— Останови! Останови ее! — закричал он.
— Кого? — спросил Фергмен, наблюдавший за происходящим снизу.
— Воду! Воду останови!
— Но как?
— Труба не выдержала и сломалась!
— Но я думал, именно это нам и нужно.
— Еще рано!
— Ты орать-то перестань! Вокруг полно стражников, а ты тут разоряешься!
Бедн отпустил трубу, стянул с себя рясу и попытался заткнуть пробоину. Ряса моментально намокла, но еще через мгновение вылетела из трубы, шлепнулась о свинцовую плиту и, оставляя мокрый след, заскользила вниз. Остановилась она, только когда заткнула трубу, подающую воду к грузам. Вода, переливаясь через край канавки, потекла на пол.
Бедн посмотрел на груз. Тот пока не сдвинулся с места, и Бедн немного успокоился. В любой момент рясу можно будет вытащить и…
— Вы, оба… А ну ни с места!
Бедн оглянулся и оцепенел.
У разломанной решетки стоял коренастый мужчина в черной рясе, а за его спиной высился стражник, выразительно державший обнаженный меч.
— Кто вы такие? И что здесь делаете?
Бедн отреагировал почти мгновенно.
Он гневно ткнул пальцем в клапан.
— Куда вы смотрите вообще?! — воскликнул он. — У вас же тут утечка! Честно говоря, удивительно, и как тут все держится?!
Мужчина шагнул в комнату. Некоторое время он с сомнением смотрел на Бедна, потом перевел взгляд на фонтан воды, бьющий из трубы, потом снова взглянул на Бедна.
— Но ты не… — только и успел произнести он.
Услышав за спиной глухой стук, он резко обернулся. Но стражник уже валялся на полу, сраженный обломком трубы, который сжимал в руках Фергмен. Тогда инквизитор быстро развернулся обратно — и прямо в живот ему въехал гаечный ключ Бедна. Бедн не мог похвастаться большой физической силой, но ключ был длинным, а всю остальную работу исполнил хорошо известный принцип рычага. Скорчившись, инквизитор попятился к одному из грузов.
Дальше все происходило очень медленно — так, словно время превратилось в патоку. Пытаясь сохранить равновесие, дьякон Кусьп схватился за груз. Тот, в свою очередь, когда к весу воды добавился вес массивного дьякона, медленно двинулся вниз. Кусьп попробовал схватиться выше. Груз тоже опустился ниже, почти целиком скрывшись в яме. Кусьп попытался схватиться за что-нибудь еще, но вокруг был только воздух, и дьякон свалился на медленно ползущий вниз груз.
Еще некоторое время Бедн видел его лицо, а потом груз скрылся в полумраке.
Дайте мне рычаг, и я изменю мир. Мир дьякона Кусьпа изменился. Он просто перестал существовать.
Стоящий над поверженным стражником Фергмен занес трубу для очередного удара.
— А ведь я его знаю, — ухмыльнулся он. — Сейчас ты у меня…
— Плюнь на него!
— Но…
Над их головами с грохотом пришла в действие цепная передача. Откуда-то издалека донесся скрип бронзы о бронзу.
— Пора убираться отсюда! — крикнул Бедн. — Одни боги знают, что сейчас творится наверху!
А тем временем на панцирь неподвижной Движущейся Черепахи сыпались удары.
— Проклятие! Проклятие! — орал Симони и колотил ее снова и снова. — Пошла! А ну вперед! Ты что, омнианского не понимаешь! Пошла, говорю!
Время от времени неподвижная машина выбрасывала облака дыма, но двигаться даже не думала.
Оглянувшись по сторонам, Великий Бог Ом вздохнул и полез вверх по склону невысокого холма. Делать было нечего. Оставался только один способ попасть в Цитадель.
У него — один шанс на миллион.
А Брута упорно стоял у огромных дверей, не обращая внимания на толпу и перешептывающихся стражников. Квизиция имела право арестовать любого — но задержать архиепископа, притом пользующегося благосклонностью самого Пророка?
«Пожалуйста, дай мне хотя бы какой-нибудь знак», — билась в голове у Бруты одинокая мысль.
Двери задрожали и начали открываться.
Брута сделал шаг вперед. Он был несколько не в себе. Лишь малая частица его разума еще действовала и могла думать. «Неужели великие пророки чувствуют себя так все время?» — подумала эта самая частичка.
Тысячи собравшихся внутри храма людей в замешательстве стали оглядываться. Хор младших иамов оборвал свои унылые песнопения. Брута двинулся вперед по проходу. Казалось, во всем храме он был единственным человеком, действующим осмысленно.
Ворбис стоял в самом центре, под сводом купола. Навстречу Бруте кинулись было стражники, однако Ворбис тут же остановил их мягким, но решительным жестом.
Брута оглянулся по сторонам. Здесь был посох Урна, мантия Бездна и сандалии Сены. Купол поддерживали массивные статуи четырех первых пророков. Прежде он ни разу их не видел, зато слышал об этих святых каждый день начиная с самого раннего детства.
Но какой в них теперь смысл? Никакого. Когда такой человек, как Ворбис, становится пророком, все на свете теряет свой смысл. Ведь сенобиархом должен стать человек, не сумевший отыскать во внутреннем пространстве своей головы ничего, кроме собственных мыслей…
Он вдруг осознал, что жест Ворбиса не только остановил стражников, которые, впрочем, окружили Бруту, будто живая изгородь, но и создал в храме абсолютную тишину. В которой раздался голос Ворбиса:
— А, мой Брута. Мы пытались разыскать тебя, но все было тщетно. Однако ты все ж пришел…
Брута замедлил шаг. Когда он ворвался в храмовые двери, им что-то двигало — но это «нечто» безвозвратно испарилось.
Остался только Ворбис.
Улыбающийся.
«Тебе нечего сказать, — подумала та частичка Бруты, которая еще сохранила способность мыслить. — Да и никто не станет тебя слушать. На твои слова никто не обратит внимания. Ну расскажешь ты людям правду об Эфебе, о брате Мурдаке и пустыне… Но твои слова все равно не станут для них фундаментальной истиной».
Фундаментальная истина. Таков мир, в котором живет Ворбис.
— Что-нибудь не так? — спросил Ворбис. — Ты хочешь что-то сказать?
Черные зрачки на черных белках заслонили все остальное, затягивая, словно две пропасти.
Тут разум Бруты наконец сдался, и заработало его тело. Не замечая рванувшихся к нему стражников, он машинально вскинул руку.
Ворбис лишь улыбнулся ему и услужливо подставил под удар свою щеку.
Однако Брута успел-таки остановить уже движущуюся вперед ладонь.
— Нет, не буду, — хрипло промолвил он.
И тогда, в первый и последний раз, он увидел действительно разъяренного Ворбиса. Много раз он видел дьякона рассерженным, но тот гнев приводился в действие разумом, он включался и выключался по мере необходимости. Сейчас же на поверхность вышло нечто другое, неконтролируемое. Оно промелькнуло по лицу Ворбиса и исчезло, однако Брута успел его заметить.
А потом Бруту обхватили крепкие руки стражников. Ворбис сделал шаг вперед, похлопал юношу по плечу, заглянул ему в глаза и мягко произнес:
— Выпороть его, но смотрите, не забейте до смерти. Пусть огонь доведет дело до конца.
Один из иамов явно хотел что-то сказать, однако, увидев выражение лица Ворбиса, осекся.
— Исполняйте приказ!
Мир тишины. Ни единого звука, только свист ветра в перьях.
Отсюда мир кажется круглым блином, окаймленным полоской моря. Все видно от горизонта до горизонта. Ярко светит солнце.
Но глаза устремлены на землю, они пытаются различить знакомые формы…
…И вот, там, в полях, на границе пустыни…
…На маленьком холме…
…Движется крошечный панцирь, оскорбительно выставленный напоказ…
Орел беззвучно сложил крылья и стрелой ринулся к земле, весь мир закружился вокруг крошечного силуэта, который стал теперь центром внимания птицы.
Ближе, ближе…
…Когти выпущены…
…Схватить…
…И вверх…
Брута открыл глаза.
Спину раздирала мучительная боль, но он уже научился отключать свои чувства.
Сейчас он лежал распластавшись на какой-то поверхности. Руки и ноги его что-то держало, очевидно кандалы. А вверху — голубое небо. Сбоку — величественный фасад храма.
Чуть повернув голову в другую сторону, он увидел безмолвную толпу. И коричневый металл железной черепахи. В нос ударил запах дыма.
Кто-то поправил кандалы на его руке. Брута поднял глаза на инквизитора. Что-то следует сказать… Ах, да.
— Черепаха Движется? — пробормотал он.
— Только не эта, мой друг, — вздохнул инквизитор.
Мир под Омом закружился. Орел стремительно набирал высоту, необходимую для того, чтобы наверняка расколоть черепаший панцирь, а разум Великого Бога оцепенел от экзистенциального ужаса — подобный ужас испытывает всякая черепаха, из-под лапок у которой вдруг взяли и выдернули землю. Ясными оставались только мысли Бруты, паренек стоял на пороге смерти…
«Я лежу на спине, становится все жарче, и я умру…»
Осторожно, осторожно. Сосредоточься, сосредоточься. Он выпустит тебя в любое мгновение…
