— Допустим. И что с того?
— Я хочу, чтобы Троя победила. Более того, я не просто хочу этого, я намереваюсь этому поспособствовать. У нас ведь в прошлом находится первоклассный специалист, которому мы платим хорошее жалованье и который фактически ничего не делает. Я говорю о полковнике Трэвисе.
Можно подумать, у нас там несколько специалистов. Или их действительно несколько? Нет, не может быть. Я бы знал.
— Подумайте, что он может сделать, чтобы поспособствовать победе троянцев? Убить Диомеда? Одиссея? Аякса?
— Вряд ли он будет в восторге, получив такое задание, — сказал я.
— Меня не интересует, будет он в восторге или нет Меня интересует лишь результат.
— Э… Не говоря об этической стороне данного вопроса, не считаете ли вы опасным вмешательство в наше прошлое? Эффект бабочки и все такое.
— Бросьте, мистер Громов. Не надо мне этих фантастических рассказов. Это было слишком давно и слишком далеко от нас. Даже если какие-то изменения возможны, на нас они вряд ли отразятся.
Расскажи это папе римскому, подумал я. Впрочем, я сам подарил боссу эту отмазку.
— Могу я задать вам один вопрос?
— Конечно. Вы хотите знать, зачем мне победа троянцев?
— По правде говоря, нет. Я хотел спросить: что вы думаете о богах? Об этих парнях с Олимпа? Ведь теперь мы точно знаем, что они существуют.
Вопрос застал босса врасплох. Он не стал сразу отвечать, а снова занялся своей сигарой.
— Это сложный вопрос, мистер Громов. Я всю жизнь был атеистом и не верю в сверхъестественную сущность этих, как вы выразились, парней с Олимпа. Но они, вне всякого сомнения, существуют. А что касается истинной природы их нечеловеческих способностей, я думаю, это вы мне объясните.
У меня, конечно, было свое объяснение, но я полагал, что оно не понравится боссу, а потому озвучивать его не стал.
— Увы, — сказал я. — С точки зрения современной науки этого я объяснить не могу. А все-таки зачем вам победа троянцев?
— Разве это непонятно? Троянцы ведут более справедливую, освободительную войну, противостоят ордам захватчиков. Не ищите тут какую-то корысть или умысел с моей стороны. Это просто душевный порыв.
Неужели он провел опрос населения и решил сделать шоу интерактивным? В душевные порывы человека, которому душу заменяет толстый бумажник, я не поверю никогда. Равно как и в его бескорыстие.
— Понимаю, что вы не можете ничего мне посоветовать, не подумав, — сказал мистер Картрайт, и я понял, что аудиенция подошла к концу. — Но не позднее завтрашнего вечера я хочу услышать от вас, что должен сделать полковник Трэвис, чтобы троянцы отстояли свой город и победили в этой войне.
Когда я выходил из кабинета начальства, в приемной сидел тип из бара, тот самый, что вел странные разговоры и назвался Гремлином. Вот и его удостоил личным вниманием босс.
Полковник Трэвис
— Так что мы будем теперь делать, Тидид?
После поединка Диомед впервые остался со мной и Одиссеем наедине. Несколько часов он принимал всевозможные делегации вождей, пророков и просто героев, клявшихся ему в своей верности. Друга он оставил напоследок. А я просочился вместе с Лаэртидом, и Диомед против моего присутствия не возражал.
— Тартар его знает, — пробурчал Диомед. — С одной стороны, Атридов больше нет, как и формального повода для войны. Гектор оказал нам услугу, избавив нас от Менелая, и преподнес нам дар, поистине достойный самих богов, прикончив этого выродка Ахиллеса. С другой стороны, Агамемнон был не дурак, и я нахожу, что в чем-то он был частично прав. Эллада должна быть единой, иначе она не устоит перед нашествием варваров — дорийцев.
— Тем более что верховодит дорийцами Гераклид, отпрыск великого героя и бога.
— Неважно, кто ими верховодит. Важно только то, что их много и они хотят завоевать наши земли. Хотя тебя Лаэртид, это и не должно волновать. Флота у них пока нет, а даже если бы и был, найти твой остров в море — задача не из легких.
— Зато у хеттов есть флот.
— У хеттов есть, — согласился Диомед. — Вот я и думаю, что нам теперь делать.
— А ты не мог подумать об этом до того, как вызвал на бой Агамемнона?
— Воевать под его командованием мне надоело, — сказал Диомед. — К тому же он обозвал меня трусом.
— Иными словами, ты вызвал его на поединок под влиянием гнева, и ничего более. И четкого плана у тебя нет.
— Кто из нас тут преисполненный?
— Троя — данник Хеттийского царства. Они не будут вмешиваться в войну, пока. Если троянцы победят, все останется, как есть. Но если мы возьмем Трою, то через неделю, самое большее через две, нас вышвырнут с этих земель. У хеттов войско вдвое больше, чем у нас, и оно не измотано сражениями.
— Неделя? Пограбить мы вполне успеем. И сжечь Трою тоже.
— Но какой в этом смысл? — спросил Одиссей. — Война только ради трофеев? Убивать за серебро, золото и наложниц?
— А что ты молчишь, Алекс, сын Виктора? Что ты нам посоветуешь в данной ситуации?
— Ничего, — сказал я. — Нет у меня морального права вам что-то советовать. Это ваш мир, герои. Я тут чужой.
— Тем не менее ты сражался. И с Гектором, и с Аполлоном.
— Сражался. Но я все равно не понимаю, чего я хочу. Скажу откровенно, Тидид. Я не хочу видеть вашу гибель под Троей. Но я не хочу видеть и Трою, подожженную вашими факелами. И Гектор мне симпатичнее многих ваших вождей.
— Приамид — хороший человек, — согласился Диомед. — Но мы сейчас по разные стороны. Боги желают, чтобы мы бились с ним.
— А чего желаешь ты сам?
— Если б я знал, — вздохнул Диомед. — В последнее время я чувствовал себя чужим в Аргосе. Я слишком многим там мешаю, включая и мою собственную супругу. Вот уж кто поистине богоравен! Я чувствовал, что против меня назревает заговор, мне уже казалось, что я слышу шаги наемных убийц в тайных проходах дворца. И война Агамемнона была для меня единственным шансом покинуть Аргос не изгнанником или беженцем, а командиром армии. Тогда я думал, что мы быстренько возьмем Трою, а потом преданные мне воины войдут в Аргос и я снова сяду на трон. Прочно и надолго. Теперь я уже в этом не уверен. Я могу взять Аргос, казнить жену, ее любовника и прочих заговорщиков из числа знати. Народ поддержит меня, ибо он всегда поддерживает того, за кем стоит сила. Но хочу ли я этого? Что мне в том Аргосе? Титул ванакта? Жизнь, полная подозрений? Власть в Элладе — это сплошные заговоры и предательства. Отец Агамемнона, великий Атрей, был убит собственным братом. Мой отец пал под Семивратными Фивами. Мы все тут — дети героев и потомки богов. Неужели война — единственное, что нам остается в жизни? Война и смерть? Слава или позор? Память потомков или забвение? Это ведь не главное в жизни.
Он ведь не дурак, Диомед. Пьяница и рубака, но не дурак. Он сам загнал себя в тупик, приняв на себя ответственность за целую армию, которая могла сокрушить Трою и положить к ногам Тидида всю Элладу, и теперь мечется в поисках выхода из этого тупика. Сложить командование и передать его Оресту, мальчишке, ничего не смыслящему в военном деле? Продолжать войну, следуя замыслу Зевса и старшего Атрида? Сокрушить Трою, хеттов, дойти до Египта, омыть сапоги в Индийском океане, предварив путь Александра Македонского? Нести славу Зевса в чужие земли?
Отступить, прослыв малодушным в глазах потомков?
Что можно посоветовать человеку в такой ситуации?
Только одно.
— Тебе принимать решение, Тидид.
Увы, я забыл, где мы находимся. Мы были не в современной Америке, а в Древней Греции, и тут существовали личности, полагающие принятие решений своей монополией.
Откинув полог палатки, к нашей компании присоединился Зевс.
Дэн
Наша служба безопасности действовала оперативно. Не прошло и часа с того момента, как мистер Картрайт призвал нас усилить бдительность, как все коридоры были наводнены боевиками Хенриксона, щеголяющими в полном боевом снаряжении. Вход в главную лабораторию проекта прикрывали шесть человек, а бригада техников меняла обычную дверь на сейфовую.
Зашибись.
«Хранители времени» опоздали. Если они на самом деле захотят уничтожить туннель, им придется штурмовать здание при помощи танковой бригады и батальона десантников.
После работы я взял такси, но отпустил его у первого же телефона-автомата. Звонить Максу с работы я не решился. Все наши телефоны давно уже могли стоять на прослушивании, а контакты сотрудников корпорации с бывшими сотрудниками ее же отнюдь не приветствуются.
Макс сразу взял трубку, и мы договорились о встрече в баре на окраине города.
