— Он сам себя спихнул. Я просто играю по тем правилам, что здесь установлены.
— Но ты же знаешь, что они специально вам навязаны, чтобы вы теряли любые проявления человечности.
— Не будь ханжой. Тебе просто еще никогда так не хотелось есть.
Мне стало стыдно, и я замолчал. Кто я такой, на самом деле, чтобы учить Шермана? Ведь здесь выражение «с волками жить, по-волчьи выть» совсем не означало самый худший вариант выживания. Волк действительно защитил всех нас от горилл, и то, что его удар был смертельным, еще не значило, что намерения его были подлыми. На самом деле, в последней драке я выглядел гораздо хуже, произведя массу шумовых эффектов, но по сути ничего не сделав.
Мы шли какое-то время молча, пока я не сообразил, что совершенно бесцельно меряю эту серую пустыню своими шагами:
— Слушай, Шерман, есть у тебя еще какие-нибудь соображения насчет того, как выбраться наверх?
— Нет. А эта чертова свинья тебе ничего не рассказала? — в свою очередь уныло удивился волк.
— Со мной дело еще хуже, чем с тобой. Если тебя убить могут, то мне это может боком выйти.
— А что, тебя убить нельзя, что ли?
— Можно, но только, по словам этого свинтуса, я могу тогда вообще неизвестно, куда влететь. Единственный выход — это снуфы, чтоб им пусто было. Только они могут наверх отпустить.
Мы еще немного прошли, и волк предложил:
— Слушай, есть тут еще один такой черт, может тот больше знает?
— Еще одна свинья вселенского масштаба?
— Нет, но схема та же: ставит в зависимость от себя группу вечно грызущихся между собой людишек и балдеет от их мучений, — коротко обрисовал ситуацию серый приятель.
— И как же он выглядит?
— Ну сисек таких у него нет. Вместо этого он яйца несет. А выглядит… хм, скажем так: представь себе курицу в бронированной шкуре динозавра… — подыскивал нужное определение волк.
— Птеродактиль что ли?
— Если бы этот птеродактиль взлетел, вернее, потом приземлился, то там никого в округе живых не осталось бы.
— Ясно! Хорошо, что динозавры не летают! — философски перефразировал я популярное выражение, бытующее на родине моего двоюродного тела, впрочем уже бывшего тела, и вспомнил. — А что, эта курица-переросток тоже заставляет своих почитателей червяков собирать?
— Как ты догадался? — хохотнул волк таким рыком, что мне почему-то захотелось спрятаться куда подальше. — Только там нет бегемотообразных обжор. Вместо них живут кроты, непонятно чем питающиеся, но знатно удобряющие землю. Проблема в том, что кроты тоже размером с паровоз, так что тамошним черведобытчикам постоянно нужно уворачиваться от кротов, своего попечителя и массы других врагов.
— Волков, например… — съехидничал я.
— Ну и волков, — не стал отрицать Шерман. — Только я предпочитаю честный бой, как с теми гориллами. Потому и слоняюсь больше по лесу.
— Ладно, пошли к твоему куриному богу, он хоть говорить-то умеет?
— Кто его знает. Но идти туда долго, так что лучше залазь на спину — так быстрее будет.
Мы продолжили путешествие а-ля Иван царевич и дурак по совместительству, только мой серый волк не носился на реактивной тяге по тридевятым государствам, а равномерно трусил по невидимой тропинке среди бесконечных зарослей мертвых деревьев. До вечера, как и предполагал Шерман, мы никуда не добрались. Однако волк предпочел не останавливаться и продолжил вести меня в совершенно непонятном для направлении почти в полной темноте.
По дороге у нас было время обсудить волчью жизнь. Весь этот мир, по словам лохматого приятеля, представлял собой серую безжизненную пустыню, поросшую мертвым лесом и такой же серой сухой травой. Местами встречались «оазисы» выживания небольших групп существ, кучкующихся вокруг своего повелителя — кого-нибудь из темных ангелов. Те отличались от остальных неприступными размерами, произвольно отвратительной внешностью, несъедобностью и вздорностью. Все остальные были тем, что осталось от человеческих душ. И все были съедобны… причем единственно съедобны, кроме что дьявольских прикормок в виде молока или яиц. Даже гигантские бегемоты и кроты были съедобны, только что труднодоступны и способны жрать отвратительную грязь этого мира. В результате жизнь большинства попадающих сюда существ была мучительной, но недолгой. И избавлением скорую смерть назвать было нельзя, ведь дальше этих несчастных ждали лишь новые извращенные пытки.
Так бы мы и двигались к своей цели, лениво переговариваясь по пути, если бы наш путь сквозь черный лес не был прерван самым неожиданным образом…
Я ничего не почувствовал: как ехал у волка на спине в полной темноте, так и въехал в новую темень, такую же мрачную, но уже другую — без коряг и болотной жижи. Шерман только успел рыкнуть:
— Снуфы! — и тут же понеслась нелегкая.
Единственное, что мне удалось разобрать, это были какие-то фигуры в балахонах и одно, опять-таки наполовину свинячье, наполовину человечье рыло, с серой сморщенной кожей и злыми холодными глазами. Я даже не успел соскочить с волчьей спины, как нас затянула какая-то карусель кошмаров.
Сначала было впечатление, что наши с Шерманом головы уехали вперед, а ноги, лапы и хвосты остались сзади. Нас словно натягивали на какой-то инструмент: то ли вместо струн на гитару, то ли на барабан вместо кожи. При этом тело пронзила дикая скрипящая боль, а мы перемешались друг с другом, и я уже не мог отличить, где он, а где я. Мы только в унисон выли и лаяли от боли. До нашего сознания донеслась мысль-шепот:
— Ну что, будете еще помогать людишкам?
Я громко взвыл в праведном возмущении:
— Конечно, будем, скоты вы конченные! Уже погодите, я до вас доберусь! Развоплощу всех к чертовой бабушке!
Мое запугивание, а тем более такое непочтительное отношение к праматери ихнего племени, явно снуфам не понравилось, и я почувствовал, что по нам стали наноситься удары, примерно как по струнам или барабану. В результате мы уже подвывали в ритме сумасшедшего рок-н-ролла, а темные балахоны снуфов стали кружить вокруг нас в дикой пляске. Спустя какое-то время до моего сознания донесся шипящий от злости вопрос:
— Вы все еще хотите кому-то помогать? — и я почувствовал, что Шерман вот-вот сдастся.
И в самом деле, волк стал ломаться, не зная, как повежливее меня предать:
— Я… я…
Тут меня взяла такая злость на этих чертей, что я не удержался и рявкнул:
— Еще как хочу! Сволочи, вы же играете без правил! Вы же никакой возможности на исправление душе не даете! Вот гады! — при этой ругани я непроизвольно «высунулся» из-под защиты.
Ох, как тут бабахнуло! Я не очень понял, что произошло: может, мы были в этот момент на втором уровне мира, может, моя сущность вступила в реакцию с этими снуфами, но я запомнил только страшно ослепительную вспышку и всеобщий визг и вой, в том числе и свой.
* * *
Очнулся я от каких-то толчков. Вокруг было светло. Мою щеку опять ткнуло что-то влажное и холодное. Я повернул голову, и это мокрое и холодное угодило мне в рот.
— Тьфу ты! С волком еще целоваться не хватало!
— Ну извини, — буркнул Шерман. — Я думал, ты совсем того… лежишь тут уже неведомо сколько и не шевелишься. Ты хоть посмотри, куда нас вытащил!
Волк сидел, как верный пес, поджав хвост и ожидая мою реакцию. Я сообразил, что от меня требуется посмотреть вокруг и, послушно исполнив волчью просьбу, обомлел: мы находились посреди весьма милой зеленой лужайки, окруженной таким же зеленым лесом. Не хватало только цветов и голубого неба, но все равно, контраст с предыдущим миром был поразительный.
— Значит, получилось? — я попытался осторожно воодушевиться.
— Да, мы определенно поднялись, а не опустились, — удовлетворенно проворчал волк. — Но, как видишь, я все еще в шкуре зверя. Значит, очень высоко мы вряд ли запрыгнули.
— Эх, лиха беда начало! — воскликнул я припомнившейся бессмыслицей и развил эту «глубокую» идею. — Получается, что за неполные сутки мы сумели выбраться из одного мира. Что ж, вполне неплохой темп! А не знаешь, сколько еще таких прыжков нужно сделать, чтобы добраться до чистилища?
— Спроси чего полегче, — рыкнул в ответ Шерман. — Я же там и не был, сразу глубже ушел. И потом, смотря куда прыгать. Если вбок, то хоть тысячу раз — никуда из этой ловушки не выйдешь.
Я, почувствовав, что совсем оправился от удара по чертям, уселся и еще раз оглянулся вокруг:
— И все-таки, мы определенно вырвались наверх!
— Если бы не ты, не видать мне больше зеленой травы… — признался волк. — Только вот в этом мире ни ты, ни я не знаем, куда идти и что делать.
— А, ерунда! Ноги сами куда-нибудь выведут. А там главное проявить участие и сочувствие, и глядишь, опять со снуфами встретимся.
