Едва совладав с предательской дрожью в руках, я обернулся к трупам Клеопатры и Худосокова. Глаза мои не задержались на мертвых, их притянула двустволка шестнадцатого калибра, прислоненная к стене. Я подошел, с божьей помощью переступая через растяжки, взял двустволку в руки, осторожно переломил и увидел, что оба ствола заряжены. Вынув один из патронов, узрел на гильзе букву "Ж"; удовлетворившись этим, кивнул сам себе.
Когда я взводил курки, в погребе кто-то заговорил. Прислушавшись, понял, что говорит Бельмондо, коп-Бельмондо, и говорит сам с собой.
"Сошел с ума", – догадался я и, взяв ружье на изготовку, пошел к нему, опасливо ступая по своим следам в загустевшей луже крови. Бельмондо стоял лицом к "трешке", доверху заваленной кровоточащими трупами, и быстро-быстро говорил ей:
– Что здорово? А мы так и думали, что ты не станешь себя убивать! Ты же герой, а настоящие герои самоубийства не приемлют. И кое-что предусмотрели. Прощай милый!
Сказав последние слова, коп-Бельмондо резко обернулся ко мне. И тут же упал навзничь, опрокинутый двумя моими жаканами, ударившими в самую середину груди...
Отбросив в сторону ненужную уже двустволку, я подошел к нему. Он лежал на трупах двух "софий", уже посеревших лицом. Их волосы обрамляли голову Бориса золотым нимбом. Я присел и всмотрелся в глаза товарища. Да, товарища – никаких сомнений в том, что я убил любимого друга, в моей душе не было.
Я ничего не чувствовал – внутри меня образовалась холодная мрачная пустота, и вместо глаз у меня были дупла, и сквозь эти дупла моя пустота выливалась наружу, выливалась и растворяла все, что не было черным.
В глазах Бориса – мертвых, застывших – светилась благодарность. ОН молчал, и мне стало ясно, что я молился не Богу, а "трешке". Молился ей, и выполнял ее волю. И, окруженный трупами, среди которых были трупы любимых мною людей, я впервые за несколько дней задумался. Вернее, не задумался, а дал выплеснуться мыслям, загнанным в подсознание. И сошел с ума. Сошел с ума, потому что, когда ОН, наконец, прорезался и приказал мне идти наверх и немедленно приступить к работе в качестве начальника охраны Центра, я не подчинился, а занялся минированием "трешки".
Я понимал, что, уничтожив "трешку", я, может быть, обреку на гибель своих детей, родителей, близких. И шесть миллиардов людей и мириады мыслящих во Вселенной существ.
Я понимал это, но продолжал обкладывать ее взрывчаткой, потому что решил: если все так получилось, то пусть все рассудит Бог, а не машина.
Выбравшись из Погреба, я дернул за веревочку, прикрепленную к чеке гранаты. Когда из лаза пыхнуло пылью и взрывными газами, посмотрел на часы.
И увидел, что до полудня 18 августа остается около часа.
И что на запястье алеет каверна размером с горошину.
Она росла.
Я усмехнулся и решил приготовиться к смерти. Вымылся в душе, переоделся в чистое белье (оно нашлось в предбаннике), прошел в кают-компанию, сел на свое обычное место. Посидев, оглядывая мертвое без друзей помещение, залег на стол, покрытый круто накрахмаленной скатертью, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать.
Не получилось.
"...я-то заслужил конца света... – против воли потекли мысли прерывисто бегущей строкой. – А мои дети? Или, если я заслужил, то и они заслужили?
И поэтому должны умереть?
Должны умереть, потому что большую часть жизнь я не верил и потому ничего не пытался сделать...
Не верил в конец света, хотя видел, что человечество стремится к гибели.
Нет, верил, но думал, что он случится не при моей жизни.
Конец света... Как звучит... И в переносном смысле, и буквально. Конец света, начало тьмы. Вселенная умерла, да здравствует Вселенная! Новая, непорочная..."
Потянуло в сон. Я уже почти спал, когда кто-то нарочито шумно отодвинул стул от стола и сел напротив. Открыв глаза, я увидел перед собой приятного на вид мужчину в простом сером костюме.
– Это я, – коротко представился он.
При желании над его головой можно было увидеть слабое свечение.
– Оттуда? – указал я подбородком на потолок.
– Примерно, – ответил он, улыбнувшись ясно.
– Я вас, кажется, где-то видел.
– Это вряд ли. Просто я появился в облике, вызывающем расположение. Вот вам и кажется.
– За что такая честь?
– В последнее время вы часто обращались ко мне.
– Я обращался? К Вам?
– Ну да.
– Как выяснилось, я обращался к машине... К дьявольской машине.
– Вы обращались ко мне. Это машина обращалась к вам от моего имени.
– Многие обращаются к нам от Вашего имени...
– Да, это так. Я могу для вас что-нибудь сделать?
Я задумался. Увидел улыбающуюся Ольгу, детей, Бориса с Николаем. Счастливых...
В глазах затуманилось, тело стало ватным... Оно почти уже растворилось во Вселенной, когда в голову копьем вошла мысль: Переход! Начался переход!!
Мотнув головой, я разогнал по углам наваждение.
На часах было без десяти секунд двенадцать.
Стул напротив был пуст.
Впился глазами в секундную стрелку. Когда она достигла апогея, увидел, что каверны на моем запястье нет.
Переход не состоялся.
Или был мягким.
В четверть первого появились официанты.
Они накрыли стол.
В половине первого пришла Ольга. В черном обтягивающем платье с глубоким вырезом.
Чмокнув меня в щечку, она села рядом.
Еще через пять минут появилась Вероника.
Борис вошел следом с сыном на руках.
В такой же последовательности вошла чета Баламутовых.
Последними пришли черноволосый и голубоглазый человек в пончо и Клеопатра.
– Я вроде тебя убил... – сказал я Борису, когда он устроился напротив.
– Да ладно, – махнул он рукой. – Не бери в голову.
– Это был глюк, – сказал сидевший справа Баламут, – Кстати, не хочешь Ольге позвонить?
И передал мне мобильный телефон. Я автоматически нажал московские кнопки. И услышал:
– Алло, милый!
Эти слова произнесла Ольга, сидевшая радом со мной. Лишь потом я услышал их в трубке.
Я посмотрел на вырез.
– Хочешь заглянуть? – спросила Ольга, улыбаясь.
Я покивал. Она оттянула платье, и я увидел шрамы. Один из них оставил в Приморье Худосоков, другой – Аль-Фатех на Клязьме.
– Ты, главное, не напрягайся, – посоветовала мне София, когда я поднял глаза. – Жизнь продолжается, и все хорошо...
– Все хорошо... – повторил я, посмотрев на нее не видящими глазами.
На кухне кто-то включил радио, и я расслышал кусочек новостей: Владимир Путин принял Джорджа Буша на своем ранчо в Кемп-Дэвиде.
Друг (тадж.).
Кукарра Десятый так официально и назывался. В начале девяностых годов население его страны превысило двадцать три миллиона, но Кукарра не захотел изменить свой титул. Он изменил численность своих подданных~
Подвиг Панкратова в годы Отечественной войны повторили более чем 200 человек.
Земные муравьи-солдаты и рабочие также рождаются "девочками", но затем за ненадобностью теряют свои половые органы.
Монтировка – прибор, используемый мариинскими астронавтами для передислокации нейтронных вкладышей.
Эти икринки в диаметре достигают двадцати пяти сантиметров. Употребляют их в подвяленном виде – протыкают отверстие в верхней части и едят десертной ложкой. По вкусу этот деликатес напоминает омуля с устоявшимся душком.
Знаменитый Тунгусский метеорит не причинил Земле никакого вреда, если не считать нескольких сотен поваленных деревьев.
Ксеноты раза в два объемистее землян.
