Ирина Боброва - О бедном вампире замолвите слово

И Георгий Сильвестрович с чувством собственной значимости направился в клинику — бороться за всеобщее психическое здоровье…

Мамонт Дальский вернулся в библиотеку, как только отъехали машины. Он немного постоял на пороге, пытаясь на глаз оценить ущерб, тяжело вздохнул. Подобрал томик Пушкина, стер с обложки известковую пыль, положил книгу на стол.

«Странный, странный домик», — подумал президент ОПы. Он прошел к шкафу, распахнул дверцы и, горько усмехнувшись, понял: больше никогда к нему в гости не заглянет интеллигентный вампир.

— Как он?

— Бредит.

— Ну не плачь, не плачь, сестренка. Кирп выкарабкается. Мы, фон Гнори, — народ крепкий, ты уж поверь. Это надо ж, сам едва на ногах стоял, а меня собой закрыл. Основной удар на себя принял.

— Сил… — Осунувшаяся за последние сутки вампирелла снова разрыдалась.

— Ничего, ничего, сестренка… — утешал невесту брата Силик фон Гнорь. — Раз за ночь тело не пропало, так жить будет. В операционной же, не на том свете. Тело заживет, затянется… У нас, у деревенских вампиров, знаешь какая регенерация мощная? Ты не реви. — Сил похлопал девушку по руке. — Вон уже и Глинни с мужем подоспели…

— Он жив? — воскликнула перепуганная Глинни. Она тяжело дышала, видно было, что бежала бегом. — Мы так торопились, торопились… — Ее красивое личико сморщилось, слезы ручьем заструились по гладким щекам.

— Ну, будет, будет, — тихо прорычал Нрот. — Чай, столичные врачи получше наших будут. А ежели нет, так мы фельдшера Тоба на подмогу привезли. — И он кивнул в сторону лестницы, по которой, пыхтя и путаясь в полах длинного халата, поднимался старый гном.

— Не стоит переживать, — произнес с соседнего кресла барон Пурыкл. — Гундарго не зря свой хлеб ест. Он лучший хирург в Королевстве. А если нужно будет пригласить заграничных специалистов, то вы не беспокойтесь, я подключу свои связи.

В это время в операционной Гундарго наложил последний шов. Он смотрел на единственное существо, которое, не покривив душой, мог бы назвать другом. Операция была сложной, Кирпачека пришлось собирать по кусочкам. Хорошо, что сердце вампира все это время продолжало биться, иначе неминуемая смерть. Никто не знает, сколько он пролежит без сознания, но что такое время для почти бессмертного существа?

Кирпачек фон Гнорь лежал неподвижно, туго спеленутый бинтами, только губы его едва заметно двигались. Гундарго, нагнувшись, услышал, как вампир шепчет:

— Время… Не стоит на месте… Несется… Тысячелетние дни кончились… События… Много событий… Остановить невозможно. Жизнь…

Гундарго похвалил себя за хорошо сделанную операцию и подумал: «Даже в бреду Кирпачек говорит правильные вещи». Да, жизнь — это и есть счастье. Пусть порой она похожа на ад, пусть порой полна боли и страдания, но в ней же есть и радость любви, и усталость Творца, и щемящая нежность…

А это стоит того, чтобы быть человеком.