Тихое утробное рычание, от которого волосы встали дыбом.
— Пасть закрой, — тихо.
Рычание оборвалось. Так резко, словно оборотень что-то увидел.
— Еще раз повторяю. Ты принес мне МОЮ ведьму и предлагаешь купить МОЮ чешуйку. Я все правильно понял?
— Да, — глухо.
— И это притом, что еще сутки назад русалки приказали ее убить, а ты вызвался добровольцем. — Сухой смешок.
— Откуда…
— И снова ошибка. Ты так и не понял, кто стоит перед тобой.
Удар, грохот, визг.
Вскакиваю и бегу к двери, но тут по ногам проходит волна дрожи, каменный пол словно встает на дыбы, сбивая с ног и отбрасывая меня в угол.
— Не надо! — В голосе оборотня ужас.
Да что там происходит? Я такого ужасающего голоса, леденящего душу и заставляющего стынуть кровь в жилах, никогда у некроманта не слышала. Чего это он взбеленился? Чешуя есть. Зелье будет. Даже оборотня привела. Ну и сама жива, если это ему интересно. Подумаешь, поторговались с ним, эка цаца…
— Тогда отвечай прямо, потому что мое терпение на исходе. — Лед и спокойствие в голосе.
Поднимаюсь и на карачках ползу к двери, морщась от боли. Пол застыл горбиками, став будто в складочку. Ну и хрен с ним, я уже привыкла ничему тут не удивляться.
Дверь немного приоткрыта. Смотрю во все глаза на мага, пока в голове мечется всякий бред. Высокий, худой, спокойный — он молча стоит перед оборотнем. Только вот даже улыбаться не тянет. В глазах такой холод и ужас, словно смотришь в глубины ада. Я не шучу. Я никогда не умела красиво выражаться, еще реже пыталась. Но тут… Я как-то была в психушке — решила попробовать хоть там устроиться на работу, и это оказалось единственное место, откуда сбежала я сама. Был там один парень буйный. А по виду и не скажешь. Брюнет с черными глазами и с обгрызенными в кровь, скрученными за спиной руками. Он сначала мне улыбался, принимал еду, пытался говорить, боялся обидеть… Я даже удивилась, зачем его там держат. Убегать не хотел, говорил: «Тут спокойно». А потом как-то у меня заболела бабушка, и я не пришла. Сильно она тогда захворала, недолго ей оставалась. На следующий день я увидела его сидящим в другой камере, на цепи, словно собака, в смирительной рубашке и точно с такими же глазами, нечеловеческими — с дикой, непреодолимой ненавистью внутри. Он смотрел так на всех. Санитары говорили, что одного из них едва не убил стулом — пытался размозжить голову. Хорошо, на успокоительных лекарствах сидел — скрутили. Не без жертв, правда, кому-то руку сломал, кому-то ухо откусил. Его, понятно, тоже уделали так, что мама не горюй. Сидел, кашлял кровью и смотрел… в один угол. Изредка по его телу проходила дрожь, словно что-то снова ломалось внутри.
— Как ты ушла — таким стал. — Охранник подошел так тихо, что я подпрыгнула от неожиданности. — Зря мы тебя взяли. И впрямь невезучая. Да только не сама, а окружающие.
— Чего это? — Я тогда мелкая была, толком выражаться не умела, и мне вечно влетало за все подряд. Потому сначала зубки скалила, а потом уже слушала.
— А сама погляди.
Дверь отперли, резко распахнули и рывком закинули меня внутрь.
Я ничего такого не ожидала, ввалилась с вытаращенными глазами, едва не влетев ему в живот. Благо стены мягкие, пол и потолок.
— Одному санитару он ухо откусил да все тебя требовал. Вот посидите да поворкуйте с полчасика. Потом выпущу.
И, несмотря на мой вопль, этот жирный гад ушел, даже не обернувшись.
Никогда не забуду глаз того парня. Зрачки то расширялись, то стягивались в точку. Дышал напряженно, с хрипами. Не шевелился. Я знала, что длина цепи позволит ему приблизиться ко мне, куда бы я ни забралась. Но окончательно добило меня то, что случилось потом.
Разбитыми в кровь губами, с выбитыми зубами… улыбнулся и кивнул мне.
— Привет. Куда же ты… кх-кх… пропала? Я вчера ждал.
— Бабушка… заболела, — сползая по стене на пол и стараясь не реветь.
— Заболела… это плохо. Бабушки не должны болеть.
Киваю, не зная, что сказать и сделать, чтоб не тронул.
— А я звал-звал… Они привели какую-то старуху. Противная ужасно. И еду принесла гадкую, — откидываясь назад. По лицу блуждала полубезумная улыбка. — Ты теперь останешься?
— Нет.
Он поднял голову и очень внимательно на меня посмотрел. И не было в этих глазах ни боли, ни отголосков той наркоты, которой его накачали. Там был разум, понимание и покой. Словно он уже все решил, но прежде хочет пообщаться.
— Молодец. Честно отвечаешь. Этим ты мне и нравишься. — Усмешка и плевок на пол. Алый, как и его губы, по которым стекает кровь. — Мне ребра переломали… больно очень, долго не протяну. А лечить не будут.
— Я могу…
— Нет. Ты не можешь, — почти ласково, не поднимая головы.
И так больно было сидеть и смотреть на эту изломанную, измученную фигуру маньяка, который почему-то привязался ко мне.
— Я попрошу их отвезти тебя в больницу! Они не посмеют не отвезти.
— В морг… Мне теперь туда. А можно… Ты расскажешь еще одну сказку?
Всхлипываю. Нервы ни к черту. Всю ночь сидела у постели бабушки, теперь еще это. Мне страшно, плохо, и я на пределе. Какая, на хрен, сказка?
Но он смотрит. Черные глаза смотрят. Внимательно и очень спокойно, и это спокойствие каким-то невероятным образом передается мне.
— Можно. — Урчу, вытягивая ноги и разглядывая драную подошву сапога. Подумав, я их стянула, оставшись в одних носках. Он усмехнулся, как всегда, по-волчьи, и попытался сесть так, чтоб не травмировать поломанные ребра.
— Жила-была девочка… И сшила ей однажды мама алую шапочку…
Сказка была его любимой. Он всегда засыпал под нее. Вот и сейчас уже минут через пять начал клевать носом. Еще бы — в крови его было столько снотворного, плюс он не спал со вчерашнего дня. Я удивляюсь, как он вообще еще держался.
Вытираю рукавом сопли и слезы, продолжаю рассказывать сказку дальше, сама себя представляя бредущей по сказочному лесу, несущей далекой бабушке много-много вкусных пирогов.
Когда зашли охранники — он спал, положив голову мне на ноги. Дыхание его вырывалось с хрипом, булькало и клокотало в груди, он был бледный до синевы и постоянно кашлял, сплевывая алую кровь на пол, не приходя в себя.
Охрана вытащила меня силком, я не хотела уходить. Потом его забрали и увезли на «скорой», больше я его не видела. Даже попрощаться не успела.
Сижу, тяжело дыша, постепенно выныривая из воспоминаний.
И сейчас у мага глаза того самого парня. И он так же спокоен. Руки в карманах штанов, на лице волчья усмешка. И ничего от прежнего — придурковатого — некроманта словно и не осталось. Прямо как тот… он тоже рядом со мной сильно менялся. Неужели некромант…
— Я все сделаю, — прохрипел волк, извиваясь и корчась на полу непонятно от чего. — Вот чешу-я-а-а-а…
Хрип оборвался, перешел в бульканье.
— Маг!
Он дернулся и обернулся. На миг меня обожгло таким холодом и ненавистью, что захотелось заползти в самый дальний угол и зажмуриться.
Потом взгляд его остановился, маг замер, вспоминая, кто я есть, и уже через секунду смотрел совсем по-другому, по-прежнему, с усмешкой и легкой издевкой, что ли.
— А, спящая красавица проснулась, — хрипло усмехнулся маг.
— Да! Ты чего с оборотнем творишь. Отпусти! Он же меня сюда принес!
— А до этого чуть не убил, — пожал плечами.
— Ну и что? Можно подумать, ты по мне рыдать бы стал.
— Может, и стал бы, — таким тоном, что непонятно — то ли шутит, то ли издевается, но он продолжил очень серьезно и без тени сарказма: — А вот только те, кто поднимают лапу на то, что принадлежит мне, долго не живут, поверь.
— Э… мм… я принадлежу тебе? — ошарашенно.
— Да, — самодовольно. — С потрохами. Ты рада? — С интересом наблюдая смену эмоций на моем лице.
— Да щас!!!
— Другого я и не ожидал, и этот… гад!
Рычу и пытаюсь открыть дверь. Вот если я выйду отсюда…
— Давай чешую.
Волк, все еще не веря, что его отпустили, судорожно выгреб из кармана небольшой кулек из листьев и передал его магу. Маг открыл, посмотрел, пересчитал.
— У меня еще одна есть, — брякнула я. Ну да, мы же честные и молчать не любим.
Оборотень ошарашенно на меня уставился, не понимая, а чего он тогда тут погибал.
— А нечего обворовывать! — Показываю язык.
— Давай сюда, — нахмурился маг и подошел к двери.
Фыркаю и роюсь в кармане, нащупывая заветную дырочку. А, вот она.
— На.
Чешуйку внимательно осмотрели и утвердительно кивнули.
— Так. Ладно. Ты, — в меня ткнули пальцем, — сиди тут, а ты, — оборотень шарахнулся, словно его этим пальцем вообще испепелить пытались, — пойдешь со мной.
— Я без нее никуда не пойду.
— Да! — поддерживаю я, прекрасно понимая, с чего волк так решил. Мало ли — только я скроюсь из глаз, и маг снова превратится в маньяка-извращенца. У меня был свой мотив — ежели не выйду сейчас, то вряд ли меня выпустят вообще.
