голосовые связки выжгла слизь, попавшая в глотку.
С высоты орочьих плеч я напряженно разглядывал побоище. Козлов осталось штук семь, но они и не думали убегать. Гордые, мать их. Да и мы бы не отпустили столько еды. Удивительно, но бой против них оказался тяжелым. Мощные и жилистые козлодемоны разбрасывали орков во все стороны. Одного даже насадили жопой на рога, подняв над головой. Тогда я и понял, насколько копытные сильны. Поднять тушу в три раза тяжелее себя дорогого стоит. Козел бегал с орущим трофеем до тех пор, пока его самого не зарубили топорами.
Шаман взял на себя сразу троих. Он бубнил и исходил зеленоватым светом. Еле заметная призрачная рука вырвалась из его груди, вцепилась в глотку сатиру, стала душить. Тот с хрипом свалился и через мгновение сдох. От этого зрелища хотелось перекреститься. Просто на всякий случай.
Паукоблин тоже оказался не промах. Успешно удирал от двух козлов, выбешивая тех до крайности. Подлетит, царапнет, свалит. Усик так ловко орудовал своими конечностями, что я не мог уследить за ними.
— Блятиии! — заорал я, когда на нас набросилась козья морда.
Гым перехватил топор обеими руками, гыкнул и выбил искры из рогов. Ничего себе. Они у них металлические, что ли? Пока козел бился с моим скакуном, я вцепился ручками в его уши, старясь не свалиться. Упаду — затопчут. Противники долго не могли совладать друг с другом. Гым уже стал злиться, подставляясь под удары, но копье Дрына вовремя проткнуло сатира со спины.
— Что-то ты расслабился, Гым, — хмыкнул ленивый воин.
— Чо?
На мое великое удивление, последнего козла распотрошила Катарсия. Она извернулась и ловко воткнула в волосатое брюхо эльфийский кинжал. Сатир заблеял от боли и лягнул эльфийку копытом. Та кубарем пролетела добрый десяток метров и ударилась о стену недоделанной кузни. Ее шея мерзко хрустнула, неестественно вывернулась. Я уже было стал визжать о потере руководителя испытательной лаборатории, как зомби-эльфийка встала и со скрежетом в костях вправила себе голову обратно. Етить-колотить. Че творится!
Бой был окончен. Орки пыхтели от напряжения. Многие побиты и поломаны. Но самая большая потеря — орочья жопа. Бедолаге долго придется питаться тертым топинамбуром, а каждый его поход в кустики будет нам усладой для ушей.
Я огляделся.
Повсюду кровища. Козлоногие были очень живучими — до последнего бились с вспоротыми животами и отрубленными конечностями. Носились, пока не истекли кровью и не упали замертво. Настоящие лесные орки. Но, наверное, тупее. И не потому, что учиться не хотели.
Меня привлекло что-то шевелящееся на земле. Ого! Удивлению не было предела, когда я увидел отрубленное козье копыто. Оно содрогалось, будто планировало убежать.
Катарсия подошла ближе, непрофессионально виляя обтянутой попкой и пояснила:
— Мышечная память. Сатиры — очень живучий вид. Нужно изучить. Может помочь. Кстати, почему кентавры не помогали? Не вижу в них смысла. Надо выгнать.
Я закатил гоблинские глаза:
— Равновесииии…
Катарсия поморщилась. Ее аристократично-научным чертам не нравились звуки страдающих сатиров. Они мычали, блеяли и орали одновременно. В основном звук исходил из ямы, но и на поле боя были подранки.
— Добейтии быстриии! — приказал я.
Орки послушались, отправились отбивать мясо на котлеты.
Через десять минут подскочил Бом.
— А с этим чо? — спросил он, таща козлоногого за копыто.
— Ф-у-у-у! — вырвалось у меня.
Сатир был полупрозрачным, вздутым и еще дышал. Кислота не смогла до конца выесть его шкуру, но теперь он был похож на пакетик с органами. Вся шерсть опала. Капилляры, мышцы, кишки, кости — все было видно.
— Он живииии?! — ужаснулся я. — Бейтии его, живодёрии ебаниии!
Бом пожал плечами и ебнул страдающего козла топором по башке. Во все стороны полетели мозги, рога, зубы и глазные яблоки. Подбежал орочий ребенок, подхватил глаз и убежал к другой детворе. Под мой раскрывшийся в возмущении рот, они стали играть в «мячик». Это, блять, что за менталитет такой? Они точно не на поле боя родились?
— Нельзя так с едой! — возмутился Букль, подоспевший к мясцу с кухонным ножом в руках.
— Стопии! Кислотниии не жратиии! Ядовитиии!
— Не собирались, — буркнул шеф-повар и с запозданием чередуя слова, добавил: — Но очень плохо… так с едой. Вон сколько… пропало. Накажи толстяка, хозяин.
До полудня мы разгребали лагерь. Готовых к употреблению сатиров оказалось не так много: семнадцать. Еще шестеро испорчены Драником, что сейчас кучей говна лежал в стороне, а Катарсия пела ему успокаивающую колыбельную.
— Во имя небесного светила, вы будете это есть? — ужаснулась вылезшая из общинного дома Трэша куче искалеченных тел с оторванными конечностями.
Никто ей не ответил на очевидный вопрос. Да, может они и полуразумные, но еще полутупые и съедобные. Сами напали на нас, сами огребли. Все по чесноку. Кстати…
— Чеснокии побольшии, — предложил я Буклю.
— Согласен… хозяин — сказал он, морща нос. — Ух… воняют, заразы.
Кентавр вздохнула, покачала головой и отправилась обратно в общинный дом, подальше от кровавого безобразия. Несмотря на нелюбовь к строениям, там им сейчас лучше, чем снаружи. Кстати, Трэша вела себя довольно непринужденно. Словно знала, что мы победим. Экстрасенсы сраные.
Собрав все съедобные части тела в кучу, мы всей зеленой оравой стали думать. Пришли к выводу, что выиграли себе еще три недели без голода. Что-то приготовим сейчас, что-то закоптим.
