— А я что говорил! Я видел, как она входила в замок. А ты все: пошли да пошли в лес.
— Так. Ладно, надо умыться и выспаться. А то уже светает.
— Еще нет. Но скоро да, — забираясь под кровать и там устраиваясь.
Кноп подумал, плюнул на помывку и перелетел на подушку, уютно на ней устраиваясь и тут же пачкая ее грязью. Он все еще не очень хорошо летал.
— Спокойной ночи, — прогудели из-под кровати, довольно ворочаясь.
— Ага. И тебе того же, — устало закрывая глаза.
— …слушай, Кноп, а Кноп…
— Что? — сонно.
— А это правда, что ты чуть не разорвал вашу связь сам?
Белые зубки скрипнули. Сёма понятливо замолк.
— Не говори чепухи. Этого никогда не произойдет. Мы с ней связаны навечно.
— А-а… тогда ладно.
Под кроватью снова завозились.
— Слушай, чего ты там все крутишься? Спать же мешаешь.
— Прости. Тут просто… колется что-то.
— Забудь.
— Я пытаюсь.
— Вот и забудь!
Горшок помолчал и неохотно протянул:
— Ла-адно.
После чего комната окончательно погрузилась в тишину и покой.
Первинник
10:51
Утро… Открываю глаза и смотрю на солнечный лучик, скользящий по стене. Наконец-то никуда не надо бежать, хватать, кричать, спасать и спасаться, можно просто лежать в чистой кровати, на чистых простынях, в одних трусах и футболке, и… радоваться, что вчера сумела переодеться хотя бы в это.
Уткнулась носом в уютно свернутое одеяло. Рядом похрапывает эльф, устроившийся в центре подушки. Я сплю, понятно, с краешка, ибо он всю ночь пихался и кололся, чтобы я подвинулась. Под кроватью посапывает горшок. С улицы, сквозь закрытые ставни, пробиваются звуки стройки. Гномы с шести утра на ногах, такой уж народ — все с утра да с утра. Рано ложатся, но и рано встают. У них это уже в геноме сидит. В некоторых шахтах так темно, что только солнце и способно ненадолго осветить стены, разломы и прочую жуть, которая совершенно случайно может попасться под ноги. А факел… может погаснуть, зрение не сработать… И еще куча неожиданностей ждет тех, кто пренебрег пользой солнечного света.
— Сиггун. — В дверь стучат, предположительно носком сапога. И я прекрасно знаю, кто это.
Расстроенно смотрю на стену, понимая, что вставать придется. А так не хочется! Почесываю ногу копытом и упрямо закрываю глаза. Не хочу. Спать буду, и все тут.
— Ты спишь?
— Да!
— Гм. Тогда я войду. Раз все равно не спишь.
Дверь открыли, разломив нехилую такую щеколдочку. Очень расстроенно на нее смотрю. А я ее полчаса прибивала. Пока молоток найдешь, пока то, пока сё.
На пороге стоял маг. В заляпанном краской плаще и с любопытством в медовых глазах. Рыжая шевелюра встрепана, кожа уже не синяя с желтизной, а немного смуглая, как и велено от рождения, а сам он больше не был похож на умирающего лебедя.
— Привет. — Некромант вошел, прикрыл дверь и долго и упорно вытирал ноги о коврик у двери.
Удивленно за ним наблюдаю. Чего это он? Раньше Ланс такими мелочами не озадачивался. А тут внезапно культурным стал, у меня плохое предчувствие.
— Так, вроде все. — Заметив мой напряженный взгляд, он объяснил: — Да понимаешь, зелье одно пролил, осталось на подошвах, страшно ядовитое, прожигает кожу насквозь и сжигает человека за считаные часы. Вот… не хочу разнести заразу — долго искал, где бы ноги вытереть.
— Ага. И нашел МОЙ коврик!
— Так, ща сапоги стяну. Угу. Коврик, кстати, советую выкинуть.
Изучаю скукоживающийся прямо на глазах дымящийся кусок ткани, который еще вчера вечером был любовно брошен мною у двери. Кажется, я стащила его из кухни.
— Ну. Ты как? Нормально? — На постель нагло сели. Пытаюсь спихнуть его ногами, но он тяжелый.
— Нет! Я болею.
Окапываюсь в одеяле. Пискнувший эльф улетел, получив хвостом по ноге.
— Чем? — заинтересованно.
— Всем! — вдохновенно. — Грипп, ангина, скарлатина, булимия, болезнь Франкенштейна и судороги Мнемяуса котамиуса.
— Я судорог не вижу, — хмуро.
— Они периодически возникают. Если, к примеру, проголодаюсь или встану рано утром.
— Десять часов уже.
— Мне плевать. Это рано.
— Хм… Ну ладно, тогда лежи, тем более что я все равно шел тебе кое-что сказать. А так даже надежнее — не сбежишь.
Киваю, натягивая одеяло до подбородка и жмурясь от ощущения тепла и уюта.
— Помнишь, я говорил насчет академии магии?
— Да, ты еще Сёму хочешь туда отдать, чтобы чары сняли.
— Ну да. Ну так вот, совсем забыл сказать, что перед этим придется поучиться в местной школе магии и волшебства.
— …А?
— В академию, даже с моими рекомендациями, — куда уж круче, рекомендации ожившего трупа — это вообще нереально и сногсшибательно, — тебя не возьмут. Так как туда надо сдавать вступительный экзамен, а ты вообще не умеешь колдовать.
— Умею. Пульсар умею… иногда.
— Решила расстрелять комиссию? Уверяю, она и не такое видела — отобьется.
— Да нет, просто… гм. А в школе учатся дети, да?
— Да.
— Маленькие?
— Да.
— И как ты себе представляешь: я, такая большая, среди сопливых детей.
— Пойдешь лаборанткой. Я уже договорился с директором.
У меня возникло мощное ощущение дежавю. Где-то я это уже слышала.
— Лаборанткой?!
— Да не ори ты. Сядь. Чего с кровати-то встала? Болеет она. Как же!
Мрачно заползаю обратно в кровать. Одеяло больше не греет.
— Лаборанткой, но только на время, на годик. Ежели проявишь хоть какие-то способности — возьмут как ученицу.
— Класс! Мне охренеть как повезло.
— Между прочим, да, только за счет своих связей я смог выбить тебе это место. В школу магии просто так никого не берут. Туда записываются еще до того, как ребенок вообще зачат. Пары подбираются столь тщательно, что даже если будущая мать будет замужем — родит она только от того, на кого ей укажет директор.
А я думала, у нас в школе был перебор в управлении. Представляю, как лысеющий Сан Саныч тычет пальчиком в русичку и гневно орет: «А я сказал, переспишь с физруком! Ибо одаренные дети получатся!» И физрук рядом — мрачный, торжественный, так сказать, готов помочь на благо родины.
— И что, все соглашаются?
— Да кто как… Но в основном, конечно, да. Иметь в семье ребенка-мага — это очень и очень престижно. Семья автоматически перестает нуждаться в лечении, ибо оно становится бесплатным. Снимаются все налоги, ну и прочее, и прочее. Надбавки там какие-то… Кстати, у нас с тобой вышел бы страшно одаренный сын, — задумчиво.
Как засветила пяткой в челюсть — не помню. На автомате, наверное.
Ругался он долго. О-о-чень долго.
11:19
— Ну так чего? Насчет школы.
Сижу на кухне рядом с магом, прикладывающим лед к носу и покачивающимся из стороны в сторону от боли. Мне его причитания давно надоели, и я его заткнула всего одной фразой: «Ноют только девчонки». Почему-то проняло. Замолк. Но все еще страшно обижен. А не хрен такое молотить!
— Ланс. Да ладно тебе — сам виноват.
— Я некромант. Меня боятся даже короли и вампиры… меня слушаются мертвые и почитают живые. А ты пяткой, — тоскливо. — И чего я тебя терплю?.. Превратил бы в козу, хоть молока бы давала.
На мою грудь сурово посмотрели. Нервно запахиваюсь в куртку, пытаясь не реагировать бурно. А то он совсем взбеленится.
— Ладно, пойдешь в школу. Чем-то ты мне нравишься. Наверное, копытами.
— Кстати насчет копыт. А ты когда мне… ну облик вернешь?
— А зачем тебе? И так все отлично, — с таким удивлением, что удержать себя в руках оказалось крайне тяжело.
— Да понимаешь… — Я пару раз чуть не умерла ради него, жертвовала, можно сказать, жизнью и все такое, а он дурака валяет?! — Не мог бы ты, если, конечно, жить хочешь, — тихо и зловеще, — вернуть мне ступни и убрать эти копыта?
Маг нервно заерзал и уставился в окно.
— Могу. Ладно. Все равно зелье силы и мне нужно. Завтра едем в город на сбор этих идиотов.
— А? — теряя мысль и все еще радуясь слову «ладно».
— Ты совсем глухая? Завтра. Будет съезд лучших магов страны. В столице. Во дворце. Повтори.
— Завтра будет пьянка старичков. И чего?
Ланс захихикал, одобрительно кивнул. Довольно улыбаюсь в ответ — я теперь лапа. Пока он зелье не сварит, так точно.
— Там я с директором окончательно и договорюсь насчет тебя. Ну и силы понадобятся, чтобы они меня не поубивали скопом. У нас, у магов, судьба тяжелая. Чуть нашелся кто слабый неподалеку — срочно надо добить, пока не убили тебя. Так, глядишь, один и останешься, тогда можно не переживать.
— Ага. Помнится, в науке все то же самое — все всех топят, пробиваясь за счет странных статей о работе синхрофазотронного реактора. Кто это и что это — никто не знает, никто не видел, но оно работает, и все бурно становятся кандидатами и докторами.
