— Эх ты какая! Сразу видно — женщина, не умеешь язык за зубами держать.
Веста только фыркнула. Открыли дверь, быстро прошли комнатушку, где раньше дежурили богатыри, охранявшие птицу‑огнецветку, и вошли в царевнину опочивальню. В нос сразу ударил резкий запах гари. Когда все трое пригляделись, увидели, что в светлице медленно тлеет занавеска, загоревшаяся от свечи. Ваня быстро подбежал, сорвал ее и затушил, затем отворил окно и впустил в светлицу свежий воздух. Только потом осмотрелись. На кровати под пологом, где прежде спала царевна Калина, теперь крепким сном спал царь Далмат. Сама Калина спала, свернувшись калачиком, на ковре рядом с окном, так что Ваня едва на нее не наступил. Он подошел к царю, который во сне казался просто маленьким старичком, и осторожно потряс за плечо:
— Батюшка царь!
Далмат не просыпался. Ваня потряс сильнее:
— Батюшка царь!
— А? — не открывая глаз, просипел царь и тут же заворчал горестно: — Да что же это такое! В мои‑то годы, в былые‑то годы… Мы пленникам хоть поспать спокойно давали ночью! Молодежь беспутная!
— Батюшка царь! — в третий раз воскликнул Иван. — Это же я, Ваня, помнишь? Я тебе живой воды и молодильных яблок обещался привезти — так вот, я принес!
— Ой, прочь, прочь! — отмахнулся царь, повернулся на другой бок и укрылся с головой толстым одеялом.
Ваня не отступал и закричал уже в самое ухо Далмату:
— Батюшка царь! Да что ж это такое, — он с отчаянием посмотрел на Весту, — не просыпается старик!
— Кто это старик? — мгновенно проснулся царь и гневно посмотрел на Ивана. — Это какой еще старик? Я еще, поди, поскриплю малость, потопчу землю, рано меня еще в старики записывать!
Ваня не мог удержаться от смеха, даже Пересвет и тот заулыбался.
— Царь Далмат, — наконец почтительно продолжил Иван, — али ты меня не помнишь?
— А? Кто? — Царь потянулся и потер глаза руками. — Ванька! Ты, что ли?
— Я, — заулыбался Иван, — я, царь‑батюшка!
— Экий ты прыткий! — покачал Далмат седой головой. — А я уж думал, ты все, с концами! Я‑то вишь как, — он скорбно пожевал губами, — на старости лет да в полон попал. И к кому! Не к ворогу какому, а к своему же приятелю давнишнему, Елисею‑царю!
Ваня хотел было рассказать, что царь Елисей тут ни при чем, но предпочел сразу перейти к делу. Он взял у Пересвета четыре молодильных яблока и кувшинец с живой водой и протянул их царю:
— Отведай, батюшка! Все, как ты просил, заслужил я у владыки Кусмана!
— Да неужто добыл‑таки? — не поверил царь.
— Добыл, — кивнул Ваня, — да ты пей, пей!
Далмат взял в руки кувшинец о двенадцати рылец и, смеясь, как ребенок, осторожно понюхал воду. Посмотрел на Ивана:
— Неужели и впрямь живая вода?
— Живая и есть, — уверил тот, — да ты пей, батюшка!
Царь охнул, еще раз понюхал, тронул пальцем, облизал его и вдруг, резко выдохнув, жадно припал к кувшинцу. Выпил едва ли не половину, затем вспомнил, что надо еще умыть глаза и, налив из самого нижнего рыльца себе воды в ладони, ополоснул лицо. Крякнул по‑молодецки:
— Эх, хороша водица, жаль, мало! Теперь закусить бы!
Он взял золотое яблочко и засунул его целиком в рот. Сжевал с хрустом, взял второе, съел, даже огрызка не оставил. Третье Далмат ел уже не спеша, явно наслаждаясь вкусом, обсосал все семечки и, подержав немного на ладони, проглотил и их. К четвертому яблоку царь и вовсе долго примеривался, смотрел на него, причмокивал губами, оглаживал пальцами. Вдоволь налюбовавшись, он откусил от него кусок и проглотил не жуя. Оставшееся он доедал мучительно долго, тщательно разжевывая каждый кусочек и что‑то пришептывая. Наконец с яблоками было покончено, и царь Далмат, довольно вздохнув, допил из кувшинца остатки воды.
— Вот так вот! — Он похлопал себя по животу. — Эх, хорошо, жаль только мало!
— И чего? — помимо воли вырвалось у Вани.
Царь посмотрел на него недоуменно:
— А чего дальше? Покушал — и на бочок!
— На какой еще бочок? — изумился Иван. — А молодеть ты, царь‑батюшка, собираешься или нет?
— Отчего мне молодеть надобно? — не понял Далмат. — При такой‑то жизни не то что молодеть, помрешь раньше сроку.
— Так яблоки же, — запротестовал Ваня, — молодильные‑то! И вода живая!
— Это как это живая? — сонно спросил царь. — Что ж ты раньше не сказал!
— Да я сказал вообще‑то, — осторожно проговорил Иван, глядя на царя с изумлением, — и про яблоки молодильные, и про воду. Вы же меня за ними и посылали!
— Я посылал? — удивился Далмат. — Да, точно… Ишь, память‑то у тебя какая! Ну, молодильные так молодильные, я не возражаю. А теперь баиньки.
— Как это баиньки! — едва не закричал Ваня. — Почему это баиньки! Я тебе, царь‑батюшка, службу сослужил, яблоки и воду достал, а там уж твое дело — молодеть или нет. А только птицу‑огнецветку ты мне отдай!
— Какой ты сердитый, — огорчился Далмат, — да забирай ты свою птицу на здоровье, нужна она мне больно. И дочку еще прихвати в придачу, толку‑то с нее…
— Нет уж, царь‑батюшка, — усмехнулся Иван, — дочку ты свою, пожалуй, себе оставь, а мне огнецветку отдай, да так, чтобы клетка не зазвенела и по всему дворцу перезвон не пошел.
— Эх, не жалеешь ты старика, — заохал царь.
Но все‑таки встал и подошел к серебряной клетке, в которой сидела чудо‑птица и, по всей видимости, крепко спала. Не спеша вытащил из‑под клетки золотую дощечку, от которой расходились тонкие, как волос, нити. Перерезал одну за другой и протянул клетку Ивану:
— На уж, владей. Заслужил.
— Спасибо тебе, государь! — низко поклонился Ваня. И не удержался все‑таки, спросил: — Царь‑батюшка! А молодеть‑то когда будешь?
— Утро вечера мудренее, — неопределенно ответил царь, — с твоего позволения…
Он грузно взгромоздился обратно на свое ложе и мгновенно захрапел пуще прежнего. Ваня постоял, посмотрел на него и обернулся к своим молчащим до сих пор спутникам:
— Пойдем, что ли?
— Куда идти посередь ночи! — хмыкнула Веста. — Все равно, если нас раскроют, не скрыться от расправы. Так что останемся здесь до утра, чай, до рассвета никто не решится нас жизни лишать. Ты как думаешь, Пересвет?
Пересвет пожал плечами:
— Делай, как считаешь нужным.
— Тогда остаемся, — уверенно сказала волчица, — а как только рассветет — в путь.
Ваня согласно кивнул и улегся на полу рядом с царской кроватью. Веста легла рядом, привалившись к нему теплым боком, а Пересвет, недолго думая, прикорнул возле царевны Калины.
Иван долго не мог заснуть. Он вдыхал свежий ночной воздух, врывавшийся в царскую опочивальню из открытого окна, обнимал Весту за шею, чувствуя непонятную нежность. Он не мог не признать, что волчица ему нравится, более того, она нравилась ему настолько, что было даже удивительно: как это зверь может вызывать такие странные, будоражащие душу чувства. Конечно, не раз приходила Ивану мысль, что Веста не простая волчица, он вспоминал и царицу Рогнеду, умеющую обращаться в ворона и волка, вспоминал встречу в колодце с царевной лягушкой, и думал, думал, думал… Потом незаметно для себя он уснул и во сне видел Весту в золотой короне, грустную отчего‑то Светлояру и царя Далмата, который уговаривал Ваню стать его зятем. Дальше Иван провалился в глубокий сон без сновидений, да так и проспал до самого рассвета.
— Ваня!
Громогласный бас заставил Ивана подпрыгнуть. Он дернулся, ударился головой о кровать и прикусил язык. Было очень больно, зато весь сон слетел мгновенно, и Ваня осторожно открыл глаза. Сначала он ничего не увидел перед собой, потом все‑таки догадался развернуться и уткнулся носом в чью‑то могучую ногу.
— Ваня!
Ваня поднял голову и обомлел. Перед ним стоял царь Далмат, но в каком виде! Где его былые морщины, где согбенная спина и седые волосы! Над Иваном нависал добрый молодец, статный, как сосна, и крепкий, как железо.
— Далмат? — недоверчиво спросил Ваня и поднялся на ноги.
Далмат, уперев руки в боки, добродушно расхохотался:
— Далмат и есть, Ванюшка! Экие яблоки‑то оказались! Прибавилось силушки, поди, еще поболе будет, чем в молодые годы!
— Ну и ну! — только и смог сказать Ваня и обошел царя Далмата кругом.
Живая вода и молодильные яблоки и в самом деле сотворили чудеса: царь сбросил лет тридцать и был до того хорош, что хоть сейчас на доброго коня да в жаркий бой. Ивану пришла в голову мысль:
— Царь‑батюшка! А что если тебе набрать молодцев покрепче да всем вместе и изгнать прочь всю эту нечисть? Войско‑то ушло к Золотому царству, здесь осталась малая часть. Ежели взяться всем вместе да поднажать как следует — к вечеру здесь и духу не останется от чужаков!
— Славно, Ваня, славно, — кивнул Далмат, — я сам о том думал. Да только где ты их наберешь — молодцев этих? Все, кто был, или полегли, или в полон взяты. Разве что три моих верных богатыря — Будимил, Будимир и храбрый витязь Будислав. Но где они ныне, в каких краях, не ведаю.
