— И кокс, — добавил Лайас.
— Крысиные головы или крысиные ноги?
— Нет. Четыре хрустящих крысы.
— И кокс.
— Крыс подать с кетчупом?
— Нет.
— Ты уверен?
— Никакого кетчупа.
— И кокс.
— Два крутых яйца, — сказал Имп.
Окружающие одарили его странными взглядами.
— А что такое? Я просто ллюбллю яйца вкрутую, — добавил он.
— И кокс.
— И два яйца вкрутую.
— И кокс.
— Семьдесят пять долларов, — сказал Глод, когда они уселись. — Сколько будет семьдесят пять долларов умножить на три?
— Много долларов, — сказал Лайас.
— Больше двух сотен долларов, — уточнил Имп.
— Думаю, мне не приходилось видеть две сотни долларов за раз, — сказал Глод. — Во всяком случае, наяву.
— Мы добудем деньги? — спросил Лайас.
— Мы не можем добывать деньги, играя музыку, — сказал Имп. — Это Закон Гилльдии. Еслли они поймают тебя, они отберут твой инструмент и засунут… — он запнулся. — В общем, еслли ты фллейтист, то это будет то еще удоволльствие, — припомнил он.
— Не думаю, что тромбонисту придется легче, — заметил Глод, посыпая крысу перцем.
— Я не могу вернуться домой, — сказал Имп. — Я сказалл им… В общем, я не могу. Да даже если бы я мог, мне бы пришллось вытесывать моноллиты, как мои братья. Все, что их интересует, это их каменные круги.
— А если я сейчас вернусь домой, — сообщил Лайас, — я буду дубасить друидов.
Оба украдкой чуть отодвинулись друг от друга.
— Тогда нам надо играть там, где Гильдия нас не найдет, — сказал Глод весело. — Надо найти какую-нибудь заточку…
— Заточка у меня есть, — заявил Лайас с гордостью. — Из напильника.
— Я имею в виду ночной клуб, — пояснил Глод.
— Ночью им некуда деться.
— Я уверен, — сказал Глод, оставляя эту тему, — что в городе полно заведений, которым не нравится платить по ценам Гильдии. Мы могли бы дать несколько разовых концертов и без труда заработать.
— Что, втроем? — спросил Имп.
— Конечно.
— Но мы играем гномью музыку, челловеческую музыку и троллью музыку. Вряд лли они совместимы. Я имею в виду, что гномы сллушают гномью музыку, ллюди сллушают челловеческую музыку и тролли сллушают троллью музыку. Что поллучится, еслли мы смешаем их? Нечто чудовищное.
— А что такое? Мы неплохо уживаемся, сказал Лайас, привстав чтобы добыть со стойки соль.
— Мы же музыканты, — сказал Глод. — А это совсем другое дело.
— А, да. Верно, — согласился Лайас.
Он сел.
Раздался треск.
Лайас встал.
— Ох, — произнес он.
Имп медленно и с величайшей осторожность взял с лавки то, что осталось от его арфы.
— Ох, — повторил Лайас.
Струны скрутились с печальным звуком.
Смотреть на это было все равно как на смерть котенка.
— Я выигралл ее на Эйстеддфоде, — произнес Имп.
— Ты сможешь склеить ее назад? — спросил Глод наконец.
Имп покачал головой:
— В Лламедосе не осталлось никого, кто знает, как это деллать.
— Да, но на Улице Искусных Ремесленников…
— Я действительно извиняюсь. Я имею в виду — действительно извиняюсь. Не могу понять, как она тут оказалась.
— Это не твоя вина.
Имп безуспешно пытался сложить обломки вместе. Музыкальный инструмент нельзя починить. Он помнил, как об этом говорили старые барды. У них есть душа. У всех инструментов есть душа. Когда их ломают, душа ускользает, улетает, как птица. Все, что можно собрать из обломков — это ничтожное соединение дерева и проволоки. Может быть, оно сможет звучать и даже ввести в заблуждение случайного слушателя, но… С тем же успехом можно сбросить кого-нибудь с обрыва а потом сшить обратно, ожидая, что этот кто-то оживет.
— Ну, тогда, может быть, мы сможем раздобыть тебе новый? — спросил Глод. — На Задах… на Задах есть одна замечательная музыкальная лавка… — он запнулся. Конечно. Разумеется. На Задах есть музыкальная лавка. И всегда там была. — На Задах, — повторил он, просто чтобы быть уверенным. — Обязана быть там. На Задах. Да. Уже многие годы.
— Такую не раздобудем, — сказал Имп. — Прежде чем просто коснуться дерева мастер проводит две неделли в пещере под водопадом, завернувшись в волловью шкуру.
— Зачем?
— Я не знаю. Это традиция. Он очищает свой разум от всего отвлекающего.
— Должно быть, зачем-то еще, — сказал Глод. — Но мы купим тебе что-нибудь. Ты не можешь быть музыкантом без инструмента.
— Но у меня и денег-то нет, напомнил Имп.
Глод хлопнул его по спине.
— Это неважно, — заявил он. — У тебя есть друзья! Мы поможем тебе, если сможем конечно.
— Но мы потратилли все деньги на эту еду, — сказал Имп. — У нас болльше нет ни пенса.
— Это негативный взгляд на вещи, — заметил Глод
— Ну, да. Но у нас же ничего нет, сам посуди.
— Я разбираюсь кое в чем, — заявил Глод. — Я гном, так? А мы понимаем в деньгах. Знание денег — это, в сущности, мое среднее имя.
— Какое длинное.
Уже почти стемнело, когда они добрались до магазина, который располагался по правую руку, напротив стен Незримого Университета. Он выглядел как музыкальный торговый центр, усиленный ломбардом, так как у каждого музыканта бывают в жизни периоды, когда ему приходится закладывать свой инструмент, если он хочет есть и спать под крышей.
— Ты что-нибудь здесь покупал? — спросил Лайас.
— Нет… Насколько я помню, — ответил Глод.
— Он закрыт, — сказал Имп.
Глод забарабанил в дверь. Через некоторое время дверь со скрипом приоткрылась ровно настолько, чтобы обнаружить ломтик лица, принадлежащего старухе.
— Мы хотели бы приобрести инструмент, ма'ам, сказал Имп.
Глаз и ломтик губ осмотрели его с ног до головы.
— Ты человек?
— Да, ма'ам.
— Тогда входи.
Лавка освещалась несколькими свечами. Старуха ретировалась в безопасное место, за стойку, откуда принялась высматривать признаки того, что он собирается убить ее в ее собственной постели.
Трио осторожно проследовало через лавку. Создавалось впечатление, что здесь скопились не выкупленные заклады за несколько столетий. Музыканты частенько бывают на мели; это одна из характеристик музыкантов. Здесь были военные горны, здесь были лютни, здесь были барабаны.
— Ну и хлам, — пробормотал Имп себе под нос.
Глод сдул пыль с крумгорна, поднес его к губам и извлек звук — как будто привидение переело бобов.
— Я думаю, в нем сдохла мышь, — заявил он, вглядываясь в глубину.
— С ним было все в порядке до того, как ты принялся дуть в него, — отрезала старуха.
На другом конце лавки с грохотом обрушились цимбалы.
— Извиняюсь, — сказал Лайас.
Глод поднял крышку инструмента, совершенно незнакомого Импу, обнаружив ряд клавиш. Гном пробежался по ним своими толстыми короткими пальцами, произведя последовательность печальных, тонких звуков.
— Что это такое? — прошептал Имп.
— Клавесин, — ответил Глод.
— Годится на что-нибудь?
— Не думаю.
Имп выпрямился. У него возникло чувство, что за ним наблюдают. За ним наблюдала старуха, но был еще кто-то кроме нее…
— Это бесполлезно. Тут ничего нет, — громко произнес он.
— Эй, что это такое? — спросил гном.
— Я сказалл — здесь ничего…
— Я что-то слышал.
— Что?
— Вот, вот опять…
Позади них раздался грохот и серия глухих ударов — Лайас освобождал двойной бас из под груды старых пюпитров, пытаясь при это избежать острых углов.
— Был такой странный звук, пока ты говорил, — сказал Глод. — Ну-ка скажи что-нибудь.
Имп заколебался, как это всегда происходит с людьми, всю жизнь чешущими языками, когда их просят «что-нибудь сказать».
— Имп? — сказал он.
УУММ, Уумм, уумм…
— Это идет от…
УААА, Уааа, уааа…
Глод отвалил в сторону груду старых нот. Под ней обнаружилось музыкальное кладбище, включающее в себя освежеванный барабан, набор ланкрских волынок без труб и маракас, которым, возможно, пользовался танцор Дзен-фламенко. И что-то еще.
Гном вытащил это наружу. Оно смутно напоминало гитару, обработанную тупым каменным зубилом.
Несмотря на то что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Глод узнавал гитару с первого взгляда. Они напоминали формой женщин — если вы считаете, что женщины лишены ног и у них очень длинная шея и множество ушей.
— Имп? — сказал он.
— Да?
Уауауауауммм… Звук казался острым, как пила, и окаймленным бахромой. На инструмент были натянуты двенадцать струн, а корпус был цельнодеревянным, безо всяких пустот, так что, казалось, нужен был только для того, чтоб было на что их натянуть.
— Оно отзывается на твой голос, — сказал гном.
— Как это?
Аамм эоу…
Глод прижал струны рукой, а другой подал знак подойти поближе.
— Это, верно, из-за соседства Университета, — прошептал он. — Он источает магию, это широко известный факт. Или какой-то волшебник заложил ее. Дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?
