Наша сила не в уме, мы не ездим на метле,
Мы идем пешком по жизни, или лучше на коне.
Не споткнется пусть нога, да не дрогнет пусть рука,
Пусть нас сила не оставит, с нами будет на века.
Мысли, может, нечисты, да стремления просты,
Но пускай нам все ж удача, а не голова в кусты.
Нам шагать еще вперед, биться рыбою об лед,
Девки нас пускай полюбят, пусть нам каждая…
Много еще разных слов было в ведьмином заговоре, но не каждое можно изложить письменно, ибо ворожба есть тайна, а какая же это будет тайна, если ее в книжке прописать?
Закончив ворожбу и спалив пучков восемь чудо-травки, Гретель забралась обратно на печь.
Утром Палваныч и хозяйка позавтракали остатками давешнего жаркого, бабка собрала для прапорщика узелок скромной снеди, наковыряв свежеотросших на крыше пряников-черепиц, и указала в лес.
– Вот туда бросился молодой твой, будто драконьим молоком ошпаренный, – махнула она в сторону, противоположную той, куда накануне с диким воплем ретировался Коля Лавочкин.
– Спасибо за все, хозяйка, – пробубнил Палваныч. – Прости, если что не так. Прощай.
– До свиданьица, – ответила ведьма, глядя, как потопал прочь деревянной походкой перетрудившийся вчера гость, удаляясь от места предполагаемой дислокации самовольщика.
Вскоре прапорщик скрылся из виду.
– Сердце женское, оно изменчиво, словно молва людская, – тихо изрекла ведьма, не очень добро усмехаясь, и закрыла за собой дверь пряничного домика.
Через несколько мгновений дверь снова распахнулась, и разъяренная бабка выскочила на поляну.
– Вот гад! – кричала она. – Никому верить нельзя! Топор упер, ворюга!
Глава 3
Герой Жмоттенхаузена, или Ну, раз вы еще здесь, то…
Коля медленно просыпался. Немного болела голова. Глаза не хотели раскрываться. Да парень и не торопился, нежась в сладкой полудреме. Ему было тепло и мягко, просто благодать.
Где-то рядом раздался молодой женский голос, он был негромким, а слова – абсолютно непонятны.
Этот факт и выдернул Колю из состояния дремотного блаженства. Голова заболела сильнее, просто ужасно заболела. Зато чужая речь обрела смысл.
– …Подивись, Малеен! Потом рыцарь сделал вид, что страшится великана, остроумной хитростью увлек его к краю пропасти и скинул в реку! Мы все слышали страшный крик поверженного исполина, и – бултых!..
– Воистину, так оно и было, Эльза, воистину так, – ответил сухой старушечий голос. – Бог послал нам великого воина, но зачем тараторить об этом в сотый раз, тем более я тоже там толклась?..
– Он такой молоденький и… красивый, – прошептала Эльза, отирая Колин лоб влажной тряпицей.
Парень разлепил ссохшиеся губы, намереваясь попросить воды.
– Гмык бр-р, вас?.. – вышло жалко.
– Что? Что вы сказали? – участливо и тревожно воскликнула невидимая пока Эльза.
Солдат собрался с силами и выдавил:
– Пожалуйста… Дайте мне пить, девушка… Эль… за…
Слова были правильные, но очень уж не его… Странное чувство.
Тут-то умницу Лавочкина впервые посетила догадка насчет того, что же ему не давало покоя в речи ведьмы, медведя, всех этих людей – и его собственной. Все они, да и он сам говорили не по-русски.
Открытие ошеломило парня. Коля сделал несколько судорожных глотков.
– Спасибо…
Теперь предстояло продрать глаза. Веки казались чудовищно тяжелыми. После нескольких геройских попыток глаза все же распахнулись.
О! Лучше бы они не открывались! Дневной свет нещадно резанул по ним, умножая головную боль. Солдат сомкнул веки и застонал.
– Окно, занавесь окно! – велела Эльзе старушка.
Стало темнее. Коля осторожно приоткрыл глаза. Терпимо.
Окружающее не сразу обрело резкость, словно парень смотрел на мир сквозь запотевшее стекло, медленно стирая с него влажную пелену.
Эльза оказалась красавицей. Она напоминала киноартистку, игравшую в давнем фильме незабываемую гостью из будущего – Алису Селезневу. Курносый, чуть вздернутый носик, огромные глаза, круглое личико с розовыми щечками… и с ямочками! Смотрела она серьезно и заботливо. Солдату показалось, что в ее взгляде сквозила тайная грусть.
Зеленое скромное платьице.
На вид – лет семнадцать.
Старушка, очевидно, приходилась Эльзе бабкой. Она была в строгом черном платье с розовым кружевом. На голове – чепец.
Кроме бабушки с внучкой Коля разглядел серый от копоти потолок, небольшое зашторенное окно, бревенчатую стену и древний обшарпанный комод.
– Долго я спал?
– Вечер, ночь и целый день, – ответила старушка. – Эльза, принеси господину еды.
– А знамя где? – спохватился Лавочкин.
– Тут знамя, тут, не волнуйтесь. И странная железная рогатулина, и дудка.
Коля догадался, что странная железная рогатулина – это автомат Калашникова. Стало спокойнее.
Эльза принесла чашку простокваши и тарелку крендельков. Солдат смог без помощи женщин сесть на постели и поесть.
Еда подействовала благотворно. Головная боль притупилась, Коля почувствовал прилив сил и некий намек на бодрость духа.
Захотелось встать, прогуляться. Но тут возникла заминка: если не считать бинтовой повязки на голове, Лавочкин оказался совершенно голым. Парень мгновенно покраснел, представляя, кто его раздевал.
Деликатная старушка сказала девушке, что надо выйти, и Коля оделся. Форма была постирана. Наверняка руками грустной Эльзы.
Выбравшись из дома, пошатываясь от головокружения, солдат попал под ласковый свет вечернего солнца. Старушка тронула парня за рукав:
– Пойдемте к старосте. Очень просил, очень…
Коля позволил отвести себя в избушку, на вид чуть крепче и богаче остальных.
Староста встретил его на пороге. Крепенький седоватый мужичок в клетчатой рубахе, холщовых штанах и в маленьком берете. Он напоминал Лавочкину классического бюргера: такого, как их изображают в фильмах о мирной германской жизни.
Скуластое лицо мужичка было преисполнено достоинства и почтения. Белые бакенбарды придавали оттенок благородства.
– От всего нашего селения, от всего Жмоттенхаузена спасибо вам, высокочтимый господин! Ваш вчерашний подвиг навсегда останется в наших благодарных сердцах. Смею ли я пригласить могучего витязя в свое скромное жилище?
– Конечно, – ответил, замешкавшись, высокочтимый господин Лавочкин.
Он изо всех сил боролся с робостью, стараясь придать голосу достоинство. Получалось фальшиво, с каким-то мальчишеским вызовом. Но, скорее всего, здесь эта интонация была в порядке вещей, потому что староста ничуть не поморщился, сохраняя на лице добродушную улыбку.
Между тем к домику сходились селяне.
Коля помахал им и вошел внутрь.
Жилище старосты было побогаче того, в котором очнулся солдат, но отнюдь не роскошным. Обстановка носила след уверенной зажиточности с легкими признаками скопидомства. В углу стояла прялка, за ней трудилась хозяйка дома. Увидев гостя, она бросила работу, засуетилась у стола.
– Прошу вас откушать эля, – церемонно предложил Коле староста.
К напитку были соленые крендельки и вяленое мясо. Накрыв на стол, жена старосты тихо удалилась во двор.
Трапезу сопровождала неторопливая беседа.
– Позвольте узнать ваше славное имя, юный господин, – почтительно обратился к гостю хозяин.
– Коля я, Николай в смысле, – представился солдат. – Рядовой N-ского полка ракетных войск вооруженных сил Российской Федерации.
– Счастлив знакомству с вами, уважаемый рыцарь Николас, чей блистательный титул непросвещенный ваш слуга ни поймет, ни выговорит! – произнес староста. – А меня, если соизволительно будет представиться, зовут Якобом.
– Дядь Яша, значит, – сократил дипломатическую дистанцию Лавочкин.
– О, вы оказываете мне великую честь, снисходя до задушевного обращения, – затрепетал староста. – Воистину храбрый герой славен еще и скромностью.
Коле подумалось: «Эх, если бы наши командиры так с нами обращались…»
– Дядь Яш, пожалуйста, будь другом, выражайся проще, – солдат доверительно улыбнулся, касаясь повязки на больной голове.
Староста помолчал, готовясь к какому-то непростому разговору.
– Ах, подвиг ваш нейдет из моей души, – начал он, отхлебнув из кружки и долив из кувшина сначала Коле, затем себе. – Признаться, все мои соседи с вдохновенной радостью приветствуют ваше деяние… Благодаря людям, подобным вашей светлости, в мире становится более спокойно. Знаете, эти великаны – настоящие чудовища. Тупые, грубые душегубы. Гигант, над которым вы вчера одержали верх, растоптал целую деревню!.. И король совсем нам не подсобляет… Только знай собирает налоги. Если бы не вы, мы бы погибли. Спасибо вам, и не останавливайте меня! Спасибо, спасибо, спасибо!..
Коля любил, когда его хвалят, но совсем не переносил лести. Чем больше возносил его староста, тем стыднее ему становилось. Воспользовавшись паузой, парень попробовал сменить тему:
