— Мэтр, а вы уверены, что утилизатор не схватит нас за брюки? — просипел он срывающимся от страха голосом.
— Хм… — Птенчиков припомнил оставшуюся нагишом секретаршу. Не хотелось бы разъезжать по городу без штанов! Он оглядел насторожившийся утилизатор и в сердцах плюнул на блестящую панель: — До чего я не люблю всю эту технику!
Утилизатор утробно заурчал, пытаясь распознать степень общественной ненужности попавшего на его поверхность раствора.
— Бежим, пока он задумался! — крикнул Птенчиков перетрусившему полицейскому, и они эффектными скачками покинули пределы ИИИ.
Массивная фигура старшего следователя возвышалась над столом, заставленным разнообразным подслушивающе-подглядывающим оборудованием, будто Эверест, по недоразумению оказавшийся среди капустных грядок. Реабилитационный центр выделил небольшую комнату под нужды полиции, в которую и поступали сигналы с нескольких видеокамер, скрыто установленных в палате таинственного обгоревшего человека, чтобы получать исчерпывающую информацию о том, что там происходит. Впрочем, пока что там не происходило ровным счетом ничего интересного. Человек мирно дремал, совмещая это приятное занятие с полезным: погрузившись по самую шею в регенерирующий раствор, он постепенно обрастал новой кожей. Лицо его было закрыто питательной маской с прорезями для рта, носа и глаз. Рядом с пациентом, заняв позицию, классифицируемую полицейскими методическими пособиями как «утка на гнездовье», притаился лейтенант Забойный. Отчаянно борясь с подступающей дремотой, он периодически принимался сопеть клювом… в смысле, клевать носом, но тут же вспоминал о служебном долге и начинал призывно покрякивать, проверяя потенциальную готовность незнакомца к возобновлению вербального контакта.
Старший следователь не считал нужным лишать себя здорового сна и раскатисто храпел, приведя кожаное кресло-трансформер в горизонтальное положение. Тактичные покашливания Птенчикова, прибывшего в Реабилитационный центр взглянуть на пострадавшего, не возымели должного эффекта. Иван постучал. Пару раз крикнул «извините», выдерживая нарастающее крещендо, потопал ногами и включил мобильный видеофон в режиме будильника. Старший следователь не реагировал. Немного подумав, Иван набрал в грудь воздуха и со всей моченьки гаркнул: «Рота, подъем!» Судя по ассоциациям далекой юности, затерявшейся в конце XX века, полицейский должен был резво вскочить и вытянуться по стойке «смирно», но, вопреки ожиданиям, он лишь устроился поудобнее и сладко причмокнул толстыми губами. Тогда Иван решился на крайние меры — он быстро осмотрел ящики стола и извлек на свет то, что и предполагал найти.
Янтарная жидкость, искрясь в прозрачном бокале, плескалась под самым носом старшего следователя, источая дерзкий аромат коньячного спирта двадцатилетней выдержки. Почуяв любимый запах, следователь зашевелил ноздрями и, медленно приподнявшись в кресле, открыл осоловевшие глаза.
— Вы так стонали во сне! Я решил, что вам плохо, — невинно сообщил Птенчиков, ловко выливая содержимое рюмки обратно в бутылку. — К сожалению, в этой каморке не оказалось нашатырного спирта, пришлось воспользоваться подручными средствами.
— Я… я и не думал спать, — смущенно засопел старший следователь. — Я как раз размышлял об этом запутанном деле.
— И что же вы надумали? — вежливо поинтересовался Иван.
— Вы разбу… прервали мои логические построения на самом интересном месте, — пробубнил он и зыркнул на бутылку с коньяком. — Как удачно, что вы ее нашли. Я, знаете ли, принес ее… э-э, чтобы руки протирать.
— Это новый метод стимуляции мыслительного процесса?
— Ну, в общем, безусловно, — серьезно покивал полицейский. — К тому же никогда не знаешь, какую заразу можно подцепить в этом Реабилитационном центре.
Следователь неодобрительно покосился на монитор. Иван проследил за его взглядом и понял, что прибыл как раз вовремя — потерпевший беспокойно завозился в своем гидрофутляре и открыл глаза. Лейтенант Забойный мгновенно оживился, радостно замахал руками-крыльями, приветливо крякнул и изрек на старотурецком:
— Наконец-то ты проснулся, дружище, а то я уже начал скучать. Как, говоришь, тебя зовут? Что-то я подзабыл…
Разумеется, в столь нехитрую ловушку «шпион» не попался. Он тяжело вздохнул и произнес:
— Увы, стал я подобен старухе, выжившей из ума — не отличаю и четверга от субботы.
— Э, ты мне голову не морочь, я-то точно знаю, что сегодня понедельник, — напрягся Забойный. — Или ты хочешь сказать, что когда-то наряжался старухой? С какой целью? Новогодний маскарад, служебная конспирация, ведение наружного наблюдения, побег из-под стражи?
Пострадавший недоуменно заморгал.
— Эх… — Лейтенант доверительно придвинулся к нему. — Не так давно мне тоже довелось побыть женщиной. И я, в отличие от некоторых, даже помню, как меня звали. У меня было удивительное имя — Муза…
Глаза пострадавшего в прорези маски подернулись мечтательной дымкой.
— Ты заставляешь звенеть струны моего сердца!..
Забойный вздрогнул и с подозрением уставился на собеседника:
— Ты это на что намекаешь? Ты это дело брось. Была Муза — стал Музон, и нечего тут попусту струнами звенеть! — Вдруг на лице лейтенанта отразилась новая мысль: — Или ты не можешь вспомнить не только своего имени, но исобственной половой принадлежности? Пострадавший испуганно замер.
— Ну, приятель! — расхохотался Забойный. — Тут я могу тебя утешить. Знай же: ты определенно мужик.
— Хвала Аллаху! — возликовал обгоревший, благодарно таращась из-под питательной маски, однако тут же сник и тяжко понурился: — О, светоч мудрости, да будет тебе и горстка риса горой рахат-лукума… Знай: ты избавил меня от ветки, но не избавил от корня!
Лейтенант Забойный разинул рот, тщетно пытаясь переварить этакий дието-древесный коктейль. Старший следователь у экрана видеонаблюдения возмущённо фыркнул:
— По-моему, теперь этот придурок вообразил себя деревом. Так и есть — дубина стоеросовая.
— Нет-нет, что вы, — заволновался Иван. — Просто этот человек выражается иносказательно. «Избавил от ветки» — значит, решил лишь небольшую часть проблемы. Думаю, у него действительно амнезия.
Лейтенант Забойный меж тем мобилизовал всю свою проницательность — и вдруг просиял:
— Ага! Я все понял! Ты дровосек. Ну, вспоминай: лес, топор, много деревьев, лоси бродят, зайцы скачут…
Позабыв о роли подсадной утки, он присел на корточки и стал прыгать по палате, выставив ладони на манер заячьих ушей. Обгоревший с видимым удовольствием наблюдал за этим действом и даже пытался подрыгивать ногой в такт его прыжкам:
— Горной козочкой скачет мое сердце навстречу веселью!
— Что? — осекся лейтенант, замерев в полуприсяде. — Так ты горец?
— Лучше гор могут быть только горы, — с видом знатока изрек незнакомец.
— Так, с этого места поконкретнее. Какие именно горы — Анды, Кордильеры, Гималаи, Уральский хребет?
— Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, — вежливо поддержал беседу больной.
— Ну, вот и молодец, — потирая руки от нетерпения, подскочил к его регенеративному «саркофагу» Забойный. — Итак, мы выяснили, что ты — Магомет.
Обгоревший протяжно вздохнул:
— О, пахлава моей селезенки! Газель твоей мысли увязла в болоте невежества.
— В болоте? — округлил глаза полицейский. — Ты издеваешься или как? Что у нас все-таки на повестке дня: леса, горы или болота? Нет, теперь мне совершенно ясно, что ты шпион. Кто еще станет так измываться над следствием? Ну-ка, отвечай не раздумывая: шерше ля фам? Но пасаран? Айн-цвай полицай?
— Твой язык изливает мудрость, но сердце скачет по ристалищу глупости, — сделал окончательный вывод обгоревший и, устало прикрыв глаза, отвернулся к стене.
Лейтенант обиженно нахохлился, пытаясь осмыслить последнюю фразу субъекта и сделать надлежащие выводы. Иван, со страдальческим выражением лица наблюдавший эту сцену, нервно заметался по заставленной аппаратурой каморке. Старший следователь вопросительно уставился на Птенчикова:
— Я ошибся, или этот огарок грубо оскорбил нашего лучшего сотрудника?
Но Иван не успел поделиться своим мнением на сей счет: будто вспомнив о чем-то необычайно важном, подследственный резво плеснулся в своем футляре. Схватившись за голову руками, обильно увешанными присосавшимися питательными капельницами, он принялся раскачиваться из стороны в сторону, расплескивая регенеративный раствор и горестно причитая:
— Я должен ее спасти! О, я должен ее спасти!
Забойный опасливо попятился, а Иван с криком: «Ему нужна наша помощь!» — ринулся в сторону палаты.
— Только не бейте пациента слишком сильно, он нам ещё пригодится! — понеслось ему вдогонку напутствие старшего следователя, с жадным любопытством припавшего к монитору.
